Медведева-Арбузова, Евгения Владимировна

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Медведева и Арбузов

Евгения Медведева
Полное имя	Евгения Владимировна Медведева-Арбузова
Гражданство	Россия Россия
Дата рождения	4 июля 1976(1976-07-04) (47 лет)
Место рождения	Кондопога, Карельская АССР, РСФСР, СССР
Карьера
Тренер	Алексей Медведев
В сборной	1997
Статус	закончила карьеру
Конец карьеры	2011
Медали
Лыжные гонки (женщины) Олимпийские игры Золото Турин 2006 Эстафета 4x5км Бронза Турин 2006 15 км дуатлон Чемпионаты мира Серебро Оберстдорф 2005 эстафета 4x5 км Серебро Либерец 2009 30 км
Результаты
Кубок мира
Дебют в Кубке мира 05.01.1997 Побед в Кубке мира 1

Евге́ния Влади́мировна Медве́дева-Арбу́зова (род. 4 июля 1976, Кондопога, Карелия) — российская лыжница, чемпионка XX зимних Олимпийских игр в женской эстафете 4х5 км (выиграла последний этап), бронзовый призёр XX зимних Олимпийских игр в дуатлоне, завоевала первую медаль российской сборной на Олимпиаде.

Биография

Выпускница Кондопожской детской спортивной школы № 1. С 1993 года в Санкт-Петербургском училище Олимпийского резерва, начала заниматься лыжами (тренер Николай Бондарев). Чемпионка мира среди юниоров в эстафете (1996). С 2000 года периодически включалась в состав сборной России.

Экипировка

• Лыжи — Fischer
• Крепления — Salomon

Семья

Замужем за мастером спорта России по лыжным гонкам Алексеем Медведевым, который является в последние годы для Евгении тренером, менеджером и сервисменом.

Алексей и Евгения воспитывают дочь Дарью.

Проживают в Петрозаводске (Республика Карелия).

Награды и звания

• Орден Почёта (2007)
• Заслуженный мастер спорта.
• Заслуженный работник физической культуры Республики Карелия.

Ссылки

• [www.fis-ski.com/uk/604/613.html?sector=CC&listid=&competitorid=1593&type=result Профиль FIS]
• [skisport.ru/line/7903/ Прямая линия читателей журнала «Лыжный спорт» с Евгенией Медведевой]
• [petrcbs.karelia.ru/PDF/Olimp.pdf Судьбы карельских олимпийцев]

Отрывок, характеризующий Медведева-Арбузова, Евгения Владимировна

– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.