Мельпомена (корвет, 1806)
«Мельпомена» — парусный корвет Балтийского флота России. Участник англо-русской и Отечественной войн.
Описание судна
Один из трёх парусных корветов типа «Флора». Длина судна по сведениям из различных источников составляла от 32,5 до 32,51 метра, ширина от 8,77 до 8,8 метра, а осадка — 4,2 метра. Вооружение судна состояло из двадцати двух 18-фунтовых карронад[1][2].
История службы
Корвет «Мельпомена» был заложен в Главном адмиралтействе Санкт-Петербурга в 1805 году и после спуска на воду 19 июля 1806 года вошел в состав Балтийского флота России. Строительство вёл корабельный мастер Г. С. Исаков[1][2].
В июне — июле 1807 года совершил плавание в Пиллау, доставив туда 1 миллион серебряных талеров в 200 бочонках для нужд русской армии[1][2].
Принимал участие в боевых действиях против английского и шведского флотов в Балтийском море в 1808 и 1809 годах во время англо-русской войны. 25 мая 1808 года вышел из Кронштадта в крейсерское плавание к острову Гогланд во главе отряда, после чего вернулся обратно в Кронштадт. 14 июля присоединился к эскадре адмирала П. И. Ханыкова, в составе которой вышел к Гангуту. До 13 августа эскадра находилась в крейсерстве у Гангута и Юнгферзунда, но, после встречи с превосходящим по численности англо-шведским флотом, взяла курс к берегам России и 14 августа вошла в Балтийский порт. После ухода флота противника 20 сентября эскадра вышла из Балтийского порта и 30 сентября прибыла в Кронштадт. В 1809 году корвет выходил в крейсерские плавания в Финский залив и осуществлял конвоирование транспортных судов, а в 1810 и 1811 годах совершал практические плавания в Финском заливе[2].
Принимал участие в Отечественной войне 1812 года и войне с Францией 1813—1814 годов. В мае и июне 1812 года выходил в крейсерство в Финский залив. В конце октября 1812 года вошёл в состав эскадры контр-адмирала М. П. Коробки и вместе с ней вышел из Кронштадта в Англию для совместных действий с английским флотом против французского. 29 ноября эскадра прибыла в Ширнесс. До мая следующего года корвет находился в Англии и периодически выходил в крейсерские плавания в составе отрядов, а затем вместе с эскадрой вернулся в Кронштадт. С 1814 по 1816 год выходил в практические плавания в Финский залив[2].
В 1823 году корвет «Мельпомена» был разобран в Кронштадте[1][2].
Командиры корвета
Командирами корвета «Мельпомена» в разное время служили[2]:
- И. С. Тулубьев (1807—1808 годы).
- Ф. Ф. Беллинсгаузен (1809 год).
- Н. Н. Мордвинов (1810 год).
- А. В. Мутовкин (по июнь 1811 год).
- Д. Я. Нестеров (с июня 1811 год).
- П. И. Василевский (1812—1814 год).
- Д. А. Богданов (1815 год).
- М. И. Ефимьев (1816 год).
Напишите отзыв о статье "Мельпомена (корвет, 1806)"
Примечания
Литература
- Чернышёв А. А. Российский парусный флот. Справочник. — М.: Воениздат. — (Корабли и суда Российского флота).
- Широкорад А. Б. 200 лет парусного флота России / Под ред. А. Б. Васильева. — 2-е изд. — М.: «Вече», 2007.
|
||||||||||
Отрывок, характеризующий Мельпомена (корвет, 1806)
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.
Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
