Мелетий Антиохийский
| Мелетий Антиохийский | |
| Μελέτιος Αντιοχείας | |
 | |
|
| |
| Смерть |
381 |
|---|---|
| Почитается |
в Православной церкви |
| В лике |
святителей |
| День памяти |
12 (25) февраля |
Меле́тий Антиохийский (греч. Μελέτιος Αντιοχείας; ум. 381) — епископ Севастии, аскет, впоследствии архиепископ Антиохийский (360—381). Почитается православной церковью в лике святителей, память совершается 12 февраля (по юлианскому календарю). Председательствовал на II Вселенском соборе (381).
Биография
Родился в городе Мелитине в Малой Армении в богатой и знатной семье. В 358 (359) году был избран епископом Севастии Армянской. Являлся ставленником и сторонником Акакия Кесарийского, лидера той части епископата, который поддерживал омейскую формулу (умеренное арианство, согласно которой Сын подобен Отцу, хотя и не по существу[1]).
Согласно Сократу Схоластику он принял участие в Синоде в Селевкии осенью 359 года, а затем подписался под формулой Акакия. В конце 360 года был возведен на Антиохийскую кафедру[2], сменив Евдоксия, который занял Константинопольский престол. Проявил себя как противник ариан, и поэтому в 361 году на Антиохийском соборе по приказу императора Констанция II был низложен.[3] Это привело к расколу православных христиан в Антиохии, причём не согласившийся с решением собора Мелетий окончательно порвал с арианами и возглавил одну из групп сторонников никейской веры. При императоре Юлиане он был возвращен на свою кафедру, но потом опять сослан. Возвращён на патриарший престол императором Иовианом и вновь сослан Валентом. При императоре Феодосии, который особо чтил его, был избран председательствующим на Втором Вселенском соборе. В период работы собора внезапно скончался. Панегирики в его честь были составлены Григорием Нисским и Иоанном Златоустом.
Сочинения
Из сочинений Мелетия известны «Слово» при его вступлении на антиохийскую кафедру (сохранилось в «Панарии» Епифания Кипрского) и «Исповедание веры» (сохранилось в церковной истории Сократа и Феодорита). В своих сочинениях Мелетий безусловно отрицает арианство.
Напишите отзыв о статье "Мелетий Антиохийский"
Примечания
- ↑ [www.klikovo.ru/db/book/msg/4843 Аномеи. Поворот «восточных» к Никее: омоусиане // А. В. Карташев. Вселенские Соборы]
- ↑ [www.pravenc.ru/text/115764.html Антиохийская православная церковь] // Православная энциклопедия
- ↑ [www.pravenc.ru/text/115774.html Антиохийские соборы] // Православная энциклопедия
Ссылки
- Дмитрий Ростовский. Житие святого отца нашего Мелетия, архиепископа Антиохийского
- Мелетий, епископ антиохийский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [oce.catholic.com/index.php?title=Meletius_of_Antioch Meletius of Antioch] // Catholic Encyclopedia (англ.)
Отрывок, характеризующий Мелетий Антиохийский
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
