Межконтинентальный кубок по футболу 1968

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Межконтинентальный кубок по футболу 1968 года
1968 Intercontinental Cup
Дата

25 сентября 1968 года

Стадион

Бомбонера

Арбитр

Уго Соса Миранда

Посещаемость

25 134

Дата

16 октября 1968 года

Стадион

Олд Траффорд,Манчестер

Арбитр

Константин Зецевич

Посещаемость

63 428

1967
1969

Межконтинентальный кубок по футболу 1968 годафутбольный турнир, состоявший из двух матчей, сыгранных осенью 1968 года. В нём встретились английский клуб «Манчестер Юнайтед», победитель Кубка европейских чемпионов 1967/68, и аргентинский «Эстудиантес», победитель Кубка Либертадорес 1968 года.

Первая встреча между клубами состоялась 25 сентября 1968 года на «Эстадио Альберто Х. Армандо» в Аргентине. Победу с минимальным счётом 1:0 одержал «Эстудиантес» благодаря голу Маркоса Конигльяро на 27-й минуте.

Ответный матч прошёл три недели спустя, 16 октября, на «Олд Траффорд» в Англии. Матч завершился вничью со счётом 1:1. Счёт в начале встречи открыл Хуан Рамон Верон, а Вилли Морган забил ответный гол в концовке игры. Несмотря на это, «Эстудиантес» одержал победу по сумме двух встреч, став обладателем Межконтинентального кубка.

В обоих матчах этого турнира судьи удаляли футболистов с поля. В первом матче красную карточку получил Нобби Стайлз. Во втором матче после жёсткой стычки и драки с поля были удалены Джордж Бест и Хосе Уго Медина.





Первый матч

Перед матчем

Перед прибытием в Буэнос-Айрес игроки «Манчестер Юнайтед» ожидали негативного приёма со стороны аргентинцев, учитывая негостеприимство и насилие, сопутствующие прошлогоднему розыгрышу кубка между шотландским «Селтиком» и аргентинским «Расингом»[1]. Несмотря на опасения, британских футболистов встретили с гостеприимством. Аргентинская сторона даже организовала матч по игре в поло в честь приезда англичан[1]. Для команды «Манчестер Юнайтед» был организован официальный приём, на который пришли главный тренер Мэтт Басби и игроки «Юнайтед», однако в последний момент «Эстудиантес» решили не принимать участия в этом мероприятии, что вызвало недовольство со стороны Басби[1].

Главный тренер «Бенфики» Отто Глория (тренер проигравшей команды в финале Кубка европейских чемпионов 1968 года) в интервью назвал полузащитника «Манчестер Юнайтед» Нобби Стайлза «убийцей» (assassin), что сильно не понравилось Мэтту Басби[1]. Отрывки из этого интервью были опубликованы в программе на матч, в том числе цитата Глориа о Стайлзе: «жестокий, с плохими намерениями и плохой спортсмен»[1]. Стайлз был одним из игроков состава сборной Англии, обыгравшего сборную Аргентины на пути к победе в чемпионате мира 1966 года; тот матч также был очень жёстким, а главный тренер англичан Альф Рамсей назвал аргентинских игроков «животными». Включение слов тренера «Бенфики» о Стайлзе было своего рода местью аргентинцев за слова Рамсея[1].

Обзор матча

Перед самым началом матча кто-то из болельщиков швырнул на поле дымовую шашку, которая выпускала красный дым. Сам матч был очень жёстким, особенно грубым поведением отметился полузащитник Карлос Билардо, по поводу действий которого Басби заявил: «владеть мячом против него значит рисковать своей жизнью»[1]. Нобби Стайлз подвергался особо грубым фолам со стороны аргентинцев, которые пинали, толкали и били его головой, причём почти весь матч он сдерживался и не отвечал грубостью в ответ. Однако даже арбитры были настроены против Стайлза: так, в одном из моментов лайнсмен зафиксировал нарушение правил в эпизоде, где Стайлз, по мнению лайнсмена, стоял слишком близко к Билардо. После непрекращающихся фолов со стороны игроков «Эстудиантеса», Стайлз не выдержал и ответил грубостью на 79-й минуте матча, за что южноамериканский арбитр Уго Соса Миранда немедленно показал ему красную карточку; это означало пропуск ответного матча[1]. Также в игре пострадал Бобби Чарльтон, которому разбили голову, что потребовало наложение швов[2].

Тактика постоянного прессинга аргентинцев сработала: английский клуб был скован в своих атакующих действиях. Единственный гол в матче забил аргентинец Маркос Конигльяро, отправивший мяч головой в сетку ворот, защищаемых Алексом Степни, после подачи с углового Хуана Рамона Верона на 28-й минуте[1].

Отчёт о матче

25 сентября 1968
Эстудиантес 1:0 Манчестер Юнайтед
Конильяро  28'
Стадион им. Альберто Х. Армандо, Буэнос-Айрес
Зрителей: 25 134
Судья: Уго Соса Миранда

Эстудиантес
Манчестер Юнайтед
Эстудиантес:
Вр 1 Альберто Хосе Полетти
Защ 2 Оскар Мальбернат
Защ 3 Рамон Агирре Суарес
Защ 4 Рауль Мадеро
Защ 5 Хосе Уго Медина
ПЗ 6 Карлос Билардо
ПЗ 7 Карлос Пачаме
ПЗ 8 Нестор Тоньери
Нап 9 Фелипе Рибаудо
Нап 10 Маркос Конильяро
Нап 11 Хуан Рамон Верон
Главный тренер:
Освальдо Субельдия
Манчестер Юнайтед:
Вр 1 Алекс Степни
Защ 2 Тони Данн
Защ 3 Фрэнсис Бернс
ПЗ 4 Пэт Креранд
Защ 5 Билл Фоулкс
ПЗ 6 Нобби Стайлз  79'
ПЗ 7 Вилли Морган
ПЗ 8 Дэвид Сэдлер
Нап 9 Бобби Чарльтон
Нап 10 Денис Лоу
Нап 11 Джордж Бест
Главный тренер:
сэр Мэтт Басби

Ответный матч

Перед матчем

Ответный матч был широко разрекламирован в футбольном сообществе по всему миру. На игру в Англию прилетели посмотреть триста болельщиков из Аргентины. Доходы от продажи билетов на матч составили £50 000 (около £1,27 млн в ценах 2010 года), что на тот момент было рекордом для английских клубов. Самые дорогие билеты на матч стоили 3 фунта; самые дешёвые продавались за 10 шиллингов. Болельщики «Манчестер Юнайтед» выстроились у стадиона, чтобы купить билеты; многие провели в очередях под сильным ливнем пять часов. Оба клуба провели «разминочные» матчи: «Эстудиантес» сыграл с лондонским «Арсеналом»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4514 дней], а «Манчестер Юнайтед» обыграл «Ньюкасл» со счётом 3:1[3].

Обзор матча

В начале матча «Манчестер Юнайтед» много атаковал, пытаясь забить гол, чтобы сравнять счёт по сумме двух матчей. Пэт Креранд создал первый голевой момент, мощно пробив с расстояния 30 метров, но его удар отбил вратарь «Эстудиантеса» Альберто Хосе Полетти. Англичане создали ещё несколько моментов у ворот соперника, но Полетти отражал все удары. На 7-й минуте Хуан Рамон Верон забил гол: после кросса Рауля Мадеро он отправил мяч головой в сетку ворот Алекса Степни.

После этого «Манчестер Юнайтед» должен был забивать три мяча, чтобы одержать победу, или два, чтобы был назначен дополнительный матч. Джордж Бест опасно пробил на 12-й минуте, но Полетти сделал зрелищный сейв. Вскоре после этого удар нанёс Вилли Морган, после чего мяч отскочил к Дэвиду Сэдлеру, который скинул мяч головой на Бобби Чарльтона; Чарльтон пробил, но его удар взял Полетти. Затем Сэдлер сфолил в центре поля, за что получил предупреждение от арбитра. Верон ответил фолом на Креранде и также получил предупреждение. Бест, Креранд и Брайан Кидд активно взаимодействовали друг с другом, создавая моменты для Дениса Лоу, но несмотря на давление англичан, частые блокировки ударов и выносы мяча аргентинцами, «Юнайтед» никак не мог открыть счёт своим забитым мячам.

На 35-й минуте Лоу оторвался от защитника и нанёс удар, но Полетти отбил удар. Через три минуты Лоу получил травму и покинул поле, а на 44-й минуте на замену ему вышел Карло Сартори. Когда «Юнайтед» был в меньшинстве из-за покинувшего поля Лоу, «Эстудиантес» едва не забил гол: Маркос Конигльяро принял мяч после паса от Оскара Мальберната и пробил, но мяч угодил в перекладину. Арбитр добавил к первому тайму три минуты, после чего команды ушли на перерыв.

Вскоре после начала второго тайма «Юнайтед» имел шанс сравнять счёт, но удар Брайана Кидда попал в перекладину ворот. «Эстудиантес» во втором тайме использовали тактику быстрых контратак: так, Верон мог опасно выйти на ворота Степни после длинного паса, но его удалось прервать защитнику Тони Данну. Вилли Морган смог ворваться в штрафную соперника, где столкнулся с Хосе Уго Мединой, и ударил аргентинца локтем в лицо, а Медина схватил Моргана за футболку и повалил на землю. Через некоторое время Медина получил предупреждение от арбитра за фол на Данне.

За 17 минут до окончания матча вместо Фелипе Рибаудо на поле вышел Хуан Эчекопар. На 75-й минуте Джордж Бест ударил Медину в лицо и толкнул Нестора Тогнери на половине поля аргентинцев. Арбитр удалил Беста и Медину, после чего Бест плюнул в Медину и началась драка; обоих игроков пришлось сопровождать в раздевалки. Британские болельщики швыряли в Медину монеты. В самой концовке встречи «Манчестер Юнайтед» забил гол после удара Вилли Моргана. Матч завершился вничью, но по сумме двух игр победу праздновал аргентинский клуб. После финального свистка один из игроков «Юнайтед» ударил в лицо игрока «Эстудиантеса» по пути в раздевалку.

Игроки «Эстудиантеса» хотели пробежать по периметру поля, чтобы сделать «круг почёта», но британские болельщики швыряли в них предметы с трибун, из-за чего «круг почёта» аргентинцев получился очень коротким[4].

Отчёт о матче

16 октября 1968
Манчестер Юнайтед 1:1 Эстудиантес
Морган  89' Верон  7'
Олд Траффорд, Манчестер
Зрителей: 63 428
Судья: Константин Зецевич

Манчестер Юнайтед
Эстудиантес
Манчестер Юнайтед:
Вр 1 Алекс Степни
Защ 2 Шей Бреннан
Защ 3 Тони Данн
ПЗ 4 Пэт Креранд
Защ 5 Билл Фоулкс
ПЗ 6 Дэвид Сэдлер
ПЗ 7 Вилли Морган
ПЗ 8 Брайан Кидд
Нап 9 Бобби Чарльтон
Нап 10 Денис Лоу 43'
Нап 11 Джордж Бест  88'
Запасной:
Нап 12 Карло Сартори 43'
Главный тренер:
сэр Мэтт Басби
Эстудиантес:
Вр 1 Альберто Хосе Полетти
Защ 2 Оскар Мальбернат
Защ 3 Рамон Агирре Суарес
Защ 4 Рауль Мадеро
Защ 5 Хосе Уго Медина  88'
ПЗ 6 Карлос Билардо
ПЗ 7 Карлос Пачаме
ПЗ 8 Нестор Тоньери
Нап 9 Фелипе Рибаудо 71'
Нап 10 Маркос Конильяро
Нап 11 Хуан Рамон Верон
Запасной:
Нап 12 Хуан Эчекопар 71'
Главный тренер:
Освальдо Субельдия

См. также

Напишите отзыв о статье "Межконтинентальный кубок по футболу 1968"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Tyrrell, Meek (1996), p. 81
  2. Murphy (2006), p. 123
  3. [news.google.com/newspapers?id=9qUtAAAAIBAJ&sjid=5J8FAAAAIBAJ&pg=1037,5198639&dq=manchester+estudiantes&hl=en Leeds United ousts Arsenal from league lead] (англ.), The Montreal Gazette.
  4. Macchiavello, Martin. [edant.ole.com.ar/notas/2009/12/18/futbolinternacional/02103612.html Nostalgia Alá vista] (исп.), Olé (18.12.2009).

Литература

  • Tom Tyrrell & David Meek. The Hamlyn Illustrated History of Manchester United 1878-1996. — London: Hamlyn, 1996. — ISBN 0-600-59074-7.
  • Alex Murphy. The Official Illustrated History of Manchester United. — London: Orion Books, 2006. — ISBN 0-7528-7603-1.

Ссылки

  • [www.rsssf.com/tablesi/intconclub68.html Составы команд и отчёт о матче] на RSSSF.com  (англ.)
  • [news.google.com/newspapers?id=h50cAAAAIBAJ&sjid=E2gEAAAAIBAJ&pg=1004,2987649&dq=manchester+estudiantes&hl=en Отчёт о матче] в газете El Tiempo  (исп.)
  • [news.google.com/newspapers?id=4cgqAAAAIBAJ&sjid=H3wEAAAAIBAJ&pg=7149,1672275&dq=manchester+estudiantes&hl=en Отчёт о матче] в газете La Nacion  (исп.)
  • [www.linguasport.com/futbol/internacional/clubes/intercontinental/inter68.htm Отчёт о матчах] на LinguaSport.com  (англ.)
  • [pdf.diariohoy.net/1998/10/16/cla4y5.pdf Diario Hoy]  (исп.)

Отрывок, характеризующий Межконтинентальный кубок по футболу 1968

– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.