Межидов, Абдул-Малик Хасмагомедович

Абдул-Малик Межидов
Дата рождения	13 февраля 1961(1961-02-13)
Место рождения	Дагестанская АССР, РСФСР, СССР
Дата смерти	неизвестно
Место смерти	неизвестно
Принадлежность	Чеченская Республика Ичкерия Чеченская Республика Ичкерия Кавказский эмират Кавказский эмират
Звание	бригадный генерал ВС ЧРИ (лишён в 1998; восстановлен 2007)
Командовал	Шариатской гвардии ЧРИ
Сражения/войны	Первая чеченская война: Рейд на Будёновск Межвоенный конфликт в Чечне (на стороне ваххабитов) Вторжение в Дагестан Вторая чеченская война: Битва за Грозный (1999—2000) Рейд на Ингушетию (2002)

Абду́л-Мали́к Хасмагомедович Межи́дов (род. 13 февраля 1961 — ?) — чеченский полевой командир, террорист, во время вооружённого конфликта в республике — активный участник бандформирований. Организовал ряд крупных террористических актов на территории Северокавказского региона Российской Федерации.

В структуре вооружённых формирований самопровозглашённой ЧРИ дослужился до звания бригадного генерала, возглавлял отряды Шариатской гвардии Ичкерии. Ближайший сподвижник Гелаева, его заместитель.

Биография

Ранние годы

Уроженец Дагестана, по происхождению этнический чеченец-аккинец, принадлежит к тейпу Аллерой (чеченец-аккинец не может быть из тайпа Аллерой).По другим данным, уроженец города Урус-Мартан.

Первая чеченская война

В Первую чеченскую войну в составе «Исламского полка особого назначения» участвовал в боях за Урус-Мартан, состоял в отряде Руслана Гелаева. По некоторым данным, участвовал в террористическом акте в Будённовске.

Межвоенный период

После окончания Первой чеченской войны получил звание «бригадного генерала ЧРИ» и возглавил созданную им лично «Шариатскую гвардию» ЧРИ. В это время являлся одним из лидеров крупных вооружённых формирований в Урус-Мартановском районе Чечни (т. н. амир местного военного джамаата), имел связи с основными лидерами чеченских террористов. Подконтрольную территорию Межидов фактически превратил в вооруженную оппозицию властям ЧРИ во главе с Асланом Масхадовым, легитимность которого поначалу открыто не признавал.

Известен своими жёсткими взглядами по вопросу государственного устройства Чечни — выступал за создание на территории республики исламского государства с главенствующей ролью шариатского права, на этой основе сблизился с ваххабитами.

В марте 1998 года согласно внутриполитическим договорённостям между представителями светских националистов и радикальной исламской оппозиции Межидов в правительстве Масхадова занял пост заместителя министра шариатской безопасности ЧРИ, где также возглавил департамент по исполнению наказаний, а следовательно, и всю систему т. н. «исправительных учреждений» ЧРИ. Одновременно являлся начальником центра подготовки террористов «Джамаат исламия».

В июне 1998 года после вооружённых столкновений в Гудермесе между его «гвардейцами» и бойцами «Национальной гвардии» Сулима Ямадаева и других полевых командиров, вступил в конфликт с Масхадовым, после чего президент ЧРИ разжаловал Межидова, отстранил его сторонников со всех постов в силовых структурах и вскоре вовсе расформировал «Шариатскую гвардию» (см. Межвоенный кризис в Чечне).

Межидову инкриминируется личное руководство похищением спецпредставителя МВД России в Чечне генерал-майора Г. Н. Шпигуна в аэропорту Грозного в марте 1999 года.

Вторая чеченская война

Вновь заявил о себе, приняв участие в нападении боевиков в Дагестан в 1999 году и в нападении на территорию Ингушетии в 2002 году. Состоял в Высшем Военном Шура Моджахедов, являлся «командующим Старопромысловским сектором города Грозного».

Когда федеральные войска заняли Урус-Мартановский район, боевики амира Идриса стали устраивать диверсионные акции и вооружённые нападения на военные колонны российских вооружённых сил. Прокуратура Чечни подозревает людей Межидова в целой серии убийств и похищений чиновников довоенной администрации Урус-Мартана, военнослужащих и местных жителей, которые поддерживали новые властные структуры Чеченской Республики во главе с Ахмадом Кадыровым.

По утверждению Ислама Сайдаева, Абдул-Малик объединился с Гелаевым после выхода из Грозного зимой 2000 года, после чего в конце года они ушли в Панкисское ущелье. Как отмечает Сайдаев, их союз был неожиданным, так как во времена масхадовского правления они находились на разных сторонах во внутричеченской политике: Гелаев и его сторонники находились в оппозиции к Масхадову и его сторонникам, в число которых входил Абдул-Малик Межидов, который со своей Шариатской гвардией обеспечивал охрану шариатских судов и вдобавок руководил Департаментом исполнения наказаний, являвшимся одной из опор масхадовской власти.

В марте 2001 года появились сообщения о пленении Межидова, но впоследствии они не подтвердились.

По сведениям Информационного управления Президента России, с 2002 года он постоянно находился на территории Панкисского ущелья, откуда по заданию Руслана Гелаева занимался вопросами финансирования и переправки боевиков с территории Грузии в Чечню.

Вместе с Гелаевым руководил переходом боевиков из Панкисского ущелья в Чечню в августе-сентябре 2002 года.

По данным чеченского сепаратистского сайта Кавказ-центр, в июле 2003 года Межидов появился на видео на совещании полевых командиров Маджлисуль Шуры ЧРИ Юго-Западного фронта Вооружённых сил Ичкерии в горных районах на юге Чечни.

7 апреля 2007 года указом т. н. «президента ЧРИ» Доку Умарова № 135. Шариатская гвардия была воссоздана, а Межидов был восстановлен в звании бригадный генерал и вновь назначен её командиром.

По данным исламистских ресурсов, на 19 февраля 2013 года был убит, дата и место смерти неизвестны.

Ссылки

• [www.lenta.ru/vojna/2002/10/03/abdulmalik/ Чеченские сепаратисты перенесли свой штаб в Панкиси] // Лента.ру, 03.10.2002
• [www.daymohk.org/cgi-bin/orsi3/index.cgi?id=31288;section=1 Материалы агентства Daymohk.org]

Отрывок, характеризующий Межидов, Абдул-Малик Хасмагомедович

– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.