Международное общество сознания Кришны в Португалии
Международное общество сознания Кришны (ИСККОН) осуществляет свою деятельность в Португалии с 1970-х годов. Официальную регистрацию португальский ИСККОН получил в 1979 году. По данным на 2006 год в стране действовало два кришнаитских храма — в Лиссабоне и Порту. С середины 1990-х годов португальские кришнаиты регулярно проводят гуманитарную программу «Харе Кришна — пища жизни».
Содержание
История
История ИСККОН в Португалии началась в 1970-е годы, когда с движением кришнаитов познакомился ряд португальских иммигрантов, проживавших в Испании, Франции и других европейских странах.[1] Вскоре у новообращённых верующих португальской и других национальностей проснулось желание проповедовать учение Кришны на португальской земле.[1] Первые кришнаитские проповедники прибыли в Португалию в середине 1970-х годов. В 1979 году португальский ИСККОН прошёл официальную регистрацию, после чего кришнаиты получили возможность осуществлять миссионерскую деятельность более уверенно и свободно.[1]
Первый кришнаитский храм на территории Португалии был открыт в 1980 году в Эшториле.[1] Основателями храма, располагавшегося в арендованной квартире, выступили трое кришнаитских миссионеров (португалец, бразилец и испанец).[1] Они развернули активную миссионерскую работу, начав осуществлять базовые проповеднические программы ИСККОН: воскресные праздники (неотъемлемой частью которых были киртан и бесплатный вегетарианский ужин из прасада), харинаму (публичное воспевание мантры «Харе Кришна»), распространение религиозной литературы в обмен на денежные пожертвования.[2] Основным видом миссионерской деятельности пионеров проповеди вайшнавизма в Португалии стала именно харинама — кришнаиты ежедневно проводили от 4 до 7 часов на улицах Лиссабона, занимаясь воспеванием «святых имён Бога».[2]
Проповедуя португальской публике, кришнаиты называли себя «монахами, практикующими йогу».[1] На первых порах для поддержания храма «монахи-йоги» распространяли в обмен на денежные пожертвования открытки с изображением Радхи-Кришны, Кришны и Баларамы.[1] Позднее в их проповедническом арсенале также появились книги на португальском языке, издававшиеся в Бразилии.[1] Кришнаитская проповедь имела немедленный успех: многие молодые португальцы стали приверженцами ИСККОН.[2] Ни один из новообращённых не принял монашеский образ жизни, но некоторые начали практиковать вайшнавизм на дому.[2] Тогда же Руководящий совет ИСККОН направил в Португалию опытного проповедника, ученика Бхактиведанты Свами Прабхупады, который сыграл заметную роль в становлении португальского ИСККОН.[2]
Храм в Эшториле просуществовал меньше года: шумные богослужения, проводимые кришнаитами ежедневно в 4:30 утра, привели к конфликту с соседями, из-за чего храм закрылся, а его основатели уехали в другие европейские страны, где «сознание Кришны» пустило к тому времени более глубокие корни.[2] После этого деятельность ИСККОН в Португалии прервалась примерно на полтора года, возобновившись в 1982 году, когда в страну вернулись кришнаитские миссионеры.[2] Они восстановили связи с оставшимися в стране сторонниками ИСККОН и снова открыли храм в арендованной квартире, на этот раз в Кашкайше.[2] В храме поселилась супружеская пара проповедников и несколько брахмачари (монахов), которые впервые начали распространять вайшнавизм за пределами Лиссабона — в Алгарве на юге и округе Авейру не севере.[2] В основном они занимались распространением духовной литературы и кассет с записью кришнаитской музыки.[2] В Лиссабоне они проповедовали открыто, носили индийские одежды (дхоти и курты), а в провинции предпочитали не привлекать к себе много внимания и одевались по-западному.[3] В этот период кришнаиты также установили связи с индийской общиной в Португалии.[3] В период своего пребывания в Кашкайше, кришнаиты активно распространяли религиозную литературу, регулярно устраивали харинамы и проводили воскресные программы.[3]
Однако, храму в Кашкайше суждено было просуществовать недолго — он закрылся в конце лета 1983 года.[3] Жившие в нём кришнаиты разъехались по другим европейским странам, где продолжили заниматься миссионерской работой.[3] В сентябре 1984 года некоторые из них вернулись в Португалию и открыли первый храм ИСККОН в Лиссабоне.[3] На этот раз под храм был арендован частный дом, находившийся неподалёку от исторического центра португальской столицы.[3] Кришнаиты не задержались надолго и на этом месте: храм закрылся в 1986 году.[3] Произошло это в результате кризисной ситуации в европейском ИСККОН, вызванной уходом с руководящих постов гуру большинства португальских кришнаитов Бхагавана Госвами, который с середины 1970-х годов курировал деятельность ИСККОН в Португалии, Испании, Франции, Италии и Бенилюксе, а с 1982 года — также и в Великобритании.
Закрытие храма не привело к прекращению миссионерской деятельности.[3] Четверо кришнаитских монахов арендовали комнату в квартире в историческом центре Лиссабона и, с разрешения хозяйки, начали проводить воскресные программы, а также лекции и богослужения в будние дни.[4] Кроме этого, последователи Кришны регулярно устраивали харинамы и распространяли духовную литературу на лиссабонских улицах.[3] Очень скоро хозяйка квартиры прониклась к кришнаитам симпатией и сначала отдала в их распоряжение ещё одну, бо́льшую по размерам комнату (где они смогли с удобством проводить многолюдные воскресные программы), а затем и всю квартиру.[5] Вскоре в расширившийся ашрам подселилось несколько новообращённых кришнаитов, но спустя всего несколько месяцев между монахами возникли серьёзные разногласия, приведшие к закрытию этого проекта.[5]
В 1988 году в Португалию возвратилась некоторые из кришнаитов, уехавших в 1986 году.[5] Они арендовали дом в Кашкайше, который стал новым храмом ИСККОН.[5] В храме поселилось 8 мужчин и 3 женщины.[5] Они регулярно проводили харинамы и воскресные программы, а для поддержания храма занимались продажей кришнаитской литературы и произведений индийского искусства.[5] Этот храм также просуществовал недолго, закрывшись в 1989 году. Причиной тому стали экономические трудности и отсутствие компетентного лидера, способного взять на себя руководство проповедью «сознания Кришны» в Португалии.[5]
В 1990 году на смену храму в Кашкайше пришёл храм в Порту (втором по величине городе Португалии), который продолжает действовать и по сей день.[5] Португальские кришнаиты приняли решение открыть храм в Порту из-за желания проповедовать на ещё неосвоенных территориях севера Португалии, откуда, к тому же, большинство из них были родом.[6]
В период с 1989 по 1996 год в Лиссабоне и округе не существовало храма ИСККОН.[7] В 1996 году открылся храм в Синтре.[7] Тогда же кришнаиты начали осуществлять благотворительную программу «Харе Кришна — пища жизни».[7] Так как эта и другие программы нового храма проводились в основном в Лиссабоне, было принято решение закрыть храм в Синтре и переселиться в португальскую столицу.[7] В течение нескольких месяцев кришнаиты жили в арендованной квартире, а воскресные программы и фестивали проводили в специально арендуемом для этих целей помещении.[7] Очень скоро стали очевидны неудобства, связанные с таким устройством: так, еда готовилась на квартире, где жили кришнаиты, и затем перевозилась в помещение, служившее в качестве храма.[7] Всё это побудило верующих активно заняться поиском подходящего под храм здания. В начале 1997 года усилия португальских последователей Кришны увенчались успехом: был арендован первый этаж трёхэтажного дома по адресу Rua de Dona Estefânia, 91.[7] Спустя несколько лет был также арендован и второй этаж.[7] Этот храм продолжает действовать и по сей день.[7]
Интересные факты
Для простых смертных Кришна символизирует то, что важно, то, о чём нельзя забывать, то, чего нам не хватает. Он — Питер Пэн духовности, символ вечности.
В начале 2000-х годов одежду для статуй божеств (Чайтаньи и Нитьянанды), установленных для поклонения в лиссабонском храме, создала известный португальский модельер Зика Гайвау.[9] Этот факт привлёк внимание журналиста португальской версии журнала Elle. В апреле 2004 года на станицах журнала вышла статья «Одевать веру», в которой содержалось интервью с тогдашним настоятелем лиссабонского храма ИСККОН Дхира-Кришной Дасом.[10] Статья сопровождалась фотографиями статуй божеств, одетых в одежду, смоделированную Зикой Гайвау.[10]
Напишите отзыв о статье "Международное общество сознания Кришны в Португалии"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Araujo, 2006, p. 191.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Araujo, 2006, p. 192.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Araujo, 2006, p. 193.
- ↑ Araujo, 2006, pp. 193-194.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Araujo, 2006, p. 194.
- ↑ Araujo, 2006, pp. 194-195.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Araujo, 2006, p. 195.
- ↑ Gomes, Abril 2004, pp. 66, 67.
- ↑ Gomes, Abril 2004, p. 67.
- ↑ 1 2 Gomes, Abril 2004, pp. 64-70.
Литература
- Araújo, Daniela. Cultura culinária em contexto religioso: Prasada dos olhos de Krishna no Templo de Lisboa. — Lisboa: Instituto Superior de Ciências Sociais e Políticas, 2006. — 449 p. — 1000 экз. — ISBN 972-8726-70-8.
- Gomes, Paulo Vestir a fé // Elle. — Lisboa, Abril 2004. — P. 64-70.
Ссылки
- [iskcon-lisboa.com lisboa.com] — официальный сайт Международного общества сознания Кришны в Португалии
- [facebook.com/harekrishnalisboa Официальная страница храма ИСККОН в Лиссабоне] в социальной сети Facebook
- [facebook.com/Alimentos-Para-a-Vida-Lisboa-469226146571393 Официальная страница программы «Пища жизни» в Лиссабоне] в социальной сети Facebook
- [youtube.com/watch?v=f-tP7ZEdBXI Воспоминания единственного португальского ученика Бхактиведанты Свами Прабхупады] на YouTube
Отрывок, характеризующий Международное общество сознания Кришны в Португалии
Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.
Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.