Медина, Мария

Мария Медина, г-жа Сальваторе Вигано
Maria Medina, Signora Salvatore Viganò
Г-жа Вигано в виде Терпсихоры, 1794.
Дата рождения:	1769(1769)
Место рождения:	Вена, Священная Римская империя
Дата смерти:	1821(1821)
Место смерти:	Париж, Франция
Профессия:	артистка балета

Мария Медина (итал. Maria Medina, урождённая Мейер, в замужестве — г-жа Сальваторе Вигано; 1769, Вена — 1821 (1833?), Париж) — артистка балета, блистала как танцовщица в сценических номерах, созданных её мужем.

Биография

В 1788 году танцевала в Мадриде, где встретилась с танцовщиком Сальваторе Вигано и вышла за него замуж. В период до французской революции супруги танцевали в парижской Опере, затем покинули Париж и некоторое время выступали в труппе Жана Доберваля в Большом театре Бордо. Когда оставаться во Франции стало опасно, супруги уехали в Италию ^{[уточнить]}, где отец Сальваторе был импресарио венецианского театра Сан-Самуэле. С февраля 1791 года по январь 1792 Мария и Сальваторе гастролировали в Лондоне вместе с труппой Доберваля, выступавшей сначала в театре «Пантеон» а затем, после случившегося там пожара, в королевском театре Хеймаркет, после чего вновь^{[уточнить]} вернулись в Венецию.

Здесь Сальваторе начал пробовать свои силы в качестве хореографа, и Мария участвовала в его постановках. Для себя и жены Вигано сочинил несколько pas de deux, сильно отличавшиеся по стилю от того, что привыкли видеть итальянцы. По словам Риторни «непривычная грация французской школы заставила венецианцев восхититься, удивиться и полюбить юную чету».

По свидетельству аббата Касти, современника танцовщицы, Мария выступала, окутанная прозрачными тканями, и её танец представал как «последовательность поз, заимствованных у античных статуй, барельефов и фресок». Писательница Каролина Пихлер утверждала, что «эффект, произведённый этой женщиной и балетами её мужа, созданными для неё, был сенсационен — то был триумфальный перевал от старого искусства к новой манере».

Мария танцевала в свободном «античном» костюме, следовавшем новой моде неоклассицизма: «трико телесного цвета и две-три лёгкие юбки, каждая короче предыдущей, собранные и подвязанные у талии кушаком... В танце юбки вздымались и плыли, давая впечатление наготы». Такой костюм поэтизировал свободу человеческого тела и предварял костюм романтического балета.

По утверждению историка балета Веры Красовской, в грации Марии Вигано были свобода, порыв, страсть, близкие стилистике позднейших русских исполнительниц балетов Дидло, её танец прославлял тело, полнокровное и цветущее в своей совершенной красоте. Отталкиваясь от канонов французского классицизма, он открывал подступы к новой стилистике, выступая в пользу высокой естественности и уже содержал в себе воздушную полётность, предвещающую зарождавшийся романтизм.

В 1793 году супруги Вигано переехали в Вену. Как и в Венеции, здесь они вновь танцевали дуэты, сочинённые Сальваторе. «Мария сразу достигла признания. Новый стиль, новая манера танца производили фурор и диктовали моду»: «не было причёски, обуви или нового контрданса, которые не назывались бы à la Vigano». Дань этой моде отдал и Бетховен, сочинивший менуэт в стиле Вигано.

Начиная с 1795 года Мария с супругом гастролировали по Европе, выступая в Праге, Дрездене, Берлине и Гамбурге; в 1798 году они вернулись в Венецию. Здесь Вигано поставил балет «Дочь воздуха», в котором Мария, исполнив роль Семирамиды, завоевала успех в последний раз. Вскоре после этого она разошлась с супругом и навсегда оставила сцену. Она перестала танцевать в расцвете сил, когда её супруг только начинал карьеру балетмейстера. Историк театра Карло Риторни сожалел об этом, полагая, что Медина могла занять в хореодрамах мужа не менее заметное место, чем балерина Антония Паллерини.

Репертуар

Театр Сан-Самуэле, Венеция

• 1791 — Батильда, «Рауль, синьор де Креки» балетмейстар — Сальваторе Вигано.

Королевский театр, Вена

• 1794 — Маргарита, «Ричард Львиное сердце», балетмейстер — Сальваторе Вигано
• 1798 — Семирамида, «Дочь воздуха», балетмейстер — Сальваторе Вигано

Примечания

Источники

Комментарии

Отрывок, характеризующий Медина, Мария

В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.