Меллер, Вадим Георгиевич

Вадим Меллер
Имя при рождении:	Вадим Георгиевич Меллер
Место рождения:	Санкт-Петербург, Российская империя
Жанр:	сценограф, живопись, книжная графика, архитектура.
Учёба:	Киевское художественное училище, частная школа Ф. Рубо, школа Графики и Рисования Г. Книрра (Мюнхен), Академия Изящных Искусств (Мюнхен), студия А. Бурделя (Париж).
Стиль:	Конструктивизм, Кубизм, Экспрессиони́зм.
Награды:
Звания:
Премии:	Высшая награда на Международной Выставке Современного Индустриального и Декоративного Искусства (Ар-деко) в Париже в 1925 году.

Вадим Георгиевич Меллер (1884—1962) — советский художник-авангардист (кубофутурист, конструктивист,экспрессионист), театральный художник, иллюстратор и архитектор. Вадим Меллер был первым русским художником, который получил золотую медаль на Международной Выставке Современного Индустриального и Декоративного Искусства в Париже (Ар-деко) в 1925 году.

Биография

Родился в Санкт-Петербурге в 1884 году. Отец, Георгий Меллер, был шведом, мать, Елена Карузо, была наполовину гречанка, наполовину итальянка.

В период 1903—1908 учится в Киевском университете. Берет частные уроки у художника Франца Рубо.

С 1908 по 1912 живёт в Германии, где учится в Мюнхенской академии художеств и одновременно — в студии рисования Хайнриха Книра, где встречает Пауля Клее, который знакомит его с группой Синий всадник.

Затем переезжает в Париж, где живёт с 1912 по 1914 годы. В Париже Меллер учится в студии Антуана Бурделя, становится членом Салона Независимых. Вадим Меллер вместе с другими русскими художниками (К. Малевич, А. Экстер и др.) выставляется в Весеннем и Осеннем Салонах.

Период 1918—1921 отмечен совместными работами со сценографом Брониславой Нижинской в её Балетной Студии (Киев).

В 1922 году Вадим Меллер был приглашён Лесем Курбасом на должность главного художника в театр «Березиль».

В 1925 году Меллер, совместно с А. Экстер, Н. Альтманом и другими художниками, участвовал в Международной Выставке Современного Индустриального и Декоративного Искусства в Париже. На этой выставке Вадим Меллер был отмечен высшей наградой. В том же году его работы экспонировались на Международной выставке театрального искусства в Нью-Йорке. Преподает в Киевской художественной академии вместе с В. Татлиным и А. Богомазовым. Вступает в Ассоциацию революционных художников Украины, основанную Д. Бурлюком.

В 1928 году совместно с Э. Лисицким, А. Тышлером и В. Ермиловым принимет участие в Международной выставке печати «Пресса» в Кёльне.

В 1934 году совместно с И. Ю. Каракисом и А. А. Тацием работал над оформлением Харьковского окружного дома Красной Армии им. К. Е. Ворошилова (ХОДКА) которое простояло 9 лет и было разрушено во время войны в 1943 г.

В 1935 году вместе с В. Д. Ермиловым принимает участие в оформлении Харьковского Дворца пионеров.

После войны руководил Институтом монументальной живописи и скульптуры Академии искусств Украины (в 1948 г. снят с должности по обвинению в космополитизме), работал как театральный художник.

Скончался в Киеве 4 мая 1962 года. Похоронен на Байковом кладбище.

Вадим Меллер был женат на Нине Генке.

Награды

• орден Трудового Красного Знамени (25.04.1944)

Источники

• Дыченко И. Аристократ в авангарде // Столичные новости. — 2004. — 14 дек.
• Собств. корр. Семейные приключения // Уикенд. — 2004. — 28 окт.

Ссылки

• [artinvestment.ru/auctions/4395/biography.html Биография на сайте artinvestment.ru]
• [uartlib.org/allbooks/z-v-kucherenko-vadim-meller/ З.В.Кучеренко. Вадим Меллер. Киев, Искусство, 1975. ]

Отрывок, характеризующий Меллер, Вадим Георгиевич

На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»