Мейер, Густав

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Густав Мейер

Густав Мейер (нем. Gustav Meyer; 25 ноября 1850 — 28 августа 1900) — германский филолог, специалист по индоевропейским языкам; большую часть жизни работал в Австро-Венгрии. Был одним из крупнейших албанистов своего времени, доказав, что албанский язык относится к индоевропейской языковой семье.

Родился в Стшельце-Опольске в прусской Силезии. В 1867 году поступил в университет Бреслау изучать древние языки, новогреческий и санскрит, а также общее индоевропейское языкознание. В 1871 году защитил докторскую диссертацию и в том же году стал экстраординарным профессором в Гёттингенском университете, спустя год став там ординарным профессором древних языков. Затем работал учителем в гимназии в Готе, с 1874 года в Мала-Стране (Прага), в 1876 году стал приват-доцентом Карлова университета, а год спустя — профессором санскрита и сравнительного языкознания в Граце, где занимался научными исследованиями древнегреческого, турецкого и албанского языков. В 1881 году стал полным профессором университета Граца и с этого времени в своих научных исследованиях сосредоточился на албанистике. В отставку вышел в 1897 году.

За свою жизнь предпринял многочисленные поездки в Италию, Грецию и на Восток, собрав в них материал для исследований по новосреднегреческому и албанскому. Главные работы: «Die mit den Nasalen gebildeten Praesensstämme» (Йена, 1873), «Griechische Grammatik» (Лейпциг, 1880; 1886), «Essays und Studien zur Sprachgeschichte und Volkskunde» (том I, Берлин, 1885; том II, Страсбург, 1893), «Reiseskizzen aus Griechenland und Italien» (Берлин, 1886), «Albanesische Grammatik, mit Lesestücken und Glossar» (Лейпциг, 1888), «Etymologisches Wörterbuch der albanesischen Sprache» (Страсбург, 1891), «Griechische Volkslieder in deutscher Nachbildung» (Штутгарт, 1890), «Türkische Studien» (Вена, 1893), «Neugriech. Studien» (Вена, 1894).

Напишите отзыв о статье "Мейер, Густав"



Примечания

Источники

Ссылки

  • [www.deutsche-biographie.de/pnd117558869.html Статья] в NDB  (нем.)
  • [www.biographien.ac.at/oebl_5/426.pdf Статья] в Австрийском биографическом словаре  (нем.)
  • [runeberg.org/nfbr/0208.html Статья] в Nordisk Familjebok  (швед.)

Отрывок, характеризующий Мейер, Густав

В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.