Мелихов, Александр Мотелевич

Александр Мотелевич Мелихов
На Оби, 1969 г.
Имя при рождении:	Александр Мотелевич Мейлахс
Дата рождения:	29 июля 1947(1947-07-29) (76 лет)
Место рождения:	Россошь, Воронежская область, РСФСР, СССР
Гражданство:	СССР СССР Россия Россия
Род деятельности:	прозаик, публицист
Направление:	проза
Язык произведений:	русский
Премии:	• Набоковская премия Союза писателей Петербурга (1993),  • Премия петербургского ПЕН-клуба (1995),  • Студенческий Букер (2001);  • Премия им. Гоголя (2003, 2009, 2011),  • премия правительства Санкт-Петербурга (2006),  • Премия «Учительской газеты» «Серебряное перо».  • Премия журнала «Полдень, XXI век» (2008).  • Премия фонда «Антифашист».  • Победитель международного лермонтовского конкурса «Белеет парус одинокий» в номинации «Созвучие» (2014,  • Премия журнала "Иностранная литература" (2015).

Александр Мотелевич Мелихов (настоящая фамилия Мейлахс; род. 29 июня 1947, Россошь, Воронежская область) — русский писатель и публицист.

Родился в семье Мотеля Аврумовича Мейлахса и Любови Кузьминичны Кириченко. Окончил математико-механический факультет Ленинградского университета, работал в НИИ прикладной математики при ЛГУ; кандидат физико-математических наук.

Как прозаик печатается с 1979 года. Проза опубликована в журналах «Нева», «Звезда», «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Дружба народов», «22», «Nota Bene» (Израиль), «Зарубежные записки» (Германия) и др.

Автор книг «Провинциал», «Весы для добра», «Исповедь еврея», «Горбатые атланты, или Новый дон Кишот», «Роман с простатитом», «Нам целый мир чужбина», «Чума», «Красный Сион», «Любовь-убийца», «Мудрецы и поэты», «Интернационал дураков», «Биробиджан — земля обетованная», «Тень отца», «Республика Корея: в поисках сказки», «Дрейфующие кумиры», «Броня из облака», вышедших в издательствах «Советский писатель», «Новый Геликон», «Лимбус Пресс», «Вагриус», «Ретро», «Время», «Прозаик», «Текст»,«АСТ», «Журнал"Нева"».

Литературный критик, публицист, автор книги «Диалоги о мировой художественной культуре» и нескольких сот журнально-газетных публикаций, заместитель главного редактора журнала «Нева».

В последние годы А.Мелихов развивает концепцию «человека фантазирующего», рассматривая историю человечества как историю зарождения, борьбы и распада коллективных грез. «Система взглядов удивительно стройна. Выглядит тезаурус, то есть набор важнейших понятий и схема основных взаимосвязей в мелиховском мире, следующим образом. Мир разделен на реальность и мечту (грезу, сказку, химеру). Реальность без грезы отвратительна. Греза дает силы для жизни и уничтожает страх смерти. В реальности греза обозначена словом, которое всегда прекраснее явления, поскольку оно является представителем мечты в мире действительности. Грезы-сказки многообразны, но отличаются прежде всего количеством людей ими охваченных. Одна из величайших, существующая для двоих, именуется любовью. Далее идут родовые, классовые, общенациональные грезы и химеры („запас общих сказок, того единственного, что способно нас объединять“). Сбывшаяся греза называется красотой. Искусство, которое служит красоте, есть, таким образом, мост между двумя мирами: „Поэзия есть умение видеть в здешнем нездешнее“». «„Ответ“ ужасу мира в мелиховской прозе — эстетика-стилистика, иначе — красота письма. На стыке безобрáзного (предельно, безнадёжно безобрáзного, то есть безóбразного) и прекрасного, на той стадии прекрасного, которая тяготеет к совершенству, возникает синтез близких Мелихову литературных манер („поток сознания“, „эстетика безобразного“, „суровый (жестокий, жёсткий) стиль“). Вот почему отнести его к „скорбникам“ — значит дать одностороннюю оценку: он в равной мере принадлежит и „чистому искусству“, как ни странно это выглядит. Авторский язык у Мелихова есть своего рода разрешение, катарсис. „Приключения языка“, который всегда является у Мелихова одним из „внесюжетных персонажей“, по степени увлекательности соперничают с приключениями героев, а в ужасном мире обнаруживают присутствие чуда бытия». «Нерв нравственных поисков героев — „идолоборчество“» «Удивительная систематичность… Мелихова находит выражение в том, что исследование фантомов, которыми живёт человек, не ограничивается у него сферой литературы: Мелихов вполне серьёзно, со свойственной ему основательностью занимается такими проблемами, как наркомания, как жизнь умственно отсталых людей и способы их адаптации к реальности и т. п. И когда такой материал попадает из жизни в роман, обретает художественное воплощение, от этого литература выигрывает сторицей.» «Учение Александра Мелихова основано на нескольких положениях. Первое. Человека отличает от животного не умение пользоваться орудиями труда, а умение относиться к плодам своей фантазии (=фантомам, грезам, идеалам) как к реальным предметам и даже гораздо более серьёзно: „Только человек способен жертвовать во имя того, чего нет, что существует лишь в его воображении“. Второе. Все низкое в человеке — это маски чего-то высокого. Материальные, „шкурные“, да любые практические интересы и действия важны для человека только потому, что в рамках какой-то грезы становятся для него символами прекрасного, возвышенного, значительного.»

Библиография

• 1986 — Провинциал: Рассказы. — Л.: Советский писатель.
• 1989 — Весы для добра: Повести. — Л.: Советский писатель.
• 1994 — Исповедь еврея: Роман. Повесть / Предисл. А. Житинского. — СПб.: Новый Геликон. (Переиздано в 2004 г. изд-вом «Лимбус Пресс»).
• 1995 — Горбатые Атланты, или Новый Дон Кишот: Роман. — СПб: Новый Геликон.
• 1997 — Роман с простатитом. — СПб.: Лимбус Пресс.
• 2003 — Чума. — М.: Вагриус.
• 2003 — Нам целый мир чужбина. — СПб.: Ретро.
• 2003 — Диалоги о мировой художественной культуре. — М: МИОО.
• 2005 — Красный Сион: Роман / Александр Мейлахс. — СПб.-М.: Лимбус Пресс.
• 2005 — Зеркало. — СПб.: Журнал «Нева».(В соавторстве с Е. Вяхякуопус).
• 2008 — Любовь-убийца. — СПб.: Лимбус Пресс.
• 2008 — Мудрецы и поэты. — М.: Время.
• 2009 — Биробиджан — Земля обетованная. — М.: Текст.
• 2010 — Интернационал дураков. — М.: Прозаик.
• 2011 — Тень отца. — М.: АСТ.
• 2011 — Республика Корея: в поисках сказки. — СПб.: Лимбус Пресс.
• 2011 — Дрейфующие кумиры. — СПб.: Журнал «Нева».
• 2012 — Броня из облака. — СПб.: Лимбус Пресс.
• 2013 — Колючий треугольник. — СПб.: Пушкинский фонд.
• 2013 — Бессмертная Валька. — СПб.: Союз писателей Санкт-Петербурга.
• 2014 — Каменное братство. — СПб.: Лимбус Пресс.
• 2014 — Как сохранить радость жизни в трудное время. — СПб.: Журнал «Звезда». (В соавторстве с Е. Вяхякуопус).
• 2015 — И нет им воздаяния. — М.: Эксмо.
• 2016 — Воскрешение Лилит. — М.: Эксмо.
• 2016 — Испытание верности. — М.: Эксмо.

Ссылки

• [magazines.russ.ru/voplit/2000/6/melih-pr.html/ Беседа Т. Бек с А. Мелиховым в журнале «Вопросы литературы»]
• [www.narodknigi.ru/journals/56/nevynosimaya_slozhnost_bytiya/ Интервью А. Мелихова журналу «Народ Книги в мире книг»]
• [мпгу.рф/novosti/vospityivaet-zashhishhaet-motelevichem/ Беседа с А. Мелиховым в Московском педагогическом государственном университете]

Отрывок, характеризующий Мелихов, Александр Мотелевич

– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.