Мейе, Антуан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Поль-Жюль-Антуан Мейе
фр. Paul Jules Antoine Meillet
Дата рождения:

11 ноября 1866(1866-11-11)

Место рождения:

Мулен, департамент Алье

Дата смерти:

21 сентября 1936(1936-09-21) (69 лет)

Место смерти:

Шатомейан, департамент Шер

Научная сфера:

лингвистика

Поль-Жюль-Антуа́н Мейе́ (фр. Paul Jules Antoine Meillet; 11 ноября 1866, Мулен, департамент Алье — 21 сентября 1936, Шатомейан, департамент Шер) — крупный французский лингвист, автор трудов по сравнительно-историческому языкознанию, индоевропеистике (в том числе индоевропейской метрике), латинскому и греческому языкам, славистике, иранистике, арменистике. Вёл интенсивную педагогическую деятельность.





Биография

Родился в семье нотариуса; учился в Париже, с 1885 в Сорбонне; также слушал курсы Бреаля в Коллеж де Франс и Соссюра в Высшей практической школе. В 1890 г. предпринимает поездку на Кавказ для изучения армянского языка. Докторская диссертация об особенностях употребления генитива и аккузатива в старославянском языке (1897). Преподавал армянский язык в Школе восточных языков (с 1902), индоевропеистику и другие курсы в Коллеж де Франс (1905—32).

Член Академии надписей (1924), многих иностранных академий и обществ, в том числе член-корреспондент Петербургской Академии наук (1906)[1]; секретарь Парижского лингвистического общества (с 1906).

Вклад в науку

Восприняв многие идеи Соссюра, Мейе, однако, не стал заниматься, как большинство европейских структуралистов, синхронным изучением языка, а продолжал развивать сравнительно-исторические исследования с учётом соссюровских положений о системности языка и его «социальном» характере. Сравнительно-исторический метод внешней реконструкции именно в работах Мейе нашёл завершение и принял ту классическую форму, к которой, по существу, последующие десятилетия ничего не прибавили. В области частных индоевропейских исследований особенно большой вклад Мейе внёс в славистику и арменистику; в соавторстве с А. Эрну составил наиболее авторитетный этимологический словарь латинского языка. Ему принадлежат также важные исследования об индоевропейских корнях греческой эпической поэзии.

Вслед за Соссюром и рядом других французских лингвистов, Мейе подчёркивал (в противовес «психологизму» младограмматиков) социальный характер языка. Он считается одним из предшественников современной социолингвистики. Опубликовал обзор языковой ситуации в послевоенной Европе (1918). Инициатор (совместно с М. Коэном) энциклопедического издания «Языки мира», в котором все языки предполагалось описывать по единой схеме (1924; не завершено).

Влияние

Влияние Мейе испытали практически все известные лингвисты (и особенно индоевропеисты) следующего поколения, в том числе Бенвенист, Вандриес, Гийом, Дюмезиль, Курилович, Мартине, Теньер и др. К числу учеников Мейе принадлежит и выдающийся исследователь эпоса Милмэн Пэрри. Мейе первым употребил в современном значении термин «грамматикализация» (в небольшой статье 1912 г.). Среди русских учёных он выделял труды Н. С. Трубецкого и не раз поддерживал его в трудные моменты.

Основные работы

  • Esquisse d’une grammaire comparée de l’arménien classique, 1903.
  • Introduction à l'étude comparative des langues indo-européennes, 1903 (и множество последующих изданий).
  • Les dialectes indo-européens, 1908; 2-е изд. 1922.
  • Aperçu d’une histoire de la langue grecque, 1913.
  • Les langues dans l’Europe nouvelle, 1918.
  • Linguistique historique et linguistique générale, 1921; 2-е изд. 1926—1936.
  • Les origines indo-européennes des mètres grecs, 1923.
  • Esquisse d’une histoire de la langue latine, 1928.
  • La méthode comparative en linguistique historique, 1928.
  • Dictionnaire étymologique de la langue latine, 1932 (в соавторстве с А. Эрну; словарь переиздан под ред. Жака Андре в 2001).

В русских переводах:

Напишите отзыв о статье "Мейе, Антуан"

Примечания

  1. [isaran.ru/?q=ru/person&guid=834E7C11-B805-0F68-3234-EC7F3374C92B Информация] на сайте ИС АРАН


Отрывок, характеризующий Мейе, Антуан

Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.