Мельманн, Иоганн Вильгельм Людовик

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Иоганн Вильгельм Людовик Мельманн (1765—1795[1]) — ректор Московской университетской гимназии, профессор древней словесности Московского университета (1786—1795).

Мельманн был вызван в 1786 году из Гёттингена на особых правах по одобрению геттингенского профессора Христиана Готлоба Гейне (1729—1812) в то время, когда X. Ф. Маттеи, занимавший место ректора гимназий, покинул Россию. Мельманн начал преподавание в гимназии с 1786 года, а в университете — с 1792 года. В январе 1795 года по определению университетского начальства он был отрешён от должности и вынужден покинуть Россию. Причиной высылки Мельманна стало то, что он, человек широко образованный, хорошо знакомый с философией Канта и, по-видимому, давший импульс проникновению кантианских идей в духовную жизнь Москвы, позволял себе свободно рассуждать о религиозных вопросах.

Мельманна отличала разносторонняя эрудиция и педагогический талант; в отличие от многих приглашённых из-за границы профессоров Московского университета, он серьёзно изучал русский язык. Большинство из известных его трудов посвящено педагогическим вопросам.



См. также

Напишите отзыв о статье "Мельманн, Иоганн Вильгельм Людовик"

Примечания

  1. Словарь Половцова указывает год смерти — 1795. А. Ю. Андреев в статье [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/HISTORY/UNIVER.HTM «„Геттингенская душа“ московского университета»] указывает, что молодой философ, покинув Россию, недалеко от Кенигсберга, «в глубочайшей меланхолии» застрелился.

Источники


Отрывок, характеризующий Мельманн, Иоганн Вильгельм Людовик

Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.