Мейер, Юлиус Лотар

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Мейер, Лотар»)
Перейти к: навигация, поиск
Юлиус Лотар Мейер
Julius Lothar von Meyer
Место рождения:

Фарель

Место смерти:

Тюбинген

Страна:

Германская империя

Научная сфера:

химия

Альма-матер:

Вюрцбургский университет

Научный руководитель:

Р. В. Бунзен

Известен как:

автор варианта классификации химических элементов

Награды и премии:

Медаль Дэви (1882)

Юлиус Лотар Мейер (нем. Julius Lothar von Meyer; 19 августа 1830, Фарель — 11 апреля 1895, Тюбинген) — немецкий химик, иностранный член-корреспондент Петербургской академии наук с 1890 года. Наряду с Д. И. Менделеевым считается создателем периодической системы элементов.





Биография

Окончил Вюрцбургский университет (доктор медицины, 1854). Изучал естественные науки в университетах Гейдельберга (где работал в лаборатории Р. Бунзена), Кёнигсберга и Бреслау (доктор философии, 1858).

С 1859 года преподавал в университете Бреслау, в 18661868 годах в Лесной академии в Нейштадт-Эбервальде. В 1868—1876 годах профессор в университете Карлсруэ, с 1876 года в Тюбингенском университете. В 1860 году принял участие в Международном конгрессе химиков в Карлсруэ, на котором обсуждались определения основных понятий химии.

Научная деятельность

Основные научные работы посвящены теоретической и физической химии. Внёс значительный вклад в систематизацию химических элементов. В 1864 году опубликовал таблицу, содержавшую 28 элементов, размещённые в шесть столбцов согласно их валентностям[1][2]. Мейер намеренно ограничил число элементов в таблице, чтобы подчеркнуть закономерное (аналогичное триадам Дёберейнера) изменение атомной массы в рядах сходных элементов.

В 1870 году опубликовал ещё одну работу, содержавшую новую таблицу и график зависимости атомного объёма элемента от атомного веса, имеющий характерный пилообразный вид.[3] Предложенная Мейером в работе «Природа элементов как функция их атомного веса» таблица состояла из девяти вертикальных столбцов, сходные элементы располагались в горизонтальных рядах; некоторые ячейки таблицы Мейер оставил незаполненными. Таблица Мейера 1870 года в некоторых отношениях была совершеннее первого варианта таблицы Менделеева[4].

В 1882 году Лондонское королевское общество присудило золотые медали Дэви совместно Менделееву и Мейеру с формулировкой «За открытие периодических соотношений атомных весов». В зарубежной литературе Л. Мейер обычно рассматривается как один из авторов периодической системы химических элементов[5][6].

Вопрос о приоритете открытия периодического закона

Открытие скандия (экабора — по Д. И. Менделееву) явилось поводом возбуждения со стороны Л. Майера вопроса о приоритете открытия периодического закона.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5077 дней] Им была опубликована статья «К истории периодической атомистики»[7]. Оттиск её он послал Д. И. Менделееву, который опубликовал ответную — «К истории периодического закона»[8], где утверждал, что таблица Л. Майера представляла собой только простое сопоставление элементов по валентности, считавшейся им коренным свойством — немецкий учёный не признавал атомный вес в качестве такового, как определяющего периодичность, поэтому в его таблице отсутствовали некоторые важные аналоги (например, B—Al), а следующая работа Л. Майера «Природа элементов как функция их атомных весов» написана только в декабре 1869 года (более чем через полгода после опубликования Д. И. Менделеевым Периодического закона) с предложением общей системы химических элементов, расположенных по возрастанию атомных масс, которая, по словам Л. Мейера, «в существенном идентична данной Менделеевым». Однако это ещё в 1866 году предложил английский химик Дж. Ньюлендс в своём «законе октав». Л. Мейер построил кривые зависимости атомных объёмов элементов от их атомных масс.

В своей статье Д. И. Менделеев пишет: «г. Майер раньше меня не имел в виду периодического закона, а после меня ничего нового к нему не прибавил»; далее русский учёный добавляет, что Л. Майер не развивал открытия, в частности в направлении систематизации химических соединений (последовательности изменения стеклообразующих окислов), — не делал попыток на его основе дать предсказания свойств не открытых ещё элементов или исправления атомных весов уже известных. «По праву творцом научной идеи, — пишет он, — должно того считать, кто понял не только философскую, но и практическую сторону дела, сумел так его поставить, что в новой истине все могли убедиться и она стала всеобщим достоянием. Тогда только идея, как материя, не пропадёт». В своей статье Д. И. Менделеев также называет тех, кому он «наиболее обязан» своим законом — Э. Ленссена и Ж. Б. Дюма[9][10].

Таблица Мейера 1864 года

Валентность IV Валентность III Валентность II Валентность I Валентность I Валентность II Разность масс
I ряд Li Be ~16
II ряд C N O F Na Mg ~16
III ряд Si P S Cl K Ca ~45
IV ряд As Se Br Rb Sr ~45
V ряд Sn Sb Te I Cs Ba ~90
VI ряд Pb Bi Tl ~90

Таблица Мейера 1870 года

I II III IV V VI VII VIII IX
B
Al In(?) Tl
C Si
Ti

Zr
Sn Pb
N P
V
As
Nb
Sb
Ta
Bi
O S
Cr
Se
Mo
Те
W
F




Cl





Mn
Fe
Co
Ni
Br





Ru
Rh
Pd
I





Os
Ir
Pt
Li Na op
Cu
Rb
Ag
Cs
Au
Be Mg Ca
Zn
Sr
Cd
Ba
Hg

Напишите отзыв о статье "Мейер, Юлиус Лотар"

Примечания

  1. Meyer J. L. Die Modernen Theorien der Chemie und ihre Bedeutung für die Chemische Statik. — Maruschke and Berendt, Breslau, 1864. — P. 139.
  2. Джуа М. История химии. — М.: Мир, 1966. — С. 265—268.
  3. Meyer J. L. [books.google.com/books?id=KdHyAAAAMAAJ&pg=PA354#v=onepage&q&f=false Die Natur der chemischen Elemente als Function ihrer Atomgewichte] // Ann. Chem. Farm. 1870. Supplementband 7. — S. 354.
  4. Kaji M. Social Background of the Discovery and the Reception of the Periodic Law of the Elements. // Ann. N.Y. Acad. Sci. 2003. — Vol. 988. — P. 302—306.
  5. Rouvray D. H. Elements in the history of the Periodic Table. // Endeavour. 2004. — Vol. 28. — № 2. — P. 69—74.
  6. Paneth F. Die Entwicklung und der heutige Stand unserer Kenntnisse über das natürliche System der Elemente (Zum 100-jährigen Jubiläum von Lothar Meyer’s Geburtstag). // Naturwissenschaften. 1930. — Bd. 18. — S. 964—976.
  7. Meyer L. Zur Geschichte der periodischen Atomistik. // Ber. Dtsch. Chem. Ges. 1880. B. 13. S. [onlinelibrary.wiley.com/doi/10.1002/cber.18800130174/abstract 259—265], [onlinelibrary.wiley.com/doi/10.1002/cber.188001302188/abstract 2043—2044]
  8. Mendelejeff D. Zur Geschichte der periodischen Gesetzt. // Ber. Dtsch. Chem. Ges. 1880. B. 13. S. [onlinelibrary.wiley.com/doi/10.1002/cber.188001302136/abstract 1796—1804].
  9. Летопись жизни и деятельности Д. И. Менделеева. — Л.: Наука, 1984.
  10. Семишин В. И. Периодическая система химических элементов Д. И. Менделеева. — М.: Химия, 1972.

Отрывок, характеризующий Мейер, Юлиус Лотар

– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.