Мезенец, Александр Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Мезенец
Имя при рождении:

Александр Иванович Стремоухов

Род деятельности:

монах, музыкальный теоретик, справщик книг богослужебного знаменного пения

Дата рождения:

нач. XVII века

Место рождения:

Новгород-Северский

Дата смерти:

после 1677

Место смерти:

Москва ?

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Александр Иванович Мезенец (настоящая фамилия — Стремоухов; нач. XVII века, Новгород-Северский — после 1677, Москва ?) — монах звенигородского Саввино-Сторожевского монастыря, русский музыкальный теоретик, справщик книг богослужебного знаменного пения, один из авторов, составитель и редактор трактата «Извещение о согласнейших пометах желающим учиться пению», автор виршей, книгописец.



Биография

Происходил из новгород-северского дворянского рода Стремоуховых, особенно выдвинувшегося на ратной казачьей службе в ходе отражения нашествий отрядов из Речи Посполитой и Крыма в 1-й пол. XVII в. Его отец Иван упоминается в «росписях» служилых людей по Новгороду Северскому.

Обучался в Киево-Могилянской академии (около 1640-х гг.).

Монахом Саввино-Сторожевского монастыря стал в 1640-х гг., пребывая в там, Александр Мезенец вместе с другими писцами-клирошанами занимался переписыванием крюковых сборников. Среди сохранившихся певчих книг монастырской библиотеки обнаружено 6 рукописей, в создании которых он принял участие.

Обладал изящным полууставным почерком, владел искусством оформления книги. В своих виршах он отметил «случайность» возникновения его «клиросского прозвания» — Мезенец.

В 50-х гг. XVII в. переехал в Москву, вероятно, вместе с известным композитором Иваном Календой, которого цитировал в книге «Граматка пения мусикийскаго или известного правила в слоге мусикийском, в них обретаются шесть частей им разделены» (Смоленск, 1677).

Предположительно, участвовал в деятельности 1-й московской комиссии по исправлению книг раздельноречного пения (1652—1654).

Возглавлял комиссию, которая должна была провести исправления московских церковных музыкальных книг и реформу самого церковного пения и музыкальной нотации «крюкового знамения».

Опираясь на хорошо известные певцам киноварные пометы, изложил разработанные дидаскалами теоретические вопросы, включая положения о системе признаков и о взаимозаменяемости еë с системой помет. В трактате представлено расширение традиционного звукоряда до 12 ступеней с введением соответствующих киноварных обозначений, установлена единая азбука знаменной нотации с классификацией невм по типам роспева, объяснен принцип расшифровки попевок путём изложения их «дробным знаменем» как теоретически, так и практически, на конкретных строках Ирмология, впервые введена ритмическая классификация основных знамен и система их соподчинения. Трактат начинается предисловием с описанием истории проведения музыкальной реформы и завершается акростихом, из которого следует, что над руководством «трудился Александер Мезенец и прочии». Имея трактат, мастера-печатники могли начать изготовление наборной азбуки крюковых знаков, что вскоре и было выполнено. На основании царского указа от 15 декабря 1670 мастера наградили деньгами; возможно, это было связано с завершением им трактата. Наиболее вероятной датой написания «Извещения» является 2-я половина 1670 года.

Позже стал — справщиком (редактором) Московского печатного двора. В январе 1673 получил на Печатном дворе 10 руб. жалованья как «праворечного пения справщик». Очевидно, в 1672 он сменил там Александра Печерского в деле надзора за печатанием певческих текстов.

Один из авторов теоретической работы «Азбука знаменного пения» (1688), которая является полным изложением теории знаменного пения.

Напишите отзыв о статье "Мезенец, Александр Иванович"

Ссылки

  • Києво-Могилянська академія в іменах, XVII—XVIII ст.: Енцикл. вид. / Упоряд. З. І Хижняк; За ред. В. С. Брюховецького. — К.: Вид. дім «КМ Академія», 2001. — С. 358—359. (укр.)

Отрывок, характеризующий Мезенец, Александр Иванович

– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).