Меланезийские языки

Меланезийские языки — языки меланезийцев, распространены в Меланезии (наряду с папуасскими и полинезийскими языками). Наряду с микронезийскими и полинезийскими языками — группа, традиционно выделяемая в составе океанийской ветви австронезийских языков, однако в отличие от первых двух не является генетической группировкой, а выделяется по этно-ареальному принципу.

Состав

В группу входят около 350—400 океанийских языков, на которых говорит порядка 1,5 млн человек. Наиболее крупные из них — фиджийский (350 000 носителей, и ещё 200 000 в качестве второго языка) и куануа (около 100 000 в провинции Восточная Новая Британия в Папуа — Новой Гвинее)

Остальные языки имеют меньшее число носителей: 20 языков по 10-50 тысяч носителей, остальные — от нескольких сот до нескольких тысяч говорящих.

Из-за слабой изученности региона и языковой дробности, взаимоотношения внутри меланезийских языков во многом остаются неясными. Выделяется более 20 групп языков.

Часть меланезийских языков: некоторые языки Юго-Восточных Соломоновых островов, Центральных и Северных Новых Гебрид, и в особенности — фиджийский и ротума, обнаруживают близость к полинезийским языкам, и входят (вместе с микронезийскими и полинезийскими) в восточноокеанийскую подветвь океанийских языков.

Грамматическая характеристика

Структурное сходство меланезийских языков, служившее прежде основанием для выделения их в особую группу австронезийских языков, противопоставлявщуюся индонезийским, микронезийским и полинезийским, обсусловлено, с одной стороны, сохранением в меланезийских языках ряда особенностей, восходящих к праокеанийскому языку (архаизмами), а, с другой, — отсутствием инноваций, характерных для микронезийских и полинезийских языков. Некоторые региональные черты меланезийских языков объясняются папуасским субстратом и адстратом и языковыми контактами между самими меланезийскими языками.

Фонетика

Как правило, имеется 3 серии смычных согласных — глухие взрывные, звонкие взрывные (обычно преназализованные) и носовые. Реже — фрикативные и аффрикаты.

В ряде языков Вануату (например, тонгоа, вао и языке больших намба) существуют очень редкие лабио-апикальные согласные, образующиеся смычкой кончика языка и верхней губы, и встречающиеся за пределами Меланезии только в Южной Америке. Например, в тангоа: [n̼ata] «глаз», [ð̼atu] «камень», [t̼et̼e] «бабочка».

Имеется обычно пять гласных (i, e, a, o, u), однако их число варьируется и может достигать 20 — в новокаледонском языке андж (хуаилу) противопоставлены 10 чистых и 10 носовых гласных. Структура слога — CV(C).

В ряде меланезийских языков под папуасским влиянием развились тоновые противопоставления.

Морфология

В грамматическом отношении меланезийские языки, как и большинство океанийских языков, — аналитические с более или менее выраженной агглютинацией.

В глаголе грамматикализовано противопоставление переходных и непереходных глаголов. Характерно как объектное (одушевленный объект часто выражается суффиксально), так и субъектное согласование (субъект выражается приставками или особыми препозитивными частицами).

Прилагательные обычно не выделяются в отдельную часть речи, так как формально не отличаются от непереходных глаголов. Числительные также обычно составляют глагольный подкласс, для многих характерна пятеричная система счисления.

Именное словоизменение бедно, число морфологически обычно не выражается. У личных местоимений часто противопоставлены 3-4 числа и имеются формы инклюзива («мы с тобой») и эксклюзива («мы без тебя»).

Для всех меланезийских языков характерно морфологическое противопоставление неотчуждаемой и отчуждаемой принадлежности. Для выражения первой используются суффиксы, вторая — препозитивные притяжательные местоимениям или префиксы нескольких серий, которые выбираются в зависимости от назначения объекта обладания. Например, в языке мота (на островах Банкс в вануатской провинции Торба): na pane-k «моя рука», no-k o matiɣ «мой кокос» (как собственность)", ɣa-k o matiɣ «мой кокос (для еды)», mwa-k o matiɣ «мой кокос (для питья)».

Синтаксис

Большинство языков имеет порядок слов SVO («подлежащее — сказуемое — прямое дополнение»), часть языков Новой Каледонии — VOS, ряд языков побережья Новой Гвинеи — SOV (в последнем случае употребляются не предлоги, а послелоги). Определение следует за определяемым. Словообразование в системе глагола по преимуществу префиксальное, в системе имени — суффиксальное; значительна роль словосложения и разных типов редупликации.

Лексика

Числительные и основные понятия фиджийского и полинезийских таитянского и самоанского в сравнении:

русский	фиджийский	таитянский	самоанский
1	дуа	тахи	таси
2	руа	руа	луа
3	долу	тору	толу
4	ва	ха	фа
5	лима	рима	лима
6	оно	оно	оно
7	виту	иту	иту
8	валу	вару	валу
9	чива	ива	ива
10	тини	анауру	нафулу
дом	вале	фаре	фале
земля	вануа	фенуа	фенуа индонез. — бенуа
кокос	ниу	ниу	ниу
глаз	мата	мата	мата
свинья	вуака	пуака	пуака
небо	ланги	ранги	ланги

Современное положение

Большинство меланезийских языков — бесписьменные. Для более чем ста из них была разработана (в основном, миссионерами) письменность на основе латиницы, не получившая, однако, широкого распространения.

Фиджийский язык получил официальный статус (наряду с английским и хиндустани) на островах Фиджи. Ведется дискуссия о поднятии его до статуса государственного.

Пиджин хири-моту («полицейский моту») на основе языка моту имеет официальный статус в Папуа — Новой Гвинее (наряду с английским языком и креольским языком ток-писин). На нём говорит 120 000 человек, и он используется в качестве языка межнационального общения. Однако его популярность в качестве лингва-франка постепенно снижается, уступая ток-писин. В настоящее время, его носители (многие из которых старшего возраста) проживают в основном в провинции Галф и Центральной провинции. Пиджин хири-моту малопонятен молодым носителям языка моту, из которого он образовался.

Язык ябем использовался немецкими лютеранскими миссионерами в провинции Моробе, и в период расцвета (в 1939—1940 году) на нём могли общаться 15000 человек, а число понимающих этот язык оценивалось как 100000. В настоящее время ток-писин вытеснил его в качестве лингва-франка, и число носителей составляет около 2000 человек.

Литература

• Беликов В. И. Меланезийские языки // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
• [www.krugosvet.ru/articles/81/1008171/1008171a1.htm Меланезийские языки в энциклопедии «Кругосвет»]

Отрывок, характеризующий Меланезийские языки

– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.