Международный лютеранский совет

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Международный лютеранский совет (англ. International Lutheran Council) (ILC) — международная ассоциация конфессиональных лютеранских деноминаций.





История, вероучение и структура

Совет отличается от Всемирной Лютеранской Федерации, в которой гораздо больше церквей-членов, однако в ILC объединены консервативные лютеранские церкви, более строго подходящие к соблюдению христианских и лютеранских доктрин. Совет был создан в 1993 году на конференции, проходившей в Антигуа, Гватемала, хотя этому предшествовала долгая работа, в том числе теологические конференции, проводимые начиная с 50-х годов.

Члены ILC декларируют, что признают Священное Писание как вдохновленное и безошибочное Слово Бога и лютеранские исповедания, содержавшиеся в Книге Согласия как истинное и верное выражение Слова Божия. В церквях членах ILC не признаётся женское пасторство (женщины могут быть только диакониссами, что у лютеран ближе к социальной должности) и благословения однополых союзов.

Совет включает тридцать церквей-членов по состоянию на 2007 год. Среди его больших членов — Лютеранская Церковь - Синод Миссури, Евангелическая Лютеранская Церковь Бразилии и Лютеранская церковь — Канада. В целом, приблизительно 3 450 000 сторонников принадлежат к церквям членам ILC. Члены ILC составляют приблизительно 5 % лютеран в мире. Часть лютеранских церквей, преимущественно СНГ и Третьего мира являются одновременно членами ВЛФ и ILC.

Председатель Совета — епископ Ханс-Йорг Фогт (Hans-Jörg Voigt), возглавляющий Независимую Евангелическую Лютеранскую Церковь Германии, начиная с 2012 года. Исполнительный Секретарь Совета — преподобный Альберт Б. Коллвер (Rev. Dr. Albert B. Collver III), представляющий Лютеранскую церковь — Синод Миссури. Встречи членов ILC происходят каждые два года.

В России членом ILC является Церковь Ингрии (ЕЛЦИ)

Церкви — члены ILC

Полноправные члены

Ассоциированные члены

Напишите отзыв о статье "Международный лютеранский совет"

Ссылки

[www.ilc-online.org/ Официальный вебсайт]

Отрывок, характеризующий Международный лютеранский совет

– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.