Мекленбург-Штаргард
Ме́кленбург-Штаргард (нем. Mecklenburg-Stargard) — северогерманское герцогство, существовавшее в XIV—XV веках. Возникло после смерти герцога Мекленбурга Генриха II. 25 ноября 1352 года два сына Генриха, герцоги Альбрехт II Великий и Иоганн I заключили династический договор о фактическом разделе отцовского наследства, в результате которого появились герцогства Мекленбург-Шверин и Мекленбург-Штаргард, получившие свои названия по главным резиденциям двух правителей Мекленбурга.
Раздел мекленбургских земель не был оформлен юридически, поэтому оба правителя возникших таким образом герцогств носили одинаковый титул «герцог Мекленбурга, Штаргарда и Ростока». Этот титул оставался в ходу до 1918 года в общем титуле мекленбургской династии.
Содержание
Территория
Основная часть герцогства Мекленбург-Штаргард включала в себя княжество Штаргард на территории современной земли Мекленбург-Передняя Померания, территории, ограниченной Бранденбургом, Померанией и Мекленбургом. Название герцогства происходит от средневековой крепости Штаргард. В герцогство Штаргард также входили Штернберг и Эльденбург (Любц) с исторической территорией Туре.
История
Княжество Штаргард досталось Мекленбургу в 1299 году как пожизненные вдовьи владения. Генрих II победил марку Бранденбург в Северогерманской маркрграфской войне. После его смерти в 1329 году его сыновья сначала правили совместно при опекуне до 1336 года. 25 ноября 1352 года братья договорились о разделе владений. Иоганн I получил «землю Штаргард со всем, что к ней относится». Его сыновья Иоганн II и Ульрих I поделили земли ещё раз в 1408 году. Иоганн получил Штернберг, Фридланд, Фюрстенберг и Лихен, а Ульрих — Нойбранденбург, крепость Штаргард, Стрелиц и Везенберг (с Лице). При Генрихе, сыне Ульриха I, герцогство вновь объединилось, а впоследствии после смерти его бездетного сына Ульриха II герцогство Штаргард воссоединилось с Мекленбург-Шверином.
В ходе Третьего раздела основных мекленбургских земель 1701 года штаргардские владения составили основу новообразованного герцогства Мекленбург-Стрелиц.
Правители
- Иоганн I — правитель Мекленбург, с 1348 года герцог Мекленбург-Штаргарда (1329—1392) [сын Генриха II]
- Иоганн II — герцог Мекленбург-Штаргард-Штернберга (1392—1417) [сын Иоганна I]
- Ульрих I — герцог Мекленбург-Штаргард-Нойбранденбурга (1392—1417) [сын Иоганна I]
- Альбрехт I — герцог Мекленбург-Штаргарда, ум. 1397 [сын Иоганна I]
- Иоганн III — герцог Мекленбург-Штаргард-Штернберга (1416—1438) [сын Иоганна II]
- Альбрехт II — герцог Мекленбург-Штаргард-Нойбранденбурга (1417—1423) [сын Ульриха I]
- Генрих Худой — герцог Мекленбург-Штаргарда (1417—1466) [сын Ульриха I]
- Ульрих II — герцог Мекленбург-Штаргарда (1466—1471) [сын Генриха]
См. также
Напишите отзыв о статье "Мекленбург-Штаргард"
Отрывок, характеризующий Мекленбург-Штаргард
Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
