Медхёрст, Кэмерон

Кэмерон Медхёрст

Персональные данные
Представляет	Австралия Австралия
Дата рождения	10 июня 1965(1965-06-10) (58 лет)
Место рождения	Мельбурн, Австралия
Рост	162 см
Место проживания	Сидней
Спортивные достижения Лучшие результаты по системе ИСУ (на международных любительских соревнованиях) Сумма: Не соревновался по Новой судейской системе Завершил выступления

Кэ́мерон Брэ́дли Ме́дхёрст (англ. Cameron Bradley Medhurst; род. 10 июня 1965 г.) — австралийский фигурист, выступавший в мужском одиночном разряде, восьмикратный чемпион своей страны. Он представлял Австралию на Зимних Олимпийских играх 1984, 1988 и 1992 годов, где занял соответственно 19-е, 19-е и 16-е места. Медхёрст также участвовал на чемпионатах мира, наивысшим занятым местом стало десятое. Он стал одним из самых успешных австралийских фигуристов-одиночников за всю историю. Медхёрст завершил любительскую карьеру в 1992 году и в настоящее время живет в Сиднее, где работает тренером по фигурному катанию и хореографом.

См. также

• Чемпионат мира по фигурному катанию среди юниоров 1979
• Чемпионат мира по фигурному катанию среди юниоров 1980
• Чемпионат мира по фигурному катанию среди юниоров 1981
• Фигурное катание на зимних Олимпийских играх 1984 — одиночное катание (мужчины)
• Фигурное катание на зимних Олимпийских играх 1988 — одиночное катание (мужчины)
• Фигурное катание на зимних Олимпийских играх 1992 — одиночное катание (мужчины)

Ссылки

• [www.users.bigpond.net.au/apsa/pr_cameron.htm Профиль тренера на сайте Сиднейского клуба фигурного катания] (англ.)

Отрывок, характеризующий Медхёрст, Кэмерон

– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.