Мельников, Виктор Константинович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Виктор Константинович Мельников
Дата рождения:

28 декабря 1914(1914-12-28)

Место рождения:

Москва

Дата смерти:

5 февраля 2006(2006-02-05) (91 год)

Место смерти:

Москва, Россия

Учёба:

Художественное училище им. 1905 года, Московский государственный художественный институт

Ви́ктор Константи́нович Ме́льников (28 декабря 1914, Москва5 февраля 2006, там же) — российский художник.





Биография

Родился 28 декабря 1914 в Москве в семье архитектора К. С. Мельникова. В 1936 году окончил Художественное училище памяти 1905 года и поступил в Московский государственный художественный институт, который окончил в 1942 году. Среди его учителей были художники П. П. Кончаловский и Н. П. Крымов.

В 1948—1949 годах преподавал живопись в Московской средней художественной школе. В 1951—1974 годах работал на Живописно-производственном комбинате Московского отделения Художественного фонда СССР, где выполнял эталонные копии с произведений русских художников из собрания Третьяковской галереи.[1] В. К. Мельников редко выставлялся и практически не продавал свои работы. Одним из почитателей его живописи был коллекционер русского авангарда Г. Костаки. Одна из последних выставок полотен Мельникова прошла в Государственном музее архитектуры, сотрудники которого по инициативе самого Виктора Константиновича проводили разборку семейного архива с целью организации будущего музея семьи.

После смерти отца и его супруги Анны Гавриловны Виктор Константинович жил в Доме Мельникова и являлся хранителем отцовского творческого наследия. Незадолго до кончины В. К. Мельников заподозрил одну из двух своих дочерей, Елену, в том, что она «обманным путём» вынудила его подписать дарственную на дом. В присутствии прессы он исключил её из завещания. Своей душеприказчицей он назначил другую дочь, Екатерину Каринскую, но в марте 2005 года объявил, что завещает дом государству, лишая обеих дочерей наследства. Условием передачи дома являлась организация в нём музея не только его отца, архитектора Константина Мельникова, но и музея самого Виктора Мельникова[2].

В. К. Мельников умер в Москве и был похоронен на Введенском кладбище[3] рядом с матерью и отцом.

В 2014 году в Москве открыт Государственный музей Константина и Виктора Мельниковых.

См. также

Напишите отзыв о статье "Мельников, Виктор Константинович"

Примечания

  1. Московская энциклопедия, 2008, с. 598.
  2. [www.rg.ru/2007/04/13/dommelnikova.html Во благо русского авангарда, интервью с С. Э. Гордеевым]
  3. [m-necropol.narod.ru/melnikov.html Могилы знаменитостей и людей, оставивших след в истории]

Литература

  • Московская энциклопедия / С. О. Шмидт. — М.: Фонд «Московские энциклопедии», 2008. — Т. I, Книга 2. — С. 598. — 639 с. — 10 000 экз. — ISBN 978-5-903633-02-9.

Ссылки

  • [www.vremya.ru/2006/20/10/144844.html Памяти Виктора Мельникова]
  • [www.archi.ru/events/news/news_current_press.html?nid=975&fl=1 Умер Виктор Мельников]
  • [www.rol.ru/news/misc/news/05/03/03_074.htm Виктор Мельников подарил государству шедевр конструктивизма на Арбате]
  • [kosorotov.livejournal.com/89754.html Похороны Виктора Мельникова]

Отрывок, характеризующий Мельников, Виктор Константинович

В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.