Мейер, Курт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Курт Адольф Вильгельм Мейер
Meyer Kurt Adolf Wilhelm
Прозвище

нем. «Panzermeyer»

Дата рождения

23 декабря 1910(1910-12-23)

Место рождения

Йерксхайм, Нижняя Саксония, Германская империя

Дата смерти

23 декабря 1961(1961-12-23) (51 год)

Место смерти

Хаген, Вестфалия, Германия

Принадлежность

Веймарская республика
Третий рейх

Род войск

Войска СС

Годы службы

1930—1945

Звание

бригадефюрер СС
генерал-майор войск СС

Командовал

дивизия СС «Гитлерюгенд»

Сражения/войны

Вторая мировая война

Награды и премии

Орден «За храбрость»

Курт Адольф Вильгельм Мейер (нем. Kurt Adolf Wilhelm Meyer; 23 декабря 1910, Йерксхайм — 23 декабря 1961, Хаген) — немецкий военачальник времён Второй мировой войны. Член НСДАП (билет № 316 714) с 1 сентября 1930 г. и СС (билет № 17 559) с 15 октября 1931 г.





Биография

Родился в семье фабричного рабочего Отто Мейера, четырежды раненого во время Первой мировой войны и умершего в 1928 году, скорее всего, от туберкулёза.

Курт получил начальное образование, затем и некоторое торговое образование. В 1928-29 годах короткое время работал шахтёром и фабричным рабочим. С 1 октября 1929 года служил в мекленбургской лапо. С 1930 года член СА.

С 15 мая 1934 г. переведен унтерштурмфюрером в дивизию «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер». С сентября 1936 года командир 14-й (противотанковой) роты. В 1936 году спровоцировал потасовку во время попойки и его чуть было не уволили из LAH, но Дитрих оставил его из-за беременной жены. С 6 января 1938 г. по 12 января 1938 г. учился в армейской «пиониршуле Клаусдорф».

Вторая мировая война

Участвовал в польской кампании. 7 сентября 1939 года получил ранение. С 1 октября 1939 года — командир 15-й мотоциклетной роты. С осени 1940 года — командир разведбатальона. Далее воевал в Голландии, Франции и Греции, где самолично отличился при взятии перевала Клиссура. Судя по его мемуарам (книга «Гренадеры»), это случилось так: солдаты Мейера залегли под плотным пулеметным огнём противника, и он был вынужден бросить в них гранату, после чего тем пришлось покинуть укрытия, пойти в атаку и взять перевал. По итогам данной операции он первым из офицеров дивизии «Лейбштандарт» получил Рыцарский крест (Дубовые листья к нему он заработал в 1943 году за взятие Харькова, а Мечи добавились в 1944 году в ходе операции в Нормандии). Ходит также история, что во время боя против греческого 88-го пехотного полка Мейеру удалось добиться результата с минимальными потерями: единственным из обескураженных солдат в бой вступил только полковник Грегориос Хондрос, пошедший врукопашную и погибший в бою.

Три года Мейер воевал в России, достигнув самой дальней точки на Кавказе. Возглавляя танковый разведывательный батальон дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», отличался решительными и быстрыми действиями с широким использованием танков, за что получил большую известность в войсках и прозвище «Panzermeyer». После окончания тридцатидневных курсов полковых командиров (в августе 1943 года) направлен в 12-ю дивизию СС «Гитлерюгенд» в качестве командира 25-го панцер-гренадерского полка СС. С 16 июня 1944 г. — командир дивизии. Был самым молодым дивизионным командиром не только войск СС, но и всех немецких вооружённых сил.

Карьера в СС

С 1.08.43 по 14.06.44 командир 26-го панцер-гренадерского полка СС (командир «Кампфгруппе Майер»). С 14.06.44 по 6.09.44 командир 12-й дивизии СС.

Награды

Конец жизни

Куртом Мейером была написана книга мемуаров «Гренадеры», которая была издана и в России двумя издательствами под названием «Немецкие гренадеры». В ней он лично описывает обстоятельства своего пленения следующим образом: 6 сентября, примерно в полдень, во время отступления, колонна дивизионного штаба, состоявшая из трех «Фольксвагенов», напоролась на двигавшееся во встречном направлении по той же дороге, танковое подразделения американской армии. Первый «кюбельваген» был уничтожен выстрелом из пушки американского танка, при этом был убит СС-гауптштурмфюрер Хайнцельман. Майер и его спутники бросили машины и попытались скрыться в деревне Дюрналь, в которой собственно и произошло боестолкновение. Но выбраться из деревни было невозможно, так как она располагалась в лощине, и сразу за домами начинался резкий подъём — американцы видели бы беглецов как на ладони. Майер и ещё один офицер СС — Макс Борнхефт спрятались в одном из курятников, где их обнаружили местные жители. Мейер и Борнхефт бежали и попытались спрятаться на кладбище, но там их обнаружили бельгийские полицейские и партизаны, которые обстреляли их. Отстреливаясь Мейер с товарищем почти вырвались из кольца окружавших их партизан, но тут одна из пуль попала в Борнхефта. Он остался на дороге раненый в бедро, а Мейер забежал в один из дворов и попытался спрятаться в хлеву, но его обнаружил один из партизан — 14-ти летний мальчишка. Партизаны обстреляли хлев и обещали забросать его гранатами. Мейер, будучи в безвыходной ситуации, сдался. Его задержали, посадили на ночь в церковный подвал, а наутро 7-го сентября передали американцам. Американцы сорвали с бригадефюрера Рыцарский крест и один из них жестоко избил его прикладом карабина и напоследок ударил стволом в голову, повредив один из крупных сосудов. От окончательной расправы истекающего кровью Мейера спас американский лейтенант, чья мать была немкой. Мейера и Борнхефта отправили в Намюр, где Борнхефта застрелили бельгийцы. Сам Мейер чудом спасся от опознания его как эсэсовца и неминуемой расправы, уничтожив свои документы и представившись полковником из 2-й танковой дивизии Вермахта (вероятно ему помогло то, что он был одет в камуфляжный костюм без каких либо знаков различия, предположительно сшитый из трофейной итальянской ткани — то есть не похожий по расцветке на эсэсовский). Затем он был перемещен в лагерь для военнопленных.

В декабре 1945 года приговорен к смертной казни канадским трибуналом по обвинению в убийстве канадских военнопленных. Впоследствии смертная казнь была заменена пожизненным заключением. 7 сентября 1954 года помилован, работал на пивоваренном заводе в Хагене. Член ХИАГ. Автор мемуаров «Гренадеры» (1957). В июле и в ноябре 1961 года перенес сердечные приступы. Умер от разрыва сердца в Хагене. Остались жена Кете, 4 дочери и 1 сын (Ирмтрауд, Урсула, Курт, Инге, Герхильд).

Напишите отзыв о статье "Мейер, Курт"

Литература

  • Mark C. Yerger. Waffen SS Commanders Vol.2 — С. 107—114.
  • Залесский К. СС. Охранные отряды НСДАП. — М.: Яуза, Эксмо, 2004. — С. 340—341.
  • Мейер, К. Немецкие гренадеры. — М.: Центрполиграф, 2007. — 335 с.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Мейер, Курт

Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…