Мейхана

Мейхана
Направление:	этническая музыка
Истоки:	народные музыкально-поэтические творчества
Место и время возникновения:	XIV век
Родственные:
Ашугская музыка

Мейхана́ (азерб. Meyxana; от перс. «мей» — вино и «хане» — дом) — азербайджанское народное музыкально-поэтическое творчество, своеобразные речитативные импровизации, ритмическая поэзия, похожая на современный рэп.

Во время исполнения мейханы поэты-мейханщики, импровизируя, соревнуются друг с другом, сочиняя и исполняя на ходу, без предварительной подготовки, острые куплеты на злободневные темы. Рифма и припев оговариваются заранее. Под этот припев и рифму исполняется первый куплет мейханы, затем другой исполнитель читает второй, им же сочинённый, куплет. После этого черёд вновь к первому мейханщику, или третьему, если исполнителей больше. Куплеты обычно читаются под простой музыкальный аккомпанемент.

Этимология названия

Название этого жанра восходит к традиционному названию трактиров и таверн ˜— «мейхана» («meyhane»), которое происходит от персидских слов «mey» (вино) и «hane» (дом). В подобных тавернах мейхана известные поэты, музыканты и дервишы читали здесь свои произведения, часто нараспев, отбивая ритм на дефе, столе, или прищелкивая пальцами. Впоследствии от места зарождения этот жанр и получил своё название.

История

Со времен средневековья существовали трактиры-таверны, где можно было выпить стакан вина, выкурить кальян, послушать музыку или ашугов и поиграть в распространённые тогда игры. Среди завсегдатаев тех заведений бывали известные поэты, музыканты, дервиши того времени. Они читали здесь свои произведения, часто нараспев, отбивая ритм.

Отличительной особенностью бакинских мейхана были стихотворные состязания посетителей таверны. Куплеты исполнялись под ритмический аккомпанемент дэфа. Тему задавал один из участников, после чего начиналось импровизационное шуточно-сатирическое состязание, чем-то напоминающее русские частушки.

Мейхана регулярно запрещались духовенством. Они закрывались и вновь открывались в зависимости от политической обстановки в стране. Стихотворные состязания, однако, получили такую популярность, что стали исполняться под названием мейхана и вне таверн — по праздникам и на свадьбах. Появились признанные народом мейханисты-профессионалы, которых приглашали за определенную плату на свадьбы.

В годы СССР известным поэтом, сочинителем злободневных текстов «мейхана» был Алиага Вахид. Помимо него ряд актёров также писали лирические куплеты. Следует отметить, что в первый период деятельности «САТа» («Сатир-Агиттеатр») наиболее популярной формой выступления были злободневные стихи «мейхана». Они быстро запоминались, а также сопровождались ритмическим аккомпанементом, характерным для азербайджанской танцевальной музыки.

Соревнования мейханы продолжаются в Азербайджане и сегодня в более оптимистичной и беззаботной форме, чей подтрунивающий текст и быстрая игра под аккомпанемент синтезатора создают удивительную атмосферу общей радости.

Популяризация

Композиторы Азербайджана нередко обращались к стилю шуточных юмористических песен типа «мейхана». Так, например, в духе «мейхана» написана партия шута из оперы «Кёроглы» Узеира Гаджибекова, дуэт Абдулалибекова и Мамедалибека из оперы «Севиль» Фикрета Амирова также напоминает склад «мейхана». Актёр и поэт Ахмед Анатоллы, игравший роль Амбала в оперете «Не та, так эта», с согласия автора Узеира Гаджибекова дополнил характер этого действующего лица. Например, в сцену свадьбы Мешади Ибада он внёс эпизод «мейхана», где каждый раз выступал с новым текстом песни на злободневную тему.

Азербайджанский джазмен и пианист второй половины XX века Вагиф Мустафазаде в мугамном джазе, созданном им музыкальном стиле (синтез американского джаза и традиционной азербайджанской импрвизационной музыки) использовал традиционную азербайджанскую мейхану.

с 2001 года на телеканале ANS проводится конкурс исполнителей мейханы «Де, гялсин» («Давай, скажи»), а с 2008 года с целью популяризовать мейхану похожий конкурс мейханщиков под названием «Сёзум вар» («Есть что сказать») проводит другой азербайджанский телеканал ATV.

В 2012 году один из вечеров мейханы в Азербайджане прославился на весь Интернет: в ходе этого вечера в одном из выступлений в качестве рефрена постоянно звучала фраза «Ты кто такой? Давай, до свидания!» Эта фраза стала популярным интернет-мемом.

В культуре

Сцена с мейханой есть в фильме «Я помню тебя, учитель» («Бизим Джабиш муаллим»), снятого в 1969 году на киностудии Азербайджанфильм. По словам современного исполнителя мейханы Агамирзы, мейхана из этого фильма стала уже классикой.

Азербайджанский поэт и писатель Сабир Рустамханлы в своём произведении «Книга жизни» упомянул мейхану:

Сонародники наши, рассыпанные по горам Кавказа, исповедуют свои сердечные чувства трёхструнным сазом и тамбуром. Ленкоранский край ведёт по-своему хоровод "халай", Нахичевань поет "Ахишта", в Баку и окрест него отдают предпочтение тару и мугамам, складывают мейхана - особый жанр городского фольклора. На долю Карабаха также выпал мугам... В сущности, эта градация - не предпочтение, скорее - намек на то, кто в чем искушён и преуспел больше…

Ссылки

Внешние видеофайлы
Мейхана
	[youtube.com/watch?v=t3waxLt2mb8 «У меня жигули» (Одна из первых мейхана исполненных на русском языке)] на YouTube
	[youtube.com/watch?v=axRt5mFMOco Мейхана. Ты кто такой? Давай, до свидания] на YouTube
	[youtube.com/watch?v=-ynkz3UWNMk Мейхана. Мейхана на русском ] на YouTube

• [www.newsazerbaijan.ru/culture/20120601/297402934.html «Ты кто такой, до свидания», или как азербайджанская мейхана стала популярна в России] (рус.) // Кямал Али. «Новости-Азербайджан». — 01.06.2012.

Литература

• Rəhimova A. Жанр мейхана в азербайджанской музыке = Azərbaycan musiqisində meyxana janrı.  (азерб.)

Отрывок, характеризующий Мейхана

Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.