Международная организация журналистов

Международная организация журналистов (МОЖ) (МОЖ)
International Organization of Journalists (IOJ)
Официальный язык:	английский, арабский, испанский, немецкий, русский, французский
Руководители
Основание
1945

Международная организация журналистов (МОЖ) (англ. International Organization of Journalists (IOJ)) — добровольное творческое объединение журналистов, которое было основано на Всемирном конгрессе журналистов проходившем в марте 1945 года, а летом следующего года в столице Дании городе Копенгагене состоялся I учредительный конгресс МОЖ.

Официальные языки МОЖ — английский, арабский, испанский, немецкий, русский, французский. Международная организация журналистов имеет консультативный статус при ЭКОСОС (категория II), ЮНЕСКО (категория В).

Согласно уставу МОЖ, главными задачами МОЖ являются: «защита мира, укрепление дружбы и сотрудничества между народами с помощью свободного, правдивого и честного информирования общественности, защита свободы печати и прав журналистов». В Международной организации журналистов состоят представители более чем ста стран мира. В качестве членов представлены не только журналисты, но и национальные журналистские союзы, профессиональные организации, комитеты, федерации, профсоюзы или другие профессиональные объединения работников Средств массовой информации; вместе с ними МОЖ насчитывает около трёхсот тысяч членов. В частности, среди членов МОЖ, практически с момента образования, состоял Союз журналистов Союза Советских Социалистических Республик.

Согласно принятому в июне 1945 года на Первом учредительном конгрессе МОЖ регламенту, высшим руководящим органом Международной организации журналистов является съезд, который должен проводиться не реже, чем один раз в пять лет. На этом съезде члены организации выбирают президиум и правление, которые предстоит руководить МОЖ в перерыве между сессиями. Организационно-творческие вопросы деятельности Международной организации журналистов возложены на секретариат МОЖ.

Для более эффективного исполнения заявленных задач Международная организация журналистов в 1953 году учредила Международный фонд солидарности журналистов, благодаря которому, начиная с 1958 года премировала наиболее отличившихся журналистов. Также МОЖ имеет собственную награду — Почетную медаль имени Юлиуса Фучика.

В 1958 году, по решению IV конгресса Международной организации журналистов был также установлен новый профессиональный праздник «Международный день солидарности журналистов», который отмечается ежегодно, 8 сентября, в день, когда в 1943 году, в печально известной берлинской тюрьме Плётцензее, по приговору «Народной судебной палаты» Роланда Фрейслера, был казнён на гильотине Юлиус Фучик.

В 1995 году министерство внутренних дел Чехословакии приняло решение о закрытии офиса МОЖ в Праге, обвинив организацию в сотрудничестве с коммунистическим режимом. По данным чешской Википедии, после этого штаб-квартира организации была перенесена в Лиссабон.

Генеральным секретарём МОЖ в 1991—1995 был Жерар Гатино (1926—2009, генеральный секретарь Национального синдиката журналистов Франции в 1968—1991).

Президентом МОЖ по состоянию на август 1991 был Армандо Роллемберг (Бразилия).

См. также

• Международный фонд женщин работающих в СМИ
• Международная федерация журналистов
• Международный центр для журналистов

Ссылки

• [keywiki.org/index.php/International_Organization_of_Journalists International Organization of Journalists] (keywiki.org)
• [www.library.cjes.ru/online/?a=con&b_id=779&c_id=10498 Международные журналистские организации]
• [news.syndicat.free.fr/oij.html Об инициативе Медийного синдиката Франции по воссозданию МОЖ] (2004—2005)

Отрывок, характеризующий Международная организация журналистов

Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.