Медведев, Михаил Ефимович (певец)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Медведев
Основная информация
Имя при рождении

Меер Хаимович Бернштейн

Полное имя

Михаил Ефимович Медведев

Дата рождения

20 июля 1852(1852-07-20)

Место рождения

Белая Церковь, Российская империя

Дата смерти

8 августа 1925(1925-08-08) (73 года)

Место смерти

Саратов, СССР

Страна

Российская империя Российская империя

Профессии

оперный певец и педагог

Певческий голос

тенор

Михаи́л Ефи́мович Медве́дев (настоящее имя — Ме́ер Ха́имович Бернште́йн; 20 июля 1852 — 8 августа 1925, в некоторых источ. 1.8.1925[1], Саратов) — российский певец (тенор) и музыкальный педагог[2].





Биография

Родился в семье раввина.

Обладая красивым голосом (альтом), в детстве пел в хоре. В 1876 поступил в Киевское музыкальное училище, где учился пению сначала в классе А. Ваккер, затем у И. Кравцова. В 1878 Н. Рубинштейн, услышав его голос, предложил бедному музыканту отправиться вместе с ним в Москву, где он сразу был зачислен на 3-й курс Московской консерватории в класс Дж. Гальвани. Одновременно обучался сценическому мастерству в классе выдающегося артиста Малого театра И. В. Самарина. Еще в студенческие годы подготовил под руководством П. Чайковского партию Ленского и исполнил её на премьере оперы в ученическом спектакле в 1879 году, став первым исполнителем партии Ленского в «Евгении Онегине».

В 1882 г. дебютировал в партии Собинина в Киевской опере (антреприза И. Сетова), после чего выступал в различных провинциальных антрепризах в Харькове (1883), Одессе (1884), Казани, Тифлисе (1887—88), Симбирске, Н. Новгороде, Таганроге, Самаре, Орле, Воронеже (1886), Саратове (1887, 1897), Екатеринбурге (1887), Киеве (1888, антреприза Н.Н Савина (Славича), ставшего супругом выдающейся русской актрисы М. Г. Савиной), Ростове-на-Дону.

В 1885, дебютировав в партиях Ленского и Рауля, поступил солистом в императорский московский Большой театр, где проработал сезон до 1886; в 1891—92 тоже один сезон пел на сцене императорского петербургского Мариинского театра, дебютировав в партии Отелло («Отелло» Дж. Верди). Однако, оставив казенные театры, вернулся в провинциальные театры, пел в Казани, Киеве (1893/94), где некоторое время возглавлял оперные труппы, Одессе, Херсоне, Донецке, в Поволжье (в том числе в Саратове), в Крыму, на Северном Кавказе, в Кишиневе. В 1898—1900 с большим успехом концертировал по городам США (Нью-Йорк, Филадельфия, Бостон, Чикаго) и Канады (Монреаль, Квебек); в 1901 организовал оперную труппу для гастролей по Америке. Гастролируя по Северной Америке, пропагандировал произведения русских композиторов М. Глинки, Ц. Кюи, Н. Римского-Корсакова, А. Аренского; Чайковского, а также исполнял концертные произведения Ф. Шуберта, Ж. Массне. Местные газеты писали: «Исполнением романсов Чайковского Медведев открыл Америке русского Шуберта»; «Прекрасное исполнение романсов Чайковского не часто приходится слышать. Поэтому редким наслаждением было слушать их в исполнении Медведева».[1].

В 1905 пел в петербургской «Новой опере» под управлением А. А. Церетели[1].

Архив певца хранится в Государственном Доме-музее П. И. Чайковского в Клину.

Творчество

Михаил Ефимович Медведев является первым исполнителем многих оперных партий: Ленского («Евгений Онегин»), Вакулы («Рождественская ночь»), Роллы («Ролла»), Саввушки («Каширская старина»); в Тифлисе — Карла II («Дон Сезар де Базан»), Кирибеевича («Купец Калашников»); Канио («Паяцы»), Самсона («Самсон и Далила»); Германа («Пиковая дама», по настоянию П. Чайковского, в Большом театре). Многие критики считали, что партия Германа — его лучшая работа. При подготовке партии постоянно консультировался с композитором. На подаренном певцу клавире Чайковский написал: «Лучшему Герману»[1]. В начале 1910-х гг. исполнил баритоновую партию Риголетто. Другие партии: Синодал, Кирибеевич; Фауст («Фауст»), Герцог («Риголетто»), Хозе («Кармен»), Васко да Гама, Элеазар; Собинин, Финн, Князь («Русалка» А. Даргомыжского), Дон Жуан («Каменный гость»), Нерон («Нерон»), Руальд, Йонтек, Флорестан, Самсон, Тангейзера, Рауль, Иоанн Лейденский, Роберт («Роберт-Дьявол»), Отелло («Отелло» Дж. Верди, в этой партии критики сравнивали его с Э. Тамберликом, а в искусстве драм. игры с трагиками А. Олдриджем, Т. Сальвини и Э. Росси[1]). В роли Отелло он выступил и на драматичсекой сцене (1909, Одесса).

Партнеры по сцене: М. Дейша-Сионицкая, А. Крутикова, Б. Корсов, И. Тартаков, П. Хохлов. Пел п/у И. Альтани, Г. Лишина, И. Прибика, Н. Рубинштейна, В. Сука.

Записывался на грампластинки в Петербурге («Колумбия», 1903) и Киеве («Стелла», 1910).

Педагогическая деятельность

Очень много и плодотворно занимался педагогической работой.

В 1898 преподавал в Киевской музыкальной школе Блюменфельда, в 1901—05 — в Музыкально-драматическом училище Московского филармонического общества (с 1903 профессор), в московской «Студии около Арбатских ворот»; в Киевской филармонии (с 1905); в 1905 — в Киевской консерватории; позднее открыл «Киевские оперные высшие музыкальные и драматичсекие курсы», где, помимо вокала, преподавались теория музыки, дикция и сценическое мастерство. В 1907 в Ростове-на-Дону вел вокальный класс в театральной школе Пресмана. Осенью 1907 года был приглашен С. Брыкиным в Киевскую оперу в качестве учителя сцены. С 1912 по 1925 гг. преподавал в Саратовской консерватории. Уже при Советской власти, когда все театры и школы были национализированы, добился совместно с А. Пасхаловой открытия в Саратове классов Камерного пения. Вместе с Н. Сперанским организовал в Саратове постоянный оперный театр (1918—20) и был его руководителем.

Среди учеников Медведева — Александр Мозжухин, Фатьма Мухтарова, Григорий Пирогов, Лидия Русланова, В. Г. Воинов, В. Дамаев, А. Дроздов, С. Левик, М. Ростовская-Ковалевская, М. Скибицкая, Б. Хохлов.

Напишите отзыв о статье "Медведев, Михаил Ефимович (певец)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/80558/Медведев Большая биографическая энциклопедия]
  2. Музыкальная энциклопедия. Гл. ред. Ю. В. Келдыш. Том 3. Корто — Октоль. 1104 стб. ил. М.: Советская энциклопедия, 1976 год

Интересные факты

Литература

  • Ярон С. Г. Воспоминания о театре. (1867—1887). — Киев. 1898. С. 328—330, 393: Михаил Ефимович Медведев: Очерк 20-летней артистической деятельности. 1881—1901. — Киев. 1901;
  • Шкафер В. П. Сорок лет на сцене русской оперы: Воспоминания: 1890—1930. — Л., 1936. С. 112;
  • Щепкина-Куперник Т. Л. Театр в моей жизни. — М.; Л., 1948. С. 47—48;
  • Левик С. Ю. Записки оперного певца. — 2-е изд. — М., 1962. С. 91 — 108;
  • Боголюбов H. H. Шестьдесят лет в оперном театре: Воспоминания режиссёра. — М., 1967. С. 32;
  • Воспоминания о П. И. Чайковском: Сб. статей / Сост. Е. Е. Бортникова, К. Ю. Давыдова, Г. А. Прибегина. — М., 1973. С. 221, 222;
  • Гозенпуд А. А. Русский оперный 1890—1904. — Л., 1974. С. 63, 67, 68, 70, 111;
  • Кузьмін M. I. Забуті сторінки музичного життя Києва. — Київ, 1972. С. 201—202;
  • Соболева А. Выдающийся мастер русской оперы // Коммунист (Саратов). 1940. 1 авг.;
  • Ханецкий В. Знаменитый русский тенор // Там же. 1983. 22 июля.

Ссылки

  • [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/80558/%D0%9C%D0%B5%D0%B4%D0%B2%D0%B5%D0%B4%D0%B5%D0%B2, Большая биографическая энциклопедия]
  • [evpatoriya-history.info/art/theatr/theatr01.php О М.Е. Медведеве на сайте по истории Евпатории](недоступная ссылка — историякопия)

Отрывок, характеризующий Медведев, Михаил Ефимович (певец)

Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.