Мельцер, Роберт-Фридрих

Роберт-Фридрих Мельцер
Роберт-Фридрих Мельцер
Основные сведения
Место рождения	Санкт-Петербург
Место смерти	Нью-Йорк
Работы и достижения
Учёба:	Императорская Академия художеств
Работал в городах	Санкт-Петербург, Киев, Москва, Хвалынск
Архитектурный стиль	эклектика, модерн

Роберт-Фридрих (или Роман Фёдорович) Мельцер (20 марта (1 апреля) 1860 — май 1943) — русский архитектор и художник, работавший по заказам императорского двора.

Биография

Сын Иоганна-Фридриха Мельцера (1831—1922), каретного мастера, затем основавшего собственную мебельную фабрику. Как мебельщик Мельцер-старший в царствование Александра III некоторое время был поставщиком двора, но император, якобы за подачу двух счетов на одну и ту же работу по Аничковому дворцу, запретил к нему обращаться с какими бы то ни было заказами.

Ученик Санкт-Петербургской Академии Художеств с 1878 года. В 1887 году получил звание классного художника I-й степени по архитектуре.

Будучи архитектором императорского двора, принимал участие в отделке интерьеров множества царских резиденций: Зимнего дворца, Аничкова дворца, Александровского дворца в Царском Селе, Нижнего дворца и Коттеджа в Петергофе, императорского дворца в Ливадии. В 1900 году был назначен главным архитектором русского павильона на Всемирной выставке в Париже. В 1901—1903 годах по проекту Роберта-Фридриха Мельцера фирма его брата Фридриха Мельцера (придворного поставщика императора Николая II) производила перестройку интерьеров первого этажа левого флигеля в Александровском дворце в Царском Селе для семьи последнего российского императора.

Покровительствовал начинающему художнику К. С. Петрову-Водкину, в дальнейшем был связан с ним многолетней дружбой.

После революции эмигрировал, с 1918 года жил в Берлине, с 1921 г. — в США, в Нью-Йорке.

Проекты

• Дворцовая площадь, д. № 1 — решётки ворот и пандусов Зимнего дворца. 1885—1888. Совместно с Н. А. Горностаевым.
• 1894—1895 — отделка комнат Николая II в Зимнем дворце.
• Лесной проспект, д. № 19 — народный дом-библиотека Э. Нобеля 1897—1901.
• Пироговская набережная, д.№ 19, двор — особняк и контора Э. Нобеля. Расширение. 1897, 1902—1903.
• Лесной проспект, д. № 20, корп — жилые дома завода «Людвиг Нобель»: корпуса 6, 9-14. 1898, 1904—1909. Включен существовавший дом. (Расширены).
• 1899—1901 — ограда сада у Зимнего дворца (перенесена к Парку им. 9 Января на проспект Стачек).
• Лесной проспект, д. № 21 — особняк и ограда Э. Нобеля, совместно с Э. Ф. Мельцером 1902—1904. В 1910 году здание перестраивалось по проекту Ф. И. Лидваля и имеющийся дом был включён в новый особняк.
• Пироговская набережная, д. № 19, двор — Большой Сампсониевский проспект, д.№ 30, двор — ворота и производственные здания завода «Людвиг Нобель». 1902, 1905—1907, 1910. (Перестроены).
• Александровский парк, д. № 5 — здание Ортопедического клинического института 1902—1906.
• Большая аллея, д. № 13 — особняк Г. Э. Фолленвейдера. 1904.
• Полевая аллея, д. № 8 — особняк Ф. Р. Мельцера. 1904, 1906. С 2008 года — Государственная гостевая резиденция.
• Лесной проспект, д. № 20, корп — жилые дома завода «Людвиг Нобель»: корпуса 1, 2. 1906.
• Фурштатская улица, д. № 24 — особняк В. С. Кочубея. 1908—1910.
• Улица Куйбышева, д. № 2—4, правая часть — особняк В. Э. Бранта. 1909—1910.
• Улица Бехтерева, д. № 3 — комплекс зданий Психо-неврологического института. 1910—1913.
• Английская набережная, д.№ 54/Галерная улица, д.№ 55. дворец великого князя Михаила Александровича. Перестройка и расширение. 1910—1913.
• 1912—1916 — дворцовый мост. Архитектурное решение. Инж. А. П. Пшеницкий. (Отделка не осуществлена).
• Набережная реки Мойки, д. № 58 — доходный дом А. Жуэна. 1913—1914.

Литература

• Витязева В. А. Каменный остров. Л., 1975. С. 112—121
• Зодчие Санкт-Петербурга. XIX — начало XX века / сост. В. Г. Исаченко; ред. Ю. Артемьева, С. Прохватилова. — СПб.: Лениздат, 1998. — 1070 с. — ISBN 5-289-01586-8.
• Калужинская И. Г. О фирме «Ф. Мельцер» и её деятельности // Петербургские чтения. СПб., 1994. С. 66-70
• Никитенко, Г. Ю., Соболь, В. Д. Василеостровский район. Энциклопедия улиц Санкт-Петербурга (Справочное издание). — СПб.: Белое и черное, 2002. — 534, илл с. — ISBN 5-89771-030-9.
• Де Постельс Ф. Ф. Зодчие — выходцы из России: их роль и работы в Соединенных Штатах Северной Америки / Публ. Б. М. Кирикова и Н. П. Копаневой // Краеведческие записки. Вып. 3. СПб., 1995. С. 62, 63, 75-79, 85.

Ссылки

• [virtualpetersburg.ru/tag/roman-melcer/ И. Г. Калужинская. Роман Мельцер]
• [encspb.ru/object/2804007857 Энциклопедия Санкт-Петербурга]
• [www.citywalls.ru/search-architect80.html Петербургские постройки Р. Ф. Мельцера на архитектурном сайте citywalls.ru]
• [goodcoins.su/antic/mebel/melser-mebel.htm Мебельная империя Мельцеров]
• [tsarselo.ru/yenciklopedija-carskogo-sela/istorija-carskogo-sela-v-licah/melcery-otec-i-synovja.html#.VYNSlVI-Xgw Мельцеры, отец и сыновья]

Отрывок, характеризующий Мельцер, Роберт-Фридрих

То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.