Междоусобная война в Московской Руси (1425—1453)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Феодальная война на Руси в 1425-1453 годов

П. Чистяков. Софья Витовтовна срывает драгоценный пояс с Василия Косого на свадьбе сына.
Дата

27 февраля 1433 - 17 июля 1453

Место

Великое княжество Московское, Новгородская земля

Причина

Борьба за права на великокняжеский престол после смерти Василия I

Итог

Победа Василия Тёмного. Установление нового порядка престолонаследования.

Противники
1425-1434
Юрий Дмитриевич

Дмитрий Шемяка (1433-1434)
Василий Косой (1433-1434)


1434-1436
Василий Косой



1436-1453
Дмитрий Шемяка
Борис Александрович Тверской (1446)
Иван Андреевич Можайский (1446-1447)

1425-1434
Василий Тёмный



1434-1436
Василий Тёмный
Дмитрий Шемяка
Дмитрий Красный


1436-1453
Василий Тёмный
Борис Александрович Тверской (1446-1453)
Иван Андреевич Можайский (1447-1453)

Командующие

Юрий Дмитриевич

Дмитрий Юрьевич Шемяка
Василий Юрьевич Косой Александр Васильевич Чарторыйский

Василий Васильевич Тёмный
Борис Александрович Тверской
Фёдор Васильевич Басёнок

Иван Васильевич Стрига-Оболенский

Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Междоусобная война в Московской Руси (1425—1453) — война за великое княжение между потомками Дмитрия Донского князем Московским Василием II (Тёмным) Васильевичем и его дядей, князем звенигородским и галичским Юрием Дмитриевичем и его сыновьями Василием (Косым) и Дмитрием Шемякой в 14251453 годах. Великокняжеский престол несколько раз переходил из рук в руки.

Основными причинами войны были: усиление противоречий среди русских князей в связи с выбором путей и форм централизации государства в обстановке татарских набегов и литовской экспансии; политическая и экономическая консолидация княжеств.[1] Результатом стала ликвидация большинства мелких уделов в составе Московского княжества и укрепление власти великого князя. Последняя междоусобная война на Руси и одна из последних в Европе.





Василий II против Юрия Дмитриевича (1425—1433)

В 1389 Юрий Дмитриевич по завещанию своего отца Дмитрия Донского был назначен наследником в случае смерти брата Василия Дмитриевича[2], что впоследствии, после смерти уже взрослого брата в 1425 году, дало ему основания претендовать на великокняжеский престол в обход сына того — Василия Васильевича. В 1428 году Юрий признал, однако, племянника «старшим братом», но в 1431 году пытался получить ярлык на княжение у ордынского хана, но ярлык достался Василию. Однако Василий не отдал Юрию Дмитрова, который приговорил отдать. В 1433 году на свадьбе Василия II его мать Софья Витовтовна публично сорвала с сына Юрия Василия золотой пояс, который якобы предназначался Дмитрию Донскому в качестве приданого во время его женитьбы на Евдокии Дмитриевне, но был подменён нечистым на руку тысяцким Василием. По утверждению матери Василия II, впоследствии драгоценный предмет одежды достался боярину Ивану Всеволожу, в свою очередь подарившему его мужу своей внучки Василию Юрьевичу. Скорее всего, история с внезапно обнаруженным спустя 65 лет золотым поясом была выдумана Софьей и её окружением из мести к Ивану Всеволожу, влиятельному московскому боярину, перебежавшему на сторону Юрию Дмитриевича. Вскоре после ссоры на пиру по приказу великого князя Всеволож был ослеплён.[3]

Оскорблённые Юрьевичи немедленно ушли к отцу в Галич, по дороге разграбив Ярославль, вотчину Василия Васильевича. Юрий Дмитриевич выступил на стороне сыновей, разгромил войско великого князя на берегу Клязьмы и занял Москву. Василий бежал в Тверь, затем в Кострому. Юрий отдал племяннику в удел Коломну и сел княжить в Москве. Однако москвичи не поддержали Юрия: московские бояре и служилые люди стали перебегать в Коломну; к ним присоединились и оба сына Юрия, Василий и Дмитрий, поссорившиеся с отцом. Юрий предпочёл примириться с племянником, вернув ему великокняжеский стол. Однако последовавшие затем преследования Василием бывших противников привели к выступлению в 1434 году против Василия сначала сыновей Юрия (в битве на берегу реки Кусь Юрьевичи взяли верх), а потом (после разгрома москвичами Галича) и его самого. В марте Василий был разбит под Ростовом близ села Никольского на реке Устье, Юрий вновь занял Москву, но уже в июне умер (как полагали был отравлен), завещав Москву племяннику Василию.[4]

Василий II против Василия Юрьевича (1434—1436)

Несмотря на это, его сын Василий Юрьевич объявил себя великим князем, но младшие братья его не поддержали, заключив мир с Василием II, по которому Дмитрий Шемяка получил Углич и Ржев, а Дмитрий Красный — Галич и Бежецк. При приближении соединённых князей к Москве, Василий Юрьевич, забрав казну отца, бежал в Новгород. Пробыв в Новгороде месяца полтора, пошёл в Заволочье, потом в Кострому и вышел в поход на Москву. Разбитый 6 января 1435 года на берегу реки Которосль между сёлами Козьмодемьянским и Великим близ Ярославля, он бежал в Вологду, откуда явился с новыми войсками и пошёл к Ростову, по пути взяв Нерехту. Василий Васильевич сосредоточил свои силы в Ростове, а его союзник, ярославский князь Александр Фёдорович встал под Ярославлем, не пуская к городу часть войск Василия Юрьевича, пошедших взять его — в результате попал в плен вместе с княгиней, за них был дан большой выкуп, но отпущены они были не сразу. Василий Юрьевич думал застать Василия Васильевича врасплох, но тот выступил из Ростова и занял позицию в селе Скорятино, затем разбил войска противника в битве на реке Черёхе (14 мая 1436 года), а сам Василий Юрьевич был взят в плен и ослеплён, за что прозван Косым (умер в 1448 году). Василий II освободил Дмитрия Шемяку, содержавшегося в Коломне, и вернул ему все владения, к которым, после смерти Дмитрия Красного в 1440 году, присоединились Галич и Бежецк.

Василий II против Дмитрия Юрьевича (1436—1453)

После того, как в 1445 году в битве под Суздалем сыновья казанского хана Улу-Мухаммеда разбили московское войско и взяли в плен Василия II, власть в Москве, согласно традиционному порядку наследования, перешла к Дмитрию Шемяке. Но Василий, пообещав хану выкуп, получил от него войско и вернулся в Москву, а Шемяка вынужден был покинуть столицу и удалиться в Углич. Но на сторону Дмитрия перешли многие бояре, купцы и представители духовенства, возмущённые «ордынским полководством» Василия Тёмного, и в 1446 году при их поддержке Дмитрий Шемяка стал московским князем. Затем он с помощью Ивана Андреевича можайского пленил в Троицком монастыре Василия Васильевича и — в отместку за ослепление своего брата и обвинив Василия II в благосклонности к татарам — ослепил, за что Василий II был прозван Тёмным, и отправил в Углич, а затем в Вологду. Но вновь к Василию Тёмному стали приезжать недовольные Дмитрием Шемякой, помощь оказали князья Борис Александрович (тверской), Василий Ярославич (боровский), Александр Фёдорович (ярославский), Иван Иванович (стародубско-ряполовский) и другие. 25 декабря 1446 года, в отсутствие Дмитрия Шемяки, Москва была занята войсками Василия II. 17 февраля 1447 года Василий Тёмный торжественно въехал в Москву. Дмитрий, находившийся в это время у Волоколамска, вынужден был начать отступление от Москвы — ушёл в Галич, а затем в Чухлому. Позже Дмитрий Шемяка безуспешно продолжал бороться с Василием Тёмным, потерпев поражения под Галичем, а затем под Устюгом.

В 1449 году Василий II заключил с польским королём и великим князем Литовским Казимиром IV мирный договор, подтверждающий московско-литовские границы и обещание не поддерживать внутриполитических противников другой стороны, также Казимир отказывался от претензий на Новгород. В 1452 году Дмитрий был окружён войском Василия Тёмного, потерял владения, бежал в Новгород, где умер (по летописным данным отравлен людьми Василия II) в 1453 году. В 1456 году Василий II смог навязать Новгороду неравноправный Яжелбицкий мирный договор.

Напишите отзыв о статье "Междоусобная война в Московской Руси (1425—1453)"

Примечания

  1. [books.google.ru/books?id=3ErLCFVDABAC&lpg=PP1&pg=PA592#v=onepage&q=&f=false Феодальная война] // Славянская энциклопедия. Киевская Русь — Московия: в 2 т. / Автор-составитель В. В. Богуславский. — Т. [books.google.ru/books?id=UziR6pLM-lEC&printsec=frontcover 2]. — С. 592.
  2. [www.hist.msu.ru/ER/Etext/DG/dmi_2.htm Духовная грамота (вторая) великого князя Дмитрия Ивановича]
  3. books.google.ru/books?id=aWssqvFEmwkC&pg=PA107&lpg=PA107
  4. books.google.ru/books?id=aWssqvFEmwkC&pg=PA108&lpg=PA108

Ссылки

  • Зимин А. А. [annals.xlegio.ru/rus/zimin/zim1_04.htm Витязь на распутье: феодальная война в России XV в]. — М.: Мысль, 1991. — ISBN 5-244-00518-9.
  • [www.echo.msk.ru/programs/netak/1222041-echo/#element-text Не так: Династическая война московских Рюриковичей, 21.12.2013 г.] Радио "Эхо Москвы"
  • [www.youtube.com/watch?v=j4B6ucH2yK4 Московских Рюриковичей смута, 3 апреля 2014 г.] (видео)

Отрывок, характеризующий Междоусобная война в Московской Руси (1425—1453)

– Теперь мне хорошо, – приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] – сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.
– Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] – пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик.
– C'est que je deteste les histoires de revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях,] – сказал он таким тоном, что видно было, – он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили.
Из за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee, [бедра испуганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m lle George, [мадмуазель Жорж,] и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.
– Средство – Европейское равновесие и droit des gens [международное право], – говорил аббат. – Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, – и она спасет мир!
– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.


В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.
– Vous vous enrolez pour la guerre, mon prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] – сказала Анна Павловна.
– Le general Koutouzoff, – сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff , как француз, – a bien voulu de moi pour aide de camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
– Она поедет в деревню.
– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.