Международная федерация самбо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Международная федерация самбо
Вид спорта Самбо
Основание 13.6.1984
Основатель Фернандо Компте
Ключевые фигуры Президент — Василий Шестаков;

исполнительный директор — Сергей Табаков.

Сайт www.sambo-fias.org/

Международная федерация самбо (FIAS) (фр. Fédération Internationale Amateur de Sambo — Международная любительская федерация самбо) — неправительственная общественная некоммерческая организация, объединяющая национальные федерации самбо. FIAS — единственная признанная международная организация, руководящая развитием самбо в мире. Является полноправным членом таких международных организаций, как «СпортАккорд», ТАФИСА (Международная ассоциация спорта для всех) и ВАДА (Всемирное антидопинговое агентство). Штаб-квартира организации располагается в Лозанне (Швейцария).

Федерация основана Фернандо Компте в 1984 году. Компте стал первым президентом Федерации. В 2011 году из названия было исключено слово «любительская», но аббревиатуру было решено сохранить неизменной.

В большинстве стран, развивающих самбо, действуют национальные федерации, входящие в состав FIAS. Регулярно под эгидой FIAS проводится более 30 крупных международных соревнований по самбо, наиболее важные из которых — чемпионат мира, чемпионат мира среди юниоров и молодёжи. Самбо было включено в официальную программу Всемирных игр боевых искусств «СпортАккорд» и летней Универсиады 2013 года наравне с олимпийскими видами спорта.



Руководящий аппарат

Напишите отзыв о статье "Международная федерация самбо"

Ссылки

  • [www.sambo-fias.org/pages/about О нас]. Международная федерация самбо. Проверено 16 февраля 2016.
  • Elena Lunina. [sambo.com/ru/pamyati-fernando-kompte Памяти Фернандо Компте. Основателя Международной Федерации САМБО]. sambo.com (16 ноября 2013). Проверено 16 февраля 2016.

Отрывок, характеризующий Международная федерация самбо

Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!