Мельбурн

Мельбурн Melbourne Страна АвстралияАвстралия Штат ВикторияВиктория Районы местного управления 31 муниципалитет Координаты 37°49′14″ ю. ш. 144°57′41″ в. д.37.82056° ю. ш. 144.96139° в. д. / -37.82056; 144.96139    Основан 1835  с 1847 Площадь 9990.5 км² Тип климата умеренный морской Население 4 529 500 человек (2015) Плотность 453 чел./км² Названия жителей ме́льбурнец, ме́льбурнцы Часовой пояс UTC+10, летом UTC+11 Избир. район штата 54 изб. района Избир. район Австралии 23 изб. района

К:Населённые пункты, основанные в 1835 году

Ме́льбурн (англ. Melbourne /ˈmɛlbə(r)n/, местное произношение также [ˈmælbən, -bn̩]) — второй по величине город Австралии, столица штата Виктория, расположившаяся вокруг залива Порт-Филлип. Численность населения с пригородами составляет около 4 246 345 человек (по оценкам на 2013 год). Мельбурн — самый южный город-миллионер в мире.

Город считается одним из основных коммерческих, промышленных и культурных центров Австралии. Мельбурн также часто называют «спортивной и культурной столицей» страны, так как в нём проходят многие спортивные и культурные события в жизни Австралии. Город знаменит своим сочетанием викторианской и современной архитектур, многочисленными парками и садами, многоликим и многонациональным населением. В 1956 году Мельбурн принимал у себя летние Олимпийские игры, а в 2006 году — Игры Содружества. Здесь же 1981 году проходила встреча глав государств Британского Содружества наций, а в 2006 году — саммит G20, в котором приняли участие руководители двадцати наиболее крупных национальных экономик мира. В 2016 году журнал The Economist шестой раз подряд назвал Мельбурн самым комфортным для проживания городом планеты по совокупности признаков.

Мельбурн был основан свободными поселенцами в 1835 году как сельскохозяйственное поселение на берегу реки Ярры (это произошло спустя 47 лет после появления первого европейского поселения в Австралии). Благодаря золотой лихорадке в Виктории город быстро превратился в метрополию и стал к 1865 году самым крупным и важнейшим городом Австралии. Но уже в начале XX века он уступил пальму первенства Сиднею.

В период с 1901 года, когда была образована Федерация Австралии, и до 1927 года, когда столицей государства стал город Канберра, в Мельбурне располагались австралийские правительственные учреждения.

История

Территория, прилегающая к реке Ярра и заливу Порт-Филлип, на которой в настоящее время располагается Мельбурн, до прихода европейцев была населена представителями племени австралийских аборигенов вурунджери. Принято считать, что аборигены проживали в этой местности, по меньшей мере, 40 000 лет. Первая попытка основать здесь европейскую колонию была предпринята англичанами в 1803 году, когда они образовали каторжное поселение в районе Салливан-Бей, однако это поселение было покинуто спустя всего несколько месяцев.

В мае и июне 1835 года территория, на которой сейчас располагается центральная и северная части города, была обследована Джоном Бэтманом, одним из основателей Ассоциации Порт-Филлип, который заключил с восемью вождями племени вурунджери договор о продаже 600 000 акров (2400 км²) прилегающей земли. Он выбрал для поселения северный берег Ярры и объявил, что «на этом месте будет построена деревня», после чего вернулся в город Лонсестон в Тасмании, носившей тогда название «Земля Ван-Димена». Однако, когда поселенцы, посланные Ассоциацией, прибыли на место для основания деревни, они обнаружили, что здесь уже существовало поселение, образованное группой людей во главе с Джоном Паскоу Фокнером, которые прибыли сюда на борту корабля «Энтерпрайз» 30 августа 1835 года. В конце концов, обе группы пришли к соглашению о совместном освоении территории. Договор, который заключил Бэтман с аборигенами, был вскоре отменён администрацией Нового Южного Уэльса, управлявшей в то время территорией всей континентальной Австралии. Это означало, что земля переходит в собственность Короны, однако права людей, проживавших здесь, были закреплены, и вновь образованному городу было дано право на существование.

В 1836 году губернатор Бурк объявил город административным центром округа Порт-Филлип, входившего в состав колонии Новый Южный Уэльс, а в 1837 году утвердил первый план города, известный под названием «План Ходдла». В конце того же года городу было дано окончательное название — Мельбурн, в честь премьер-министра Великобритании, Уильяма Лэма, 2-го виконта Мельбурн, чьё родовое имение располагалось в местечке Мелборн, Дербишир, Англия. Мельбурн был объявлен городом после оглашения 25 июня 1847 года жалованной грамоты королевы Виктории.

Когда штат Виктория получил статус независимой колонии в 1851 году, Мельбурн стал его столицей. С момента открытия золота в штате в 1850-х годах и начала золотой лихорадки город начал стремительно развиваться, обеспечивая регион всем необходимым и служа основным портом юго-востока Австралии. Во время бурного развития Мельбурна в 1850-х и 1860-х годах были построены многие наиболее известные городские здания, такие как: здание парламента Виктории, здание казначейства, Государственная библиотека, Верховный суд, университет, центральная почта, здание правительства, а также соборы Святого Павла и Святого Патрика. Центральные городские кварталы были хорошо спланированы, в городе были проложены многочисленные бульвары и разбиты сады и парки. В эти годы Мельбурн стал основным финансовым центром страны: в нём расположились штаб-квартиры нескольких важнейших банков. В 1861 году в городе была образована первая в Австралии фондовая биржа.

К 1880-м годам бурное развитие Мельбурна продолжилось. Город стал одним из крупнейших городов Британской империи, одновременно считаясь одним из богатейших городов мира. В эти годы процветания Мельбурн принял у себя несколько международных выставок в специально для этих целей построенном Выставочном центре. Один из журналистов, посетивший город в 1885 году, назвал город «Изумительный Мельбурн». Эта фраза прижилась, и город продолжают называть так на протяжении всего XX столетия. Бурное городское строительство привело к буму, который достиг своей кульминации в 1888 году. В это время цены на недвижимость подогревались оптимистическими прогнозами промышленного развития. В результате было построено большое количество высотных зданий, офисов, «кофейных дворцов», доходных домов. Далеко не все они сохранились в результате последующего развития города, застройки современными высотными зданиями, а также после сноса многих зданий той эпохи из-за ужесточения правил противопожарной безопасности. Однако, несмотря на это, Мельбурн до сих пор знаменит своей Викторианской архитектурой. Этот период также характеризуется широким развитием общественного транспорта и, в частности, сети радиальных трамвайных путей.

Период процветания пришёл к концу, когда в 1891 году в городе начался сильнейший экономический кризис, который привёл городские финансы к полному хаосу: в этот период в Мельбурне закрылось 16 небольших банков и инвестиционных сообществ, а 133 компании объявили о своей ликвидации. Мельбурнский финансовый кризис послужил толчком для начала экономического кризиса во всей Австралии, который продолжался в течение всех 90-х годов XIX века, а также Австралийского банковского кризиса 1893 года. Эффект, который депрессия оказала на экономику города, трудно переоценить. И хотя город продолжал медленно развиваться, последствия кризиса сказывались на протяжении первых десятилетий XX века.

С момента образования Австралии как независимого государства 1 января 1901 года Мельбурн был объявлен временной столицей страны. Первый федеральный парламент начал свои заседания в здании Королевского выставочного центра с 9 мая 1901 года. Правительство Австралии переместилось в Канберру в 1927 году, однако Мельбурн продолжал оставаться резиденцией генерал-губернатора Австралии вплоть до 1930 года. Многие важнейшие государственные институты оставались в Мельбурне на протяжении всего XX века.

Город был штаб-квартирой объединённых войск союзников во главе с американским генералом Дугласом Макартуром на тихоокеанском театре во время Второй мировой войны с 1942 по 1944 года. В военный период промышленность Мельбурна получила многочисленные военные заказы, что превратило город в основной промышленный центр Австралии. После войны город продолжил расти быстрыми темпами благодаря в основном резко возросшей иммиграции, а также престижу города как организатора летних Олимпийских игр 1956 года. В последующие десятилетия активно развивалась сеть автострад, а значительное увеличение личного автомобильного парка позволила развивать прилегающие к городу районы. Центральная часть Мельбурна стала более современной благодаря претворению в жизнь многочисленных проектов по модернизации городской инфраструктуры. Начало экономического подъёма и развития горнодобывающей отрасли в конце 60-начале 70-х годов XX века благотворно отразилось на городе. В Мельбурн были перенесены головные офисы многих крупнейших компаний, а также Австралийский резервный банк. Город оставался финансовой и деловой столицей Австралии до конца 70-х годов, после чего, однако, он стал постепенно уступать лидирующие позиции Сиднею.

Экономика Мельбурна сильно пострадала во время экономического спада в Виктории между 1989 и 1992 годами. В этот период прекратили своё существование многие экономические институты города. В 1992 году к власти пришла правительственная коалиция, возглавляемая Джефом Кеннеттом. Новая администрация начала кампанию по обновлению экономики города, были запущены многочисленные инвестиционные проекты, началась кампания по развитию Мельбурна в качестве туристического центра. В городе были проведены многие всемирно известные фестивали и мероприятия, такие как этап Формулы 1. Крупными проектами этого периода были работы по реконструкции и строительства музея Мельбурна, площади Федерации, Мельбурнского центра выставок и собраний, Краун-Казино, Сити-Линк (платное шоссе, проходящее по центру города). Одновременно была проведена приватизация некоторых объектов инфраструктуры Мельбурна, включая системы электроснабжения и общественного транспорта, а также изменены системы финансирования многих общественных сфер, в том числе, здравоохранения и образования.

Начиная с 1997 года, в Мельбурне наблюдается значительный рост населения и рабочих мест. В развитие города, прежде всего в промышленность и рынок недвижимости, вкладываются значительные международные инвестиции. Согласно данным 2006 года Статистического бюро Австралии, Мельбурн с 2000 года занимает первое место среди крупнейших городов Австралии по показателям экономического роста и прироста населения.

География

Топография

Мельбурн располагается на юго-восточной оконечности материковой части Австралии. Геологически город стоит на месте схождения полей четвертичной лавы на западе, аргиллита силурийского периода на востоке и отложений песчаника периода голоцена на юго-востоке вдоль залива Порт-Филлип.

Восточная часть Мельбурна расположена на берегах реки Ярра и вдоль её долины, тянущейся от побережья залива Порт-Филлип до гор Данденонг и Ярра. В северном направлении город тянется вдоль долины, образованной притоками Ярры (реками Муни-Пондс-Крик, Мерри-Крик и Пленти), и заканчивается отдалёнными районами Крейгибурн и Уитлси. В южном и юго-восточном направлении Мельбурн протянулся вдоль побережья залива Порт-Филлип и гор Данденонг. Затем городские районы поворачивают на юг, следуя берегу залива, и достигают реки Паттерсон-Ривер и полуострова Морнингтон. Разросшийся в этом направлении Мельбурн поглотил город Фрэнкстон и достиг почти самой оконечности полуострова Морнингтон в местечке Портси. На западе Мельбурн простирается вдоль долины реки Марибирнонг и её притоков вплоть до подножья гор Македон, а также по относительно ровным полям застывшей лавы вдоль Мелтона на западе, Верриби у подножия вулканических холмов Ю-Янг и Джилонга на юго-западе.

Крупнейшие пляжи Мельбурна располагаются по берегам залива Порт-Филлип вдоль юго-восточных районов города, таких как Порт-Мельбурн, Альберт-Парк, Сент-Килда, Илвуд, Брайтон, Сэндринхем, Ментон и Франкстон, однако и в западных районах Альтона и Уильямстаун есть свои пляжи. Ближайшие пляжи, пригодные для сёрфинга, располагаются примерно в 85 километрах от центральной части города в районах Рай, Сорренто и Портси.

Климат

Климат Мельбурна
Показатель	Янв.	Фев.	Март	Апр.	Май	Июнь	Июль	Авг.	Сен.	Окт.	Нояб.	Дек.	Год
Абсолютный максимум, °C	45,6	46,4	41,7	34,9	28,7	22,4	23,1	26,5	31,4	36,9	40,9	43,7	46,4
Средний максимум, °C	25,9	25,8	23,9	20,3	16,7	14,0	13,4	15,0	17,2	19,7	21,9	24,2	19,8
Средняя температура, °C	20,1	20,2	18,6	15,6	12,7	10,5	9,7	10,9	12,6	14,6	16,6	18,6	15,0
Средний минимум, °C	14,3	14,6	13,2	10,8	8,6	6,9	6,0	6,7	8,0	9,5	11,2	12,9	10,2
Абсолютный минимум, °C	5,5	4,5	2,8	1,5	−1,1	−2,2	−2,8	−2,1	−0,5	0,1	2,5	4,4	−2,8
Норма осадков, мм	47,7	47,4	50,4	57,1	55,7	49,1	47,6	50,2	58	66,4	60,1	59,3	64,92
Температура воды, °C	22	21	21	20	19	18	16	16	17	18	20	21	19
Источник: [www.bom.gov.au/climate/averages/tables/cw_086071_All.shtml Австралийское бюро метеорологии], [svali.ru/catalog~1~94866~index.htm Туристический портал]

Климатограмма Мельбурна
Я	Ф	М	А	М	И	И	А	С	О	Н	Д
48   25.8 14.2	48   25.8 14.5	50   23.8 13.2	58   20.3 10.7	56   16.7 8.6	49   14 6.9	48   13.4 6	50   14.9 6.6	59   17.2 7.9	67   19.6 9.5	60   21.9 11.1	59   24.2 12.9
Температура в °C • Сумма осадков в мм Источник: Bureau of Meteorology

Мельбурн расположен в зоне умеренного морского климата по классификации Кёппена и известен частыми и неожиданными переменами погоды. Это связано с тем, что Мельбурн в основном расположен на равнине, которую с одной стороны обрамляют горы Данденонг, а с другой она граничит с водами залива Порт-Филлип. Это создает условия, когда воздушные массы с моря и гор постоянно сменяют друг друга, делая погоду в городе очень переменчивой. Выражение «четыре сезона за один день» стало визитной карточкой города.

Зимняя температура в Мельбурне, как правило, ниже, чем в остальных столичных городах материковой Австралии. Абсолютный минимум температур был зафиксирован в центральной части города 21 июля 1869 года, когда она составила минус 2,8 °C. Снегопады в Мельбурне, тем не менее, бывают крайне редко. Последний был зафиксирован в центре города 10 августа 1986 года. В предгорных районах на востоке Мельбурна снег выпадает чаще. Последние снегопады в районе горы Данденонг были зафиксированы 10 августа 2005 года, 15 ноября 2006 и 25 декабря 2006. Гораздо чаще в городе можно увидеть иней и туман.

Весной погода в Мельбурне в основном тёплая, и этот период года характеризуется малым количеством осадков. Город также известен очень жарким и засушливым летом. В это время года температура нередко поднимается выше 40 °C. Самая высокая температура 46,4 °C была зафиксирована в городе 7 февраля 2009 года.

Несмотря на то, что климат Мельбурна считается умеренным, город нередко становился свидетелем необычных и порой даже экстремальных явлений природы. В 1891 году Мельбурн испытал сильнейшее наводнение, во время которого Ярра разлилась до 305 метров в ширину. В 1897 году сильнейший пожар уничтожил целый городской квартал между улицами Флиндерс-Стрит и Флиндерс-Лейн, Суонстон-Стрит и Элизабет-Стрит. В 1908 году город испытал сильную жару. 2 февраля 1918 года самое сильное торнадо, когда-либо случавшееся в крупнейших австралийских городах, прошло через Брайтон, один из приморских районов Мельбурна. Оно стало известно в современной истории Австралии как торнадо «Брайтон», и оценивается как явление класса F3 по шкале Фуджита. 13 января 1939 года в городе была зафиксирована высокая температура 45,6 °C, которая имела место во время четырёхдневного периода сильной жары, наблюдавшейся по всей стране. Одним из последствий этого явления стала так называемая «Чёрная Пятница», во время которой выгорели целые посёлки, окружавшие Мельбурн (в настоящее время они являются районами города). В 1951 году в Мельбурне был зафиксирован снегопад, покрывший центральную часть города и прилегающие к нему районы глубоким слоем снега. В феврале 1972 года в Мельбурне случилось сильное наводнение, в результате которого улица Элизабет-Стрит превратилась в сплошной поток. 8 февраля 1983 года город накрыла пылевая буря. 16 февраля 1983 года Мельбурн был окружён лесными пожарами, которые считаются самыми сильными пожарами в истории Австралии XX века. Это явление вошло в историю как «Среда Пепла». Ураганы большой силы наблюдались в городе в январе 2004 и феврале 2005. 9 декабря 2006 года из-за лесных пожаров вокруг Мельбурна в городе наблюдался самый сильный смог за всю историю города. В этот момент видимость в центральной части Мельбурна составляла не более 200 метров. Очередная засуха и связанные с ней пожары настигли Мельбурн в 2008 году.

Демография

Численность основных национальных групп Мельбурна по месту рождения
Великобритания	156 457
Италия	73 801
Вьетнам	57 926
Китай	54 726
Новая Зеландия	52 453
Греция	52 279
Индия	50 686
Шри-Ланка	30 594
Малайзия	29 174
Филиппины	27 568
Германия	21 182
Мальта	18 951
ЮАР	17 317
Македония	17 287
Гонконг	16 917
Польша	16 439
Хорватия	15 367
Ливан	14 645
Нидерланды	14 581
Турция	14 124
Источник: Австралийское бюро статистики, 2006

Современный Мельбурн представляет собой многонациональное и мультикультурное сообщество. Почти четверть населения штата Виктории составляют люди, родившиеся за пределами Австралии, и Мельбурн является местом проживания для выходцев из 233 стран, которые говорят на 180 языках и проповедуют 116 различных религий. В городе располагается вторая по величине азиатская община в Австралии, в состав которой входят крупнейшие вьетнамская, индийская и шри-ланкийская общины в стране.

Первыми людьми, населявшими территорию современного Мельбурна, были австралийские аборигены, в частности, представители племён банаронг, вурунджери и ватаронг. И в настоящее время город является важным центром жизни аборигенов. Общая численность коренных жителей Австралии составляет в Мельбурне более 20 000 человек (0,6 % населения города).

Первыми европейскими жителями города были англичане и ирландцы. Именно к ним принадлежали все первые поселенцы, прибывшие в штат Виктория во время золотой лихорадки и составлявшие большинство иммигрантов вплоть до начала Второй мировой войны. Открытие золота и начало золотой лихорадки в 50-х годах XIX века послужило началом бурного развития Мельбурна. В течение первых нескольких месяцев с момента открытия золота в Виктории население Мельбурна увеличилось почти на 75 %, с 25 тысяч до 40 тысяч. Этот рост продолжался, не снижаясь, на протяжении последующих десятилетий, и уже к 1865 году Мельбурн обогнал Сидней по численности населения. В последующие годы золотой лихорадки в Викторию и Мельбурн стали прибывать значительные группы выходцев из Китая, Германии и Соединённых Штатов.

Послевоенная иммиграция

После окончания Второй мировой войны в Мельбурн хлынул поток эмигрантов из средиземноморских стран, в основном из Греции и Италии, а также из Турции и Кипра. Согласно переписи населения 2001 года, на территории Большого Мельбурна проживало 151 785 этнических греков. 47 % греческого населения Австралии проживает в Мельбурне. Город часто называют «самым большим греческим городом за пределами Греции».

Демографическая ситуация в Мельбурне характеризуется более или менее равномерным расселением представителей различных этнических групп по районам города, однако в некоторых из них представители определённых групп исторически имеют преимущество. Принято считать, что итальянцы проживают в Карлтоне и Брансуике, македонцы — в Томастауне, индусы и выходцы из Шри-Ланки — в юго-восточных районах, греки — в Оклей, Норткот и Хьюсдейле, вьетнамцы — в Ричмонде, Спрингвейл и Футскрей, мальтийцы — в Саншайн, сербы — в Сент-Албанс, турки — в Кобурге, ливанцы — в Броудмедоус, русские — в Карнеги, испанцы — в Фитцрой, представители Северной Африки — во Флемингтоне.

Число жителей Мельбурна, которые были рождены за пределами Австралии, составляет 34,8 % (средний показатель по стране — 23,1 %). Великобритания является родиной для 4,7 % жителей города, далее следуют Италия (2,4 %), Греция (1,9 %) и Китай (1,3 %).

Религия

Численность населения Мельбурна по годам
1836	177	Начало заселения
1854	123 000	Золотая лихорадка
1880	280 000	Бум недвижимости
1956	1 500 000
1981	2 806 000
1991	3 156 700	Экономический спад
2001	3 366 542
2006	3 744 373
2011	3 872 918	Прогноз
2021	4 253 367	Прогноз
2031	4 591 846	Прогноз
Источник: Австралийское Бюро статистики

Перепись населения 2011 года показала, что 27,2 % населения Мельбурна католики, нерелигиозные — 23,5 %, англикане — 10,8 %, православные — 5,5 %, буддисты — 4,0 %, мусульмане — 2,3 %, евреи — 1,1 %. По статистике четыре из десяти евреев Австралии живут в Мельбурне. Город также является домом для наибольшего среди других австралийских городов количества людей, являющихся жертвами Холокоста.

Плотность и рост населения

Несмотря на то, что общая демографическая ситуация в штате Виктория подвержена колебаниям, статистические службы Мельбурна отмечают постоянное увеличения числа жителей города примерно на 50 000 человек в год, начиная с 2003 года. Мельбурн в настоящее время является основным местом, куда стремятся новые иммигранты из-за рубежа, при этом обогнав по этому показателю Сидней. Кроме того, в настоящее время город растёт за счёт переселенцев из других крупных городов Австралии ввиду более доступных цен на жильё и относительно низкой стоимости жизни. В течение последних нескольких лет прирост населения в таких районах Мельбурна, как Мелтон, Виндхем и Кейси, был самым высоким среди местных муниципалитетов Австралии. Согласно прогнозам, если рост населения продолжится в Мельбурне теми же темпами, то город может снова стать крупнейшим в Австралии к 2028 году.

Плотность населения Мельбурна после Второй мировой войны начала снижаться благодаря освоению новых территорий под жилые районы, развитию сети общественного транспорта и увеличению парка личного автотранспорта. В эти года развитие города происходило в основном в восточном направлении. После многочисленных публичных обсуждений в 1980-х годах и экономического спада 1990-х годов было принято решение развивать город в западном направлении и одновременно увеличивать плотность населения в центральных районах.

Городская структура и управление

Мельбурн был основан на северном берегу реки Ярра в 1835 году на участке площадью 1,6 км на 0,8 км. Строительство в городе велось в соответствии с Планом Ходдла (англ. Hoddle Grid), разработанным Робертом Ходдлом, бывшим в то время землемером колонии. Все главные улицы центральной части Мельбурна до сих пор проходят в точном соответствии с этим планом. Центр города известен своими историческими улицами и пассажами, самые известные из которых Блок-Плейс и Ройял-Аркейд, на территории которых располагаются многочисленные магазины и кафе. Центральная часть изобилует многочисленными историческими и интересными в архитектурном отношении зданиями, такими как Королевский выставочный центр, здание парламента Виктории, Центральный зал Мельбурна. И хотя место, где началось строительство города, до сих пор считается центром, оно не является географическим центром из-за того, что в XX веке Мельбурн в основном рос в восточном направлении.

Мельбурн во многих отношениях можно назвать типичным австралийским городом, так как его развитие, особенно в XX веке, определялось развитием спальных районов, где могла бы осуществиться мечта каждой австралийской семьи о своём отдельном доме с небольшим участком земли. Большая часть метрополии Мельбурна характеризуется относительно низкой плотностью населения. Прокладка сети радиальных железных дорог и трамвайных путей способствовала именно такому развитию города, когда люди предпочитали селиться в районах с относительно низкой ценой на землю и вблизи так называемых «транспортных коридоров».

Благодаря огромному количеству парков, садов и бульваров Мельбурн очень часто называется «городом-садом», а штат Виктория известен как «Штат садов» ещё с XIX века. Большинство самых известных садов и парков расположено в непосредственной близости от центра города. В Мельбурне находятся пять из шести самых высоких зданий Австралии, самым высоким из которых на сегодняшний день является Башня Эврика.

Администрация Мельбурна управляет центральной частью города, которая включает в себя Центральный деловой район и некоторые прилегающие районы. Однако глава администрации, лорд-мэр Мельбурна, часто (особенно во время заграничных поездок) рассматривается в качестве представителя Большого Мельбурна, который включает в себя всю территорию метрополии. В 2006 году бывший тогда на посту лорда-мэра Мельбурна Джон Со был награждён престижной наградой «Мировой мэр». В 2008 году этот пост занял вновь выбранный Роберт Дойл.

Остальная часть территории Большого Мельбурна поделена на 30 местных муниципалитетов. Все они имеют статус городских администраций за исключением четырёх районов, которые имеют статус пригородных. Районные администрации образуют советы и отвечают за целый ряд функций (которые передаются им правительством штата Виктория согласно Закону о местном самоуправлении от 1989 года), такие как городское планирование и сбор мусора.

Большинство мероприятий, затрагивающих интересы всего города, проводятся правительством штата Виктория, которое заседает в здании Парламента штата Виктория, расположенном на улице Спринг-Стрит. В сферу ответственности правительства включены: общественный транспорт, главные дороги, управление движением транспорта, полиция, образование, планирование и управление городской инфраструктурой. В связи с тем, что две трети населения Виктории проживает в Мельбурне, правительство штата традиционно имеет большое влияние в городских делах. Такая ситуация не является уникальной для Австралии, так как во многих штатах правительства штатов управляют ещё бо́льшими метрополиями.

Экономика

В Мельбурне расположен крупнейший в Австралии морской порт. Его ежегодный товарооборот составляет около AUD$ 75 миллиардов. Также на Мельбурнский морской порт приходится 39 % национального контейнерного оборота.

В Мельбурне располагается бо́льшая часть предприятий австралийской автомобильной промышленности, которую представляют сборочные заводы Форд и Тойота, а также завод по производству двигателей для автомобилей Холден. Город также является базой для многих других отраслей промышленности, и в то же время является крупнейшим финансовым и коммерческим центром.

Мельбурн — центр современных технологий. Отрасли, связанные с компьютерами или информационными технологиями, предоставляют рабочие места более чем 60 000 человек, что является третьим показателем по Австралии. Эта индустрия имеет оборот AUD$ 19,8 миллиардов, из которых AUD$ 615 миллионов идут на экспорт.

Мельбурн является крупнейшим центром банковской деятельности в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Два из четырёх банков, входящим в «Большую чётверку» Австралии, NAB и ANZ, имеют штаб-квартиры в этом городе. Мельбурн занимает лидирующее место среди крупнейших городов Австралии по числу пенсионных фондов. В нём располагается самый крупный пенсионный фонд Австралии — Федеральный фонд будущего.

Туризм в настоящее время является одной из основных отраслей экономики Мельбурна. По данным 2004 года город посетило примерно 4,6 миллионов австралийских туристов и 1,88 миллиона туристов из-за рубежа. На истекший период 2008 года Мельбурн отобрал пальму первенства у Сиднея как основного туристского центра Австралии.

Мельбурн является городом, где базируются многие крупнейшие австралийские корпорации, включая пять, входящих в первую десятку (по общему обороту), а именно ANZ, BHP Billiton, National Australia Bank, Rio Tinto и Telstra. Здесь располагаются головные институты таких организаций как Деловой совет Австралии и Австралийский совет профессиональных союзов.

Мельбурн занимает 34 место в списке 50 крупнейших мировых финансовых центров согласно индексу мировых коммерческих центров Мастеркард и второе место в Австралии, уступая только Сиднею.

Город приобретает всё большее значение как центр международных собраний и конференций. В феврале 2006 года началось строительство крупнейшего конференц-центра на 5000 мест. Инвестиционная стоимость проекта оценивается в AUD$ 1 миллиард.

В 2014 году по оценке журнала The Economist Мельбурн занял шестое место среди самых дорогих городов мира и стал вторым после Сиднея самым дорогим городом Австралии.

Транспорт

Транспортная система Мельбурна берет своё начало во второй половине XIX-го века, когда трамваи и поезда были основными средствами общественного транспорта. С 1950-х годов в связи с резким увеличением количества частных автомобилей быстрыми темпами строились автодороги и шоссе. Эта тенденция сохранялась на протяжении последующих десятилетий, что привело к тому, что количество людей, постоянно пользовавшихся общественным транспортом, сократилось с 25 %, как это было в 1940-х годах, до 9 %. В 1999 году общественный транспорт в Мельбурне был приватизирован.

Трамвайная сеть в Мельбурне считается крупнейшей в мире,. Это единственная трамвайная сеть в Австралии, которая имеет более одной линии. Трамвай в Мельбурне это не только средство передвижения, но также элемент культурного наследия и важная туристская достопримечательность. С 2015 года проезд на трамвае в центре города бесплатный. Существует также несколько вагонов трамвая-ресторана.

Сеть поездов местного сообщения в Мельбурне состоит из 17 линий. Все они представляют собой радиальные линии, за исключением частично подземной кольцевой участка, проходящего по Центральному деловому району города. Железные дороги в основном электрифицированы. Крупнейшим в городе является вокзал Флиндерс-Стрит Стейшн. В 1926 году этот вокзал считался крупнейшим в мире по количеству пассажиров. Железные дороги соединяют Мельбурн со многими городами внутри штата Виктория, а также с Сиднеем и Аделаидой. Поезда междугороднего сообщения отправляют со станции Саузерн-Крос.

В 2012 году Мельбурнские железные дороги выпустили ролик «Dumb Ways to Die», впоследствии запрещённый в России за пропаганду самоубийства.

Автобусная сеть Мельбурна состоит из примерно 300 маршрутов, которые в основном обслуживают удалённые пригороды и заполняют промежутки между железнодорожными и трамвайными линиями.

Мельбурн характерен высокой степенью зависимости от личного транспорта: только 7,1 % населения пользуются общественным транспортом, однако за последнее время эта доля несколько возросла в основном из-за возросших цен на бензин. В Мельбурне насчитывается примерно 3,6 млн частных автомобилей и 22 320 километров дорог, что является одним из самых высоких показателей в мире в пересчёте на душу населения.

Мельбурнский порт является самым крупным морским портом Австралии. В 2007 году через порт было перевезено порядка 2 миллионов контейнеров за 12 месяцев, что поставило его на пятое место среди портов Южного полушария. Мельбурн является важнейшим круизным портом Австралии наряду с Сиднеем. Из города ходят регулярные паромы, соединяющие материковую Австралию и остров Тасмания.

В Мельбурне имеется четыре аэропорта. Крупнейшим является Международный аэропорт Мельбурна, расположенный в Туллимарине. Аэропорт является местом базирования таких авиакомпаний, как Jetstar Airlines и Tiger Airwais Australia, грузовых авиакомпаний Australian Air Express и Toll Priority, а также крупным промежуточным центром для Qantas и Virgin Blue. Аэропорт Авалон располагается между Мельбурном и Джелонгом и является вторым по значению центром базирования для авиакомпании Jetstar. Разговоры о превращении аэропорта во второй мельбурнский международный аэропорт велись с 2008 года, но только в 2012 году правительство штата Виктория дало на это формальное согласие. Кроме того, этот аэропорт используется рядом авиакомпаний как транспортная и ремонтная базы. Аэропорт Мураббин, располагаясь в юго-восточной части города, является крупным центром малой авиации и, кроме того, принимает ограниченное количество коммерческих рейсов. Аэропорт Эссендон, который до окончания строительства аэропорта в Туллимарине был основным аэропортом Мельбурна, в настоящее время принимает коммерческие и транспортные рейсы, а также является крупным центром малой авиации.

Образование и наука

Система образования в Мельбурне, также как и во всём штате Виктория, находится под контролем Департамента образования и раннего развития ребёнка (DEECD). Эта организация выступает в качестве советника для двух министерств штата Виктория, вовлечённых в управление системой образования, а именно: Министерства образования и Министерства детей и раннего развития ребёнка.

Система образования построена по трёхступенчатой схеме: начальное образование (англ. primary school), среднее образование (англ. secondary schools или англ. secondary colleges) и высшее образование.

Школьное образование является обязательным для детей в возрасте от 6 до 15 лет. В государственных школах обучается до двух третей школьников, остальная часть приходится на долю частных школ. Образование в государственных школах до 12 лет бесплатно, но это не распространяется на иностранных студентов. Независимо от того, в какой школе проходит обучение, государственной или частной, по окончании образования студенты должны иметь определённый уровень знаний и подтвердить это, сдав единые экзамены.

Крупнейшими университетами Мельбурна и одновременно одними из крупнейших в Австралии являются Мельбурнский университет и Университет Монаша. В 2006 году Мельбурнский университет был назван вторым лучшим университетом Австралии. Кроме того, согласно исследованию Британского журнала The Times Higher Education Supplement Мельбурнский университет занимает 22-е место среди лучших учебных заведений мира, а Университет Монаша стоит в этом списке на 38 месте. В этом же исследовании Мельбурн назван четвёртым лучшим университетским городом планеты после Лондона, Бостона и Токио.

В Мельбурне расположены старейшие высшие учебные заведения Австралии, включая юридическую школу (1857), техническое (1860), медицинское училища (1862), зубоврачебную (1897), музыкальную школы (1891). Все они входят в состав Мельбурнского университета, который, таким образом, является старейшим высшим учебным заведением штата Виктория и вторым старейшим в Австралии.

Также в Мельбурне в начале 1990-х был создан Австралийский институт космических исследований.

Академический год обычно длится в Мельбурне, как и во всей Виктории, с конца января по середину декабря для начальных и средних школ, а также колледжей, и с конца февраля до конца ноября для университетов.

Важным событием был XVIII Международный ботанический конгресс, который прошёл в Мельбурне с 24 по 30 июля 2011 года. В его работе приняли участие более пяти тысяч учёных.

Здравоохранение

В ведении правительства Виктории находится около 30 общественных больниц и госпиталей на территории Мельбурна, а также ещё 13 организаций, обеспечивающих медицинское обслуживание. Кроме того, в городе имеется большое количество частных клиник и госпиталей. Мельбурн является важнейшим центром медицинской науки в Австралии.

Культура

Мельбурн — культурная и спортивная столица Австралии. В городе проводится большое количество ежегодных культурных мероприятий, здесь расположены многие крупнейшие австралийские музеи и выставки. Уникальна и местная архитектура.

Музыкальная культура имеет глубокие корни в городе. Многие известные австралийские музыканты являются выходцами из Мельбурна. В последние годы город приобрёл популярность в мире как один из основных центров стрит-арта. Этот вид современного городского искусства стал популярен в Мельбурне настолько, что это нашло отражение в путеводителях. Город считается одним из основных мировых центров викторианской архитектуры (1837—1901), в котором сохранилось большое количество зданий этого стиля. Архитектурный облик города также не мыслим без прекрасных образцов современной архитектуры, появившихся в Мельбурне начиная с середины XX века.

Театральная жизнь в Мельбурне очень разнообразна. Город является домом для Национального балета Австралии. Королевский мельбурнский филармонический оркестр был основан в городе в 1853 году и является старейшим профессиональным оркестром Австралии и единственным, носящим звание «Королевский». В Мельбурне расположено больше театров, чем в любом другом городе Австралии. Также город является основным центром австралийской моды. Здесь ежегодно проходит Мельбурнский фестиваль моды.

Спорт

Мельбурн широко известен как культурная и спортивная столица Австралии. Ежегодно в нём проходит большое количество национальных и международных спортивных соревнований. Наиболее значительными из них считаются:

• Открытый чемпионат Австралии (теннис), этот турнир является одним из этапов Большого шлема;
• Гран-при Австралии (Формула 1);
• Кубок Мельбурна (конные гонки);
• Финал сезона Австралийской футбольной лиги.

Кроме того, Мельбурн принимал у себя летние Олимпийские игры 1956 года и Игры Содружества 2006 года. В 2003 году в Мельбурне проходили игры Кубка мира по регби; в 2001 году Мельбурн стал первым городом в Южном полушарии, принимавшим у себя Чемпионат мира по поло. В 2007 году в городе состоялся мировой чемпионат по водным видам спорта, в начале 2008 года Мельбурн принял у себя Игры стран Азиатско-Тихоокеанского региона.

Мельбурн является родиной австралийского футбола (игры, соединяющей в себе элементы регби и футбола) — наиболее популярного вида спорта в Австралии по количеству зрителей, посещающих соревнования. В городе располагаются девять из шестнадцати команд, играющих в Австралийской футбольной лиге (АФЛ). Финал сезона АФЛ считается крупнейшим внутренним австралийским спортивным событием и проводится в городе в последнюю субботу сентября.

В Мельбурне имеется 29 спортивных сооружений, способных вместить на своих трибунах более 10 000 человек каждый. В 2000 году было завершено строительство крупнейшего в городе стадиона — «Телстра Дом», способного принять 56 000 человек. Этот стадион стал первым в мире спортивным сооружением, на котором можно проводить матчи по футболу и крикету под крышей.

В 2006 году лондонская исследовательская и консультативная компания Аркспорт назвала Мельбурн лучшим городом в мире для проведения спортивных соревнований. Это позволило считать Мельбурн неофициальной спортивной столицей мира.

Средства массовой информации

Крупнейшими газетами Мельбурна являются Herald Sun, принадлежащая Руперту Мердоку, и The Age, принадлежащая компании Fairfax, а также вечерний таблоид mX, который также выпускает Мердок. Общенациональная газета The Australian выходит в Мельбурне в виде специального выпуска для Виктории. Эта газета также принадлежит Мердоку. Мердок Ньюс Групп выпускает несколько еженедельных журналов и владеет более 50 % акций Fairfax, таким образом, все ежедневные газеты, выходящие в Мельбурне, входят в империю Мердока. Самая крупная в Австралии муниципальная медиакомпания — Leader Newspapers — выпускает 33 местных еженедельных газеты, которые освещают проблемы районов и муниципалитетов Мельбурна.

В Мельбурне выходят в эфир 29 цифровых телеканалов (аналоговое телевидение было полностью отключено 31 декабря 2013 года по всей территории Австралии). Большинство телеканалов выходит с логотипом коммерческих (Seven, Nine и Ten) и спонсируемых государством (ABC, SBS) сетей. Также существует муниципальный канал C31.

В Мельбурне вещают большое количество радиостанций (наиболее известные: 3MBS, Triple J, Fox FM, 3AW, SEN 1116), которые в основном принадлежат трём основным сетям города: DMG Radio Australia, Austereo и Southern Cross Broadcasting.

Туризм

Туризм является важнейшей составляющей экономики Мельбурна. По данным на 2004 год город в этом году посетило 7,6 миллионов австралийских туристов и 1,88 миллионов туристов из-за рубежа. Благодаря проведению в городе большого количества спортивных соревнований международного уровня здесь широко распространён спортивный туризм. Среди туристов, посещающих город, значительную часть составляют молодые люди, путешествующие как бэкпекеры. В 2008 году Мельбурн впервые обогнал Сидней по такому показателю, как количество денег, потраченное в городе австралийскими туристами

Основные достопримечательности

• Государственная библиотека Виктории — одна из крупнейших библиотек в Австралии. Здание библиотеки представляет собой выдающийся пример колониального классицизма. Является не только книжным хранилищем, но одновременно важным очагом культурной жизни города. Здесь проходят многие выставки, конференции, встречи с писателями.
• Здание вокзала Флиндерс-Стрит Стейшн — располагаясь в самом центре города, здание вокзала является своеобразной визитной карточкой города. Его изображение можно увидеть на многочисленных плакатах, открытках и значках, посвящённых Мельбурну. Вокзал является старейшей железнодорожной станцией в Австралии, в настоящее время считается памятником архитектуры и находится под охраной правительства Виктории.
• Здание Парламента Виктории — один из выдающихся образцов гражданской архитектуры не только в Австралии, но и в мире. В том здании в период с 1901 по 1927 годы располагался Федеральный Парламент Австралии.
• Королевский выставочный центр — здание располагается в парке Карлтон-Гарден, построено в 1880 году. Прекрасный пример Викторианской архитектуры. Здание первым в Австралии получило статус Всемирного Наследия ЮНЕСКО. В этом здании проходило первое заседание Австралийского парламента 9 мая 1901 года, на котором была провозглашена независимость Австралии.
• Коттедж капитана Джеймса Кука — небольшой каменный коттедж, принадлежавший в прошлом семье капитана Джеймса Кука, перенесён в Мельбурн из Англии в первой половине XX-го века. Это здание является национальной святыней Австралии и важнейшей туристической достопримечательностью города.
• Краун Казино — крупнейшее казино и развлекательный комплекс, расположенный на южном берегу реки Ярра. «Корона» является одной из «визитных карточек» и основных туристических достопримечательностей города.
• Мельбурнский аквариум — расположен в самом центре города, на берегу реки Ярра. Обладает интересной коллекцией морской и речной жизни Австралии, а также прилегающих частей мирового океана.
• Мельбурнский музей — крупнейший музей в Южном полушарии. Экспозиции музея посвящены истории Австралии, штата Виктория и непосредственно города Мельбурн. Здание музея представляет собой интересный экземпляр современной архитектуры. Помимо музейных экспозиций, в здании расположены зрительный зал, театр, кинотеатр IMAX.
• Монумент памяти — один из крупнейших в Австралии памятников воинам, участникам всех военных конфликтов, в которых принимала участие страна. В качестве идеи проекта основного здания использован легендарный Мавзолей в Галикарнасе, одно из семи чудес света.
• Музей иммиграции — достаточно новый музей, посвященный истории иммигрантов, приехавших в Австралию со всех концов света.
• Michaels World-Famous Camera Museum — музей, посвященный истории фотографии
• Набережная Ярры
• Национальная галерея Виктории — старейшая и самая крупная художественная галерея в Австралии.
• Площадь Федерации — одно из основных мест общественных собраний и мероприятий в центральной части города. Знаменита своей современной и во многом противоречивой архитектурой. Здесь располагаются многочисленные выставочные помещения, центр кинематографии, рестораны, кафе, бары. Большое открытое пространство площади связывает между собой центральную часть Мельбурна, набережную Ярры и прилегающие парки.
• Риалто Тауэр — одно из самых высоких зданий в городе и в Австралии. На 55 этаже здания, на высоте 234 метра, на месте бывшей смотровой площадки располагается ресторан Vue De Monde.
• Рынок королевы Виктории — старейший рынок, расположенный в непосредственной близости от центра города. Наряду с чисто коммерческим значением, имеет важное историческое и туристское значение. Является одним из самых посещаемых мест города.
• Собор Святого Павла — главный англиканский собор Мельбурна. Находится в самом центре города, образуя архитектурную ось центральной части Мельбурна. Знаменит своим органом и самым высоким шпилем, среди англиканских церквей, за пределами Англии.
• Собор Святого Патрика — крупнейший католический собор в городе. Представляет собой выдающийся пример неоготического стиля. Собор является крупнейшим церковным сооружением, построенным в мире в XIX веке.
• Центр искусств Мельбурна
• Башня Эврика — самый высокий небоскрёб Мельбурна и один из высочайших на австралийском континенте. На 88 этаже здания на высоте 297 метров расположена смотровая площадка.

Города-побратимы

Мельбурн имеет шесть городов-побратимов:

• Осака, Япония, 1978
• Тяньцзинь, Китай, 1980
• Салоники, Греция, 1984
• Бостон, США, 1985
• Санкт-Петербург, Россия, 1989
• Милан, Италия, 2004

Кроме того, некоторые администрации городских районов установили отношения с другими зарубежными городами на уровне городов-побратимов.

См. также

• Убийство Джилл Мар

Отрывок, характеризующий Мельбурн

Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.


На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.