Меллер-Закомельский, Владимир Владимирович

Владимир Владимирович Меллер-Закомельский
Род деятельности:	предприниматель, политик
Дата рождения:	1863(1863)
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	1920(1920)

Барон Владимир Владимирович Меллер-Закомельский (1863—1920) — российский предприниматель и политический деятель начала XX века.

Биография

Происходил из военной дворянской семьи, отец — генерал-майор В. П. Меллер-Закомельский, дед — генерал П. И. Меллер-Закомельский, военный министр в 1819—1823 годах.

Обучался в Пажеском корпусе, который окончил в 1883 году с производством в корнеты. Служил в лейб-гвардии Конном полку, в 1886 году вышел в запас в чине корнета и посвятил себя участию в управлении принадлежащими семье производственными активами.

В 1892 году вошёл в Главное правление Кыштымского горного округа (семья баронов Меллер-Закомельских была крупнейшим из совладельцев Кыштымских горных заводов, крупнейшего произодителя меди в России).

В 1893 году приобрёл в Ямбургском уезде Санкт-Петербургской губернии имение (3400 десятин), состоявшее из двух усадеб — Александровская Горка и Падога. Вложил в имение значительные средства и содержал его в образцовом состоянии.

В 1899—1903 — предводитель дворянства Ямбургского уезда.

В 1900 году Кыштымский горный округ был акционирован, семья Меллер-Закомельских стала владельцем 50 % акций «Акционерного общества Кыштымских горных заводов».

В 1904—1906 — начальник Алтайского горного округа Удельного ведомства.

С 1904 года Общество Кыштымских горных заводов испытывало тяжёлый финансовый кризис. После безуспешных обращений за государственными субсидиями Меллер-Закомельскому удалось найти иностранного инвестора — возглавляемую Джоном Лесли Урквартом (англ. John Leslie Urquhart) британскую Англо-Сибирскую корпорацию. В 1907 году контроль над заводами перешёл к Урквату. Передача бизнеса была произведена в дружественном режиме — Меллер-Закомельский остался председателем правления заводов и постепенно превратился в ближайшего сотрудника Уркварта в России, занимая различные посты в правлениях создаваемых Урквартом металлургических предприятий.

В 1906 году избран председателем Санкт-Петербургской губернской земской управы, в 1909 году переизбран на второй срок.

Член Центрального Комитета «Союза 17 октября» (октябристов) — правоцентристской партии, преобладавшей в III и IV Государственных Думах.

В 1912 году от Санкт-Петербургского губернского земского собрания избран в Государственный Совет, где был одним из руководителей так называемой «группы центра». Принял активное участие в формировании в 1915 году «Прогрессивного блока» — широкой межпартийной коалиции, объединявшей большинство членов IV Государственной Думы и Государственного Совета. В 1915 году переизбран на следующий срок.

С августа 1915 года — член Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обеспечению топливом (Осотоп).

После перехода власти к большевикам уехал на Украину, где вошёл в бюро Особого совещания членов Государственной думы всех созывов и Государственного совета. В октябре 1918 года в оккупированном германскими войсками Киеве, на съезде бывших членов Государственной думы, Государственного совета, Церковного собора, земств, представителей различных политических партий России, был создан Совет государственного объединения России (СГОР) — общественное объединение антибольшевистской направленности. В. В. Меллер-Закомельский был избран его председателем, а заместителями — П. Н. Милюков и А. В. Кривошеин. Хотя в Совете преобладали монархически настроенные политики, его официальная позиция состояла в том, что государственный строй России должен быть определён Учредительным собранием, в которое следовало провести новые выборы.

Возглавлял российскую делегацию на Ясском совещании (18—23 ноября 1918 года), имевшем основной целью переговоры о предоставлении странами Антанты финансовой, политической и военной поддержки Белому движению.

В декабре 1918 года, с захватом власти в Киеве украинскими автономистами, СГОР переместился в Одессу, занятую французскими войсками и Добровольческой армией. После эвакуации французов из Одессы в апреле 1919 года Совет утратил политическое значение.

В 1920 году эмигрировал, в том же году умер.

Имел чин статского советника (с 1912 года).

Семья

Жена — Елизавета Логгиновна, урождённая баронесса Зедделер, дочь генерала от инфантерии барона Л. Л. Зедделера.

Сын — Александр (1898—1977), известный деятель белой эмиграции, активно сотрудничавший с нацистами, автор многочисленных антисемитских сочинений.

Ссылки

• Сардак Л. Л. [www.nivestnik.ru/2006_1/13.shtml Барон В. В. Меллер-Закомельский (1863–1920)] // Новый исторический вестник. — 2006. — Т. 1 (14).

Отрывок, характеризующий Меллер-Закомельский, Владимир Владимирович

Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.