Мееров, Александр Александрович

Александр Александрович Мееров
Дата рождения:	5 мая 1915(1915-05-05)
Место рождения:	Харьков
Дата смерти:	4 сентября 1975(1975-09-04) (60 лет)
Место смерти:	Мариуполь
Гражданство:	СССР
Род деятельности:	прозаик
Жанр:	фантастика
Дебют:	1940
[www.lib.ru/RUFANT/MEEROW/ Произведения на сайте Lib.ru]

Алекса́ндр Алекса́ндрович Ме́еров (5 мая 1915 года, Харьков — 4 сентября 1975 года, Мариуполь) — русский советский писатель-фантаст и учёный-ракетостроитель.

Биография

По образованию — инженер-химик. Сменил множество профессий, включая профессию пиротехника на киностудии. Долгие годы работал в конструкторском бюро под руководством академика В. П. Глушко. Член ГИРДа. В 1937 году был репрессирован, провёл в заключении около десяти лет, сначала в лагере, потом в «шарашке». Участвовал в создании первых спутников. Жил в Ленинграде, затем в Мариуполе. Увлекался филателией. Скоропостижно скончался от закупорки аорты.

Послужил прототипом Арнольда Павловича Снегового из повести А. и Б. Стругацких «За миллиард лет до конца света» (1976).

Литературная деятельность

Первая публикация — научно-фантастический очерк «Автомат будущего» (1940).

Автор трех романов, написанные в жанре «твёрдой» научной фантастики. В романе «Защита 240» (1955) развивается идея об электромагнитной природе мышления. Сюжет романа «Сиреневый кристалл» (1962; 1965) строится вокруг находки на малоизученных островах загадочных «зёрен» — посланцев внеземной жизни, чья эволюция управляется инопланетным же электронным мозгом. Последний изданный при жизни автора роман — «Право вето» (1971) — сокращённый вариант восстановленного по черновикам и изденного посмертно романа «Осторожно — чужие!» (1979), в котором сталкиваются два взгляда на контакт — продолжение идеи «Великого Кольца» И. Ефремова и «изоляционистская» ксенофобия. Написал также несколько научно-фантастических рассказов: «Время, назад!» (1963), «Поиск надо продолжать» (1966), «Пятно в пространстве» (1972).

Мееров — участник первого Всесоюзного семинара писателей-фантастов и приключенцев при ЦК ВЛКСМ (1960). Принимал активное участие в работе секции писателей-фантастов при Ленинградской организации СП СССР.

Произведения Меерова переведены на английский, болгарский, венгерский, грузинский, китайский, корейский, монгольский, немецкий, польский, румынский, сербско-хорватский, словацкий, французский, чешский, японский языки.

Библиография

Книги

• «Защита 240» — Харьков: Обл. изд-во, 1955.
• Осторожно, чужие! — Донецк: «Донбасс», 1979 (= Право вето)
• Сиреневый кристалл (Записки Алексея Курбатова) — М.: Мысль, 1965.

Публикации

• Летающие кочевники // Костер, 1968. № 9. С. 46-49. (Глава повести-буриме)
• Право вето // Тайна всех тайн. — Л.: Лениздат, 1971. С. 464—694. (= Осторожно, чужие!)
• Пятно в пространстве // УС, 1972. № 10. С. 59-63.
• Родбариды // На суше и на море, 1962. — М.: Географгиз, 1962. С. 473—499. (= Сиреневый кристалл)
• Сиреневый кристалл // ХЖ, 1965. № 4. С. 78-87. (Отрывок)

Литература

• [bvi.rusf.ru/fanta/esf_l/authors/m/meerov.htm Энциклопедия фантастики. А. Мееров.]
• [sf-enc.narod.ru/authors/m/meerov.htm Экстелопедия фэнтези и научной фантастики. А. Мееров.]

Отрывок, характеризующий Мееров, Александр Александрович

Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.