Медведниковская гимназия

Школа № 59 им. Н. В. Гоголя
Основана	1901
Директор	Соловьева Марина Анатольевна
Тип	школа
Адрес	121002, Россия, Москва, , Староконюшенный переулок, 18—20
Сайт	[school59.ru school59.ru]

Медве́дниковская гимна́зия (официальное название «9-я классическая гимназия имени Ивана и Александры Медведниковых») — среднее учебное заведение для мальчиков Российской империи, расположенное в Москве. В настоящее время — структурное подразделение № 4 им. Н. В. Гоголя ГБОУ гимназии № 1529 им. А. С. Грибоедова (ранее — школа № 59 им. Н. В. Гоголя).

История

Название гимназии связано с иркутским купцом И. Л. Медведниковым, который активно занимался благотворительностью в Иркутске и в Москве, куда он переехал в 1850-е годы после непродолжительного пребывания в Петербурге. После его смерти в 1889 году вдова Александра Ксенофонтовна Медведникова продолжила благотворительность и, после выделения в завещании немалых сумм на конкретные цели (в том числе миллиона рублей на больницу для неизлечимо больных) завещала остальной капитал (несколько миллионов рублей) на благотворительные цели «по усмотрению» душеприказчика, коллежского советника Николая Алексеевича Цветкова.

Цветков решил, что «лучшим способом увековечить её память будет дать русскому обществу такую школу, где бы серьёзность учения соответствовала возрасту, развитию и силам учащихся». Он обратился с заявлением о намерении принести крупный дар И. и А. Медведниковых (450 тыс. руб.) Министерству народного просвещения на учреждение в Москве средней общеобразовательной школы (гимназии) нового типа. По высочайшему повелению Николая II, гимназия имени Ивана и Александры Медведниковых была учреждена 8 июня 1901 года. Открылась гимназия 2 октября 1901 года. Тогда же, в сентябре 1901 года, было заложено здание гимназии по адресу Староконюшенный переулок, дом 18 (по другим источникам, закладка произошла 12 мая 1902 года). Новое здание строилось по проекту художника-архитектора И. С. Кузнецова и было закончено в январе 1904 года. До этого занятия происходили в помещении на Поварской улице, 40.

Проект И. С. Кузнецова включал обширные залы и коридоры, высокие потолки, эффективную вентиляцию с пылеосадочными камерами, способную трижды обновить воздух в классах в течение каждого часа, большой гимнастический зал (построенный на деньги промышленника Н. А. Второва, земляка Медведниковых).

Строительство обошлось в 300 тысяч рублей. Оборудование гимназии также проводилось по последнему слову техники: шинели гимназистов просушивались и подогревались в раздевалке; для гимназии была заказана специально сконструированная школьная мебель, оборудованы мастерские. Общие затраты составили 1 миллион рублей.

Гимназия поначалу существовала при поддержке московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича.

Н. А. Цветков и первый директор гимназии В. П. Недачин создали новый тип гимназического образования в России, рассчитывая, что по образцу Медведниковской гимназии будет перестроена вся школьная система. Количество часов на изучение древних языков было сокращено, зато обязательным стало изучение новых: французского, немецкого, английского, расширилось преподавание мироведения, естественной истории, физической географии, анатомии и гигиены. В штат гимназии вошли преподаватель гимнастики, педиатр и дантист. Всем ученикам предлагались горячие завтраки. Родители учеников участвовали в работе педагогического совета.

Предварительной подготовке учеников к поступлению в гимназию способствовала устроенная при ней особая подготовительная школа с трехлетним курсом, в которую принимались дети в возрасте 7-8 лет. Ребят учили чтению, письму, иностранным языкам, Закону Божьему. Расписание было построено таким образом, чтобы уроки чередовались со специальным часом для подвижных игр. После подготовительного класса ученики поступали в первый гимназический класс. При этом обязательно сдавали вступительные экзамены, потому что поступали и дети, бывшие на домашнем обучении. В гимназических классах вместо специального часа подвижных игр в середине дня полагались уроки гимнастики или пения. Заканчивалась учёба в три часа дня, но многие ученики приходили и вечером: на факультативы или просто поиграть на школьном дворе, который зимой становился катком, а летом — площадкой для спортивных игр. В самом здании были предусмотрены специальные залы для отдыха в ненастную погоду.

Плата за обучение составляла 300 рублей в год, но некоторые ученики были от неё освобождены. Одним из главных условий, поставленных Н. А. Цветковым, было бесплатное обучение беднейших детей в память покойных благотворителей Медведниковых. По Высочайше утверждённому Положению об учреждении гимназии было установлено 30 стипендий имени Медведниковых. С течением времени при гимназии были учреждены ещё четыре именные стипендии. При этом гимназия, как и все другие казённые учебные заведения, освобождала от платы за учение всех детей преподавателей средних учебных заведений, а также 10 % «достойных из беднейших учеников». Общее число всех освобождённых от платы за учение доходило до 120 человек, что составляло около 30 % от общего числа учащихся. Кроме того, гимназия назначала из своих специальных средств пособия ученикам до тысячи рублей в год и освобождала от платы за завтраки 40 человек.

Л. В. Собинов, у которого здесь учились сыновья, устраивал благотворительные концерты в пользу учащихся.

Учебные программы этой мужской гимназии вошли в основу открывшейся в 1906 году гимназии для девочек Н. П. Хвостовой в Кривоарбатском переулке (дом № 15).

Около 1912 года директором гимназии стал Сергей Николаевич Эверлинг вместо снятого «за либеральность» В. П. Недачина.

Медведниковская гимназия после революции

Гимназия Медведниковых перестала существовать весной 1918 года; её бывший директор В. П. Недачин вскоре эмигрировал и создал в 1920-х годах русскую гимназию в Париже (Недачин собрал в ней лучших своих педагогов, привлёк бывшую профессуру Московского университета и возродил в новых сложных условиях славные традиции Медведниковской гимназии. Не удивительно, что именно эта гимназия просуществовала дольше всех учебных заведений эмиграции).

Было введено совместное обучение: часть учеников перевели в бывшую женскую гимназию Ломоносовой, а часть учениц оттуда перевели в Медведниковскую гиманзию.

Далее история школы испытывала крутые повороты:

• В 1920 году она стала 21-й трудовой школой Хамовнического района, специализированной в «гуманитарном цикле»
• С 1921 года стала 106 объединённой школой Хамовнического района
• С 1923 года стала 9-й опытной школой МОНО
• В том же 1923 году после слияния с другими бывшими гимназиями школа стала 20-й опытной школой имени Томаса Эдисона
• В 1925—1930 годах школа была фабрично-заводской семилеткой с химическим и административно-советским уклоном
• В 1933 году школа наконец получила сегодняшний номер (59-я)
• В 1943 году вводится раздельное обучение, школа вновь становится мужской
• 9 февраля 1952 года школе было присвоено имя Н. В. Гоголя
• С 1954/1955 учебного года восстанавливается совместное обучение.

Директора школы:

• С 1943 по 1954 — Давид Натанович Розенбаум
• С 1954 по 1962 — Алексей Иванович Шемякин
• С 1962 по 1963 — Валентин Григорьевич Панфилов
• С 1963 по 1971 — Алексей Алексеевич Агарев
• С 1971 по 1982 — Ирина Георгиевна Шишкина
• С 1982 по 2004 — Валентина Васильевна Ершова
• С 2004 по 2015 — Виктория Михайловна Филькина

Известные ученики

Гимназию (до революции) закончили — Ю. А. Завадский, Г. П. Гольц, С. И. Фудель, Е. В. Милановский, А. А. Сидоров, Иммануил Великовский, К. И. Шапиро.

Среди учеников школы (после революции) — академики С. С. Аверинцев, В. И. Арнольд, А. М. Ильин, В. П. Маслов, Ю. А. Рыжов (два последних учились в одном классе), В. П. Мясников, лауреат Ленинской премии Ю. Л. Якимов, Президент Института Русского языка им. А.С. Пушкина В. Г. Костомаров, политик и писатель В. К. Буковский, биофизик А. М. Жаботинский, основатель компании «Вымпел-Коммуникации» («Билайн») Д. Б. Зимин, фотожурналист Борис Кауфман, философ и культуролог Г. С. Померанц, протоиерей Александр Салтыков, заслуженный тренер СССР Леонид Лейтман, гроссмейстер Юрий Авербах, актёр В. С. Шалевич. В школе учились также археолог Н. Я. Мерперт, актёр Р. Я. Плятт, писатель-фантаст Кир Булычёв, ректор ПСТГУ протоиерей Владимир Воробьёв, писатель М. П. Шишкин и др.

Известные педагоги

• Кулагин, Николай Михайлович — мироведение (1903)
• Любавский, Матвей Кузьмич — история (1914)
• Моравский, Сергей Павлович — история (1903—1907)
• Надеждин, Христофор Алексеевич — Закон Божий (1901—1915)
• Синицын, Дмитрий Федорович — естественная история
• Фохт, Борис Александрович — философская пропедевтика.

Интересные факты

• В 1907 году в здании гимназии помещался только что основанный Московский археологический институт.
• В годы Великой Отечественной войны в школе размещались курсы медсестер, при этом занятия в школе продолжались в течение всех лет войны, кроме зимы 1941-42 годов, когда в школе находился штаб формирования 21-й дивизии народного ополчения Киевского района.
• Медведниковская гимназия фигурирует в романе М. П. Шишкина «Взятие Измаила»:

Покойный родился в семье директора школы, где в цветочном горшке на подоконнике огрызок яблока, а из туалета лезет запах мочи.

Чу! Что за нездешние звуки летят по пустынным вечерним коридорам? Чьи шаги нарушают дерзко покой цитат и портретов? За кем бежит вприпрыжку по натертому до свиста паркету эхо Медведниковской гимназии?

Это бьет сарацин-невидимок шлемоблещущий мальчик, измученный очками с одним стеклом от косоглазия и истерзанный навязчивым страхом проглотить паука. Отец подарил мне на шестилетие сделанный в столярке учениками рыцарский набор — шлем, маленькие латы, похожий на крышку от кастрюли щит, обоюдоострый меч и длиннотенное копье. Вечером, когда здание запиралось на ночь, я убегал из флигеля, где отцу дали казенную квартиру, и с воплями носился по темным коридорам, разя направо и налево полчища врагов. Это был мой захваченный ими дом, мой замок, моя крепость, и я в яростных схватках срубал чалмы вместе с головами с обидчиков, очищая от скверны школу этаж за этажом.

• В здании школы снимались сцены из фильмов: «Однажды 20 лет спустя», «Господин гимназист», «Дворы нашего детства», «Розыгрыш», «Александровский сад», «Казус Кукоцкого», выпуск № 46 киножурнала «Ералаш» (сюжет второй — «40 чертей и одна зеленая муха») и др.
• Герой фильма «Гостья из будущего» (по повести Кира Булычёва «Сто лет тому вперед») дед Павел учился в 59-й.

Ссылки

• [school59.ru/ Официальный сайт школы]
• Поляков И. Е. [magazines.russ.ru/volga/2009/5/ii16-pr.html Воспоминания] // Волга. — 2009. — № 5—6.
• Богуславский М.В. [webcache.googleusercontent.com/search?q=cache:www.theamerusexchange.org/rusejournal1.pdf И дольше века длится день…] // Российско-американский форум образования. — 2009. — Т. 1. — С. 25—29.
• [community.livejournal.com/school_59 Школьное сообщество в «Живом Журнале»]

Отрывок, характеризующий Медведниковская гимназия

В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.