Межрайонцы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Межрайо́нцы — члены «Межрайонной организации объединённых социал-демократов», возникшей в Петербурге в ноябре 1913 года. Первоначально именовалась «Междурайонной комиссией РСДРП», с конца 1914 года — «Междурайонным комитетом». В объединение входили сторонники Л. Д. Троцкого, часть меньшевиков-партийцев, «вперёдовцев» и большевиков-примиренцев. «Межрайонцы» ставили своей задачей создание «единой РСДРП» путём примирения и объединения различных политических течений и фракционных группировок. В годы Первой мировой войны занимали центристские позиции: с одной стороны, они были противниками «социал-шовинизма», но с другой стороны, продолжали выступать за «организационное единство» социал-демократов, отказываясь от полного разрыва с меньшевиками. Летом 1917 года присоединились к большевикам.





До революции

Решение Пражской конференции большевиков 1912 года о выходе из единой РСДРП было одобрено далеко не всеми большевиками: вернувшись в Россию в апреле 1917 года, В. И. Ленин с удивлением обнаружил, что многие организации на местах так и остались объединёнными. В Петербурге, однако, раскол произошёл.

Решения Пражской конференции принимались на фоне борьбы с «ликвидаторством» — течением, образовавшимся во фракции меньшевиков, представители которого предлагали ликвидировать подпольные структуры партии и перенести борьбу в легальные органы — Думу, профсоюзы и т. д. Идеи эти разделялись далеко не всеми меньшевиками, поэтому даже среди большевиков многие считали неправомерным вместе с «мутной водой ликвидаторства» выплёскивать «ребёнка» — так называемых «меньшевиков-партийцев». Не одобрял этот раскол и Л. Д. Троцкий; в 1913 году он призвал социал-демократов, вопреки решениям «верхов», объединять партию снизу, — этому призыву и последовали, с одной стороны, петербургские меньшевики-партийцы, с другой — большевики, несогласные с решениями Пражской конференции (в официальной историографии их именовали «примиренцами»)[1].

Начавшаяся вскоре мировая война создала новый водораздел: в то время как некоторые большевики ушли в стан «социал-шовинистов», среди меньшевиков образовалось левое, интернационалистское крыло во главе с Ю. О. Мартовым. Интернационалистские (пацифистские) позиции с самого начала войны занимали и «межрайонцы» — по всем принципиальным вопросам они солидаризировались с редакцией парижской газеты «Наше слово» («Голос») Ю. О. Мартова и Л. Д. Троцкого (среди сотрудников были Х. Г. Раковский, А. В. Луначарский, Г. Я. Сокольников, В. А. Антонов-Овсеенко, Д. Б. Рязанов, Г. В. Чичерин, А. И. Балабанова, А. М. Коллонтай и др.)[2].

В 1917 году

Немногие остававшиеся на свободе «межрайонцы» (по данным К. К. Юренева, их было всего несколько сотен[3]) активно участвовали в Февральской революции. Уже 27 февраля совместно с большевиками и анархистами они захватили типографию «Русской воли» и издали листовку с призывом организовать Советы. Образовав свою фракцию в Петроградском совете, «межрайонцы» при голосованиях иногда оказывались радикальнее доапрельских большевиков.

После объявленной в марте 1917 года амнистии ряды «Межрайонного комитета» пополнили группировавшиеся вокруг газеты «Наше слово» нефракционные социал-демократы во главе с Троцким, а также Иоффе, Урицкий и Володарский, и в то время как большевики остро нуждались в талантливых публицистах и ораторах, у «межрайонцев» ни в тех, ни в других недостатка не было. Организацию, которая в это время в Петрограде насчитывала 4 тысячи членов, И. Дойчер называет «блестящим созвездием генералов без армии»[4].

Конференция 10 мая

Вопрос об объединении с интернационалистскими течениями в РСДРП рассматривался сначала на Петроградской общегородской, а затем на VII (Апрельской) Всероссийской конференции РСДРП(б), и, как писал позже Ленин, Всероссийская конференция постановила «признать сближение и объединение с группами и течениями, на деле стоящими на почве интернационализма, необходимым…»[5]. 10 мая Ленин вместе с Зиновьевым и Каменевым пришёл на конференцию «межрайонцев», где в качестве гостя присутствовал и только что вернувшийся из эмиграции Мартов. Вот как рассказывал об этом сам Ленин в заметке «К вопросу об объединении интернационалистов», опубликованной в «Правде» 18 (31) мая 1917 г.:

Во исполнение решения Всероссийской конференции ЦК нашей партии, признавая чрезвычайно желательным объединение с межрайонцами, выступил со следующими предложениями (эти предложения были сделаны межрайонцам сначала только от имени тов. Ленина и некоторых членов ЦК, но затем и большинство членов ЦК одобрило эти предложения):

«Объединение желательно немедленно.

Центральному Комитету РСДРП будет предложено немедленно включить в состав обеих газет (нынешней „Правды“, которая будет превращена во всероссийскую популярную газету, и ЦО, который будет создан в ближайшем будущем) по одному представителю межрайонцев.

Центральному Комитету будет предложено создать специальную организационную комиссию по созыву (через 1/2 месяца) партийного съезда. В состав этой комиссии межрайонная конференция получит право послать двух своих делегатов. Если меньшевики, сторонники Мартова, порвут с „оборонцами“, включение их делегатов в названную комиссию — желательно и необходимо.

Свобода дискуссии по спорным вопросам обеспечивается изданием дискуссионных листовок в „Прибое“ и свободой дискуссии в возрождающемся журнале „Просвещение“ („Коммунист“)».

(Набросок, прочтённый Н. Лениным от имени своего лично и нескольких членов ЦК 10 мая 1917 г.)[6].

Ленин при этом записал в блокнот и кое-что из выступления Троцкого: «большевики разбольшевичились», «я называться большевиком не могу», «признания большевизма требовать от нас нельзя»[7]. Ленин этого и не требовал: он обещал «свободу дискуссий по спорным вопросам»; что же касается названий, то он ещё в Апрельских тезисах предложил изменить наименование партии (слово «большевики» ему и самому не нравилось, как и некоторые «старые большевики», коих он предлагал сдать в архив[8]). Однако многих межрайонцев отпугивали «сектантские повадки» большевиков, многие, в том числе бывшие большевики, жаловались на недостаток демократии в партии Ленина[9].

«Межрайонцы» приняли тогда уклончивую резолюцию: одни (в том числе Луначарский) вообще не хотели объединяться с большевиками, другие предпочитали сначала объединиться с мартовцами — которые, в свою очередь, не горели желанием слиться с большевиками… «Политические резолюции межрайонцев, — писал Ленин, — в основном взяли правильную линию разрыва с оборонцами. При таких условиях какое бы то ни было дробление сил, с нашей точки зрения, ничем оправдать нельзя»[10].

Объединение

Принятая «межрайонцами» уклончивая резолюция не помешала им рука об руку сражаться с большевиками на I Съезде Советов, равно как и в Петроградском совете и в ЦИКе; но «дробление сил» было непонятно не только Ленину. Левый меньшевик Н. Н. Суханов, в качестве гостя посетивший конференцию «межрайонцев» 2 (15) июля, рассказывал: «…Большинство были неизвестные мне рабочие и солдаты. Было несомненно, что тут, несмотря на миниатюрность конференции, представлены подлинные рабоче-солдатские массы. Мы пришли во время „докладов с мест“. Они слушались с интересом и были действительно интересны. Работа велась лихорадочно, и её успехи осязались всеми. Мешало одно: „Чем вы отличаетесь от большевиков и почему вы не с ними?“ Это твердили все докладчики, кончая призывом влиться в большевистское море…»[11].

Сам Троцкий уже давно работал в пользу большевиков, говоря на митингах: «мы, большевики и интернационалисты», — при этом три «и» сливались и получалось «мы, большевики-интернационалисты»[12]. На вопрос, что мешает им слиться с большевиками, руководители организации не имели ответа, поскольку истинную причину отталкивания — «плохие организационные манеры большевиков», их «узость» и «сектантство» (как говорил старый большевик К. К. Юренев, один из основателей «Междурайонного комитета»)[13] — трудно было объяснить рабочим и солдатам. Троцкий, сознававший необходимость объединения, как пишет Дойчер, «убеждал, что, выйдя из сумеречного подполья на волне широкого народного движения, большевики в основном освободились от старых привычек, а то, что от них осталось, лучше преодолевать в общей, открытой партии»[14]

Решение об объединении «межрайонцы» всё-таки приняли — в самый тяжёлый для большевиков момент: когда после Июльских дней партия Ленина оказалась загнана в подполье, а сам вождь был вынужден скрываться. На VI съезд РСДРП(б), оформившем объединение, никаких заявлений о «согласии с линией большевистской партии» никто от них не требовал[15]. Открывая съезд, Я. М. Свердлов говорил: «По вопросу о докладчиках Организационное бюро сделало всё, что могло, но съезду придется отказаться от тех докладчиков, к голосу которых мы привыкли прислушиваться. В самое последнее время т. Троцкий, докладчик по текущему моменту[16], был изъят (арестован. — Авт.), как и другие»[17][18]. Находившиеся в «Крестах» межрайонцы Троцкий и Луначарский вместе с Лениным, Каменевым, Зиновьевым и Коллонтай были избраны почётными председателями съезда[17].

Два «межрайонца», Л. Д. Троцкий и М. С. Урицкий, были избраны на съезде членами ЦК РСДРП(б), ещё один, А. А. Иоффе, — кандидатом в члены ЦК.

Напишите отзыв о статье "Межрайонцы"

Примечания

  1. Шестой съезд РСДРП(большевиков). Протоколы. М., 1958. С. 47—49
  2. И. Дойчер. Вооруженный пророк. М., 2006. С. 231—233
  3. Шестой съезд РСДРП (большевиков). Протоколы. М., 1958. С. 49
  4. И. Дойчер. Вооруженный пророк. М., 2006. С. 267
  5. См. В. И. Ленин. ПСС, т. 32. С. 112
  6. См. В. И. Ленин. ПСС, т. 32. С. 112—113
  7. Цит. по: И. Дойчер. Вооруженный пророк. С. 268
  8. VII (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП(б). Протоколы. М., 1958
  9. И. Дойчер. Вооруженный пророк. С. 268
  10. См. В. И. Ленин. ПСС, т. 32. С. 113
  11. [www.magister.msk.ru/library/history/xx/suhanov/suhan003.htm Н. Суханов. Записки о революции. Т. 2.] М., 1991. С. 311
  12. [www.zhurnal.ru/magister/library/trotsky/trotl027.htm Л. Троцкий. Вокруг Октября]
  13. И. Дойчер, Вооруженный пророк. С. 279
  14. Там же
  15. Официальная советская историография утверждала, будто на VI съезде РСДРП(б) «межрайонцы» были «приняты» в партию и поклялись на верность большевизму — «заявили о своем согласии с линией большевистской партии» (но, как показали дальнейшие события, некоторые из них оказались неискренни); Сталин на XV съезде РКП(б) заявил даже, что Троцкий «приполз на брюхе к большевистской партии» (См. XV съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М.-Л.: Госиздат, 1928. С. 374)
  16. Доклад „О текущем моменте“ — это основной доклад, с которым на всех съездах и конференциях большевиков всегда выступал Ленин.
  17. 1 2 Шестой съезд РСДРП(большевиков). Протоколы. С. 7-8
  18. А. Рабинович. [scepsis.ru/library/id_1519.html Большевики приходят к власти]

Источники

  • В. И. Ленин. ПСС. Т. 32
  • VI съезд РСДРП(б). Протоколы. М., 1958
  • VII (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП(б). Протоколы. М., 1958
  • И. Дойчер. Вооруженный пророк. М., 2006

Отрывок, характеризующий Межрайонцы

– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.