Мем

Мем (англ. meme) — единица культурной информации. Мемом может считаться любая идея, символ, манера или образ действия, осознанно или неосознанно передаваемые от человека к человеку посредством речи, письма, видео, ритуалов, жестов и т. д. Концепция мема и сам термин были предложены эволюционным биологом Ричардом Докинзом в 1976 году в книге «Эгоистичный ген». Докинз предложил идею о том, что вся культурная информация состоит из базовых единиц — мемов, точно так же как биологическая информация состоит из генов; и так же как гены, мемы подвержены естественному отбору, мутации и искусственной селекции. На основе этой идеи Докинза возникла дисциплина меметика, в настоящее время имеющая спорный научный статус.

Общие сведения

Концепция мемов была впервые изложена Ричардом Докинзом в 1976 году в его книге «Эгоистичный ген», а затем развита в его следующей книге «Расширенный фенотип» в 1982 году. Термин «мем» Докинз придумал, взяв за основу греческое слово μίμημα — «подобие».

По мнению Докинза, подобно генам, мемы — это репликаторы (англ. replicators), то есть объекты, которые для размножения копируют сами себя. Мемы могут размножаться по воле или помимо воли своего носителя. Для мемов выживание зависит от наличия по крайней мере одного носителя, а успешность воспроизводства зависит от окружающей культурной среды и от наличия такого носителя, который намеренно пытается распространять мем. Информационное содержание конкретного мема также влияет на ту вероятность, с которой он будет скопирован. Мемы могут видоизменяться, комбинироваться и разделяться, чтобы формировать новые мемы. Они участвуют в борьбе друг с другом за ресурсы (умы людей-носителей), и, в результате, подвергаются естественному отбору.

По существу, мемы — это информация, но их функционирование имеет заметные поведенческие проявления.

Считается, что Докинз впервые предложил концепцию репликатора в приложении к социокультурным процессам, хотя биологи Эдвард Осборн Уилсон и Чарльз Ламсден в эти же годы предложили концепцию культургена, которая тоже построена на аналогии между механизмами передачи генетической и культурной информации.

Между тем, ещё в 1898 году В. М. Бехтерев в своей статье «Роль внушения в общественной жизни» предложил концепцию «Ментальных микробов», которые «подобно настоящим физическим микробам, действуют везде и всюду и передаются через слова и жесты окружающих лиц, через книги, газеты и пр.»

Вертикальная передача мемов — это когда человек получает те или иные мемы «в наследство» от предыдущих поколений — от авторитетных предшественников, родителей или наставников через устную передачу, книги и другие культурные артефакты. Горизонтальная передача идей происходит между людьми одного поколения, не связанными отношениями наставник-ученик.

Примеры мемов, приводимые самим Докинзом — это: мелодии, устойчивые языковые выражения, мода, технология постройки арочных сводов.

Идея мемов рассматривается в известной книге Дугласа Рашкоффа «Медиавирус. Как поп-культура тайно воздействует на ваше сознание». Мемы в книге рассматриваются в связи с их способностью распространяться по каналам СМИ и Интернету, вызывая социально значимые последствия (например: влиять на выборы политиков, изменять общественные убеждения, воздействовать на детскую аудиторию, и прочее).

Комплексный мем (мемплекс)

Мемы часто образуют группы — комплексные мемы, объединяющие несколько мемов для совместного овладения умами носителей и для усиления в борьбе за них. Комплексный мем также называют «мемплексом» (англ. memeplex) — это сокращение образовано от слов «меметический комплекс».

Наилучшим примером комплексных мемов могут служить религиозные или политические доктрины. Так, можно говорить о том, что христианство является следствием развития христианского мемплекса, в основе своей включающего в себя мемы загробной жизни, греха, молитвы и чудесных исцелений, а на более поверхностном уровне включающего в себя мемы различных религиозных ритуалов, праздников, канонов и догматов. В процессе развития христианского мемплекса он вобрал в себя многие отдельные мемы из языческих религий и утратил многие изначально существовавшие в нём мемы иудаизма. Затем в процессе разделения конфессий (католицизм, православие, протестантизм) верующие ещё изменили, добавили и удалили различные поверхностные мемы, что привело к формированию новых независимых комплексных мемов в пределах основного мемплекса христианства.

Докинз в своей книге «Бог как иллюзия» (2006) подробно рассмотрел религиозные мемы, называя их «психическими вирусами».

Меметика

Концепция и теория мемов развивается в рамках не признанной ещё науки меметики, сторонники которой стремятся выяснить причины возникновения мемов и механизмы их распространения. Меметика также ставит вопрос о степени восприимчивости людей к мемам и о способности разных людей к распространению мемов.

Интернет- и фидонет-мемы

С популяризацией общественных компьютерных сетей (сначала Фидонета, затем Интернета) мемы получили новую среду для распространения и легли в основу особого социального явления — интернет-мемов. Интернет-мемы представляют собой информацию (ссылки, тексты, картинки, даже разговорные конструкции), обычно передаваемую пользователями друг другу прямо через сеть. Обычно это делается в целях развлечения, но этим же способом может распространяться и другая информация, в том числе провокационного (например, кащенизм) или злонамеренного характера (например, мошенничество через Интернет).

В последнее время, как правило, средой распространения интернет-мемов являются блогосфера и форумы, однако мемы могут также распространяться с помощью веб-пейджеров, электронной почты и выходить за пределы Интернета, например, попадая в СМИ (в таких случаях также используют понятие «медиавирус»).

Заметный общественный резонанс в середине 2000-х годов вызвал интернет-мем «Превед».

Медиавирусы

Помимо прочего, мемы (в данном контексте также иногда встречается термин «медиамемы») могут распространяться через средства массовой информации. Этот аспект явления изучал американский исследователь СМИ Дуглас Рашкофф, применивший термин «медиавирус» и издавший в 1994 году книгу «Медиавирус. Как поп-культура тайно воздействует на ваше сознание».

В качестве российского примера медиавируса можно привести получивший популярность проект «Ленин — гриб» Сергея Курёхина, оформленный как интервью в рамках публицистической телепередачи Сергея Шолохова «Пятое колесо» и показанный в эфире Ленинградского телевидения в 1990 году.

Концепция мема в массовой культуре

В конце концов мемы стали частью массовой культуры. Понятия «мем» и «меметика» в том или ином виде встречаются во многих художественных произведениях.

«Вирусы разума» — ключевой элемент сюжета различных научно-фантастических произведений. Так, в рассказе «Digital to Analogue» Аластера Рейнольдса описывается «меметическая эпидемия», распространяющаяся посредством музыкальных произведений. В романе «Absloution Gap» этого же автора рассказывается о религиозном движении, члены которого используют биологические вирусы в качестве разносчиков мемов.

В научно-фантастическом романе-детективе «В стране слепых» Майкл Флинн называет мемом любую расхожую фразу или идею, могущую стать исторически значимой:

— Понимаете, идеи — это ключи ко всему. Идеи — мы их называем «мемы» — управляют сознательным поведением людей точно так же, как гены управляют их инстинктами.
«Мемы». Что-то щёлкнуло в её памяти. Она вспомнила названия статей в «Указателе».
— Раньше вы их называли «идеонами», верно?
Он удивленно моргнул и посмотрел на неё с уважением.
— Да. Это элементарные идеи. По аналогии с элементарными частицами. Протоны, электроны… и идеоны.

— «В стране слепых». Глава 9

Там же М. Флинн вкладывает в уста своего героя мысль о роли мемов в манипулировании массовым сознанием:

— Они выращивают нацию рабов, — произнес он тихим напряжённым голосом. — Технорабов. Они поддерживают каждый мем, который лишает человека способности к самостоятельному анализу или, наоборот, поощряет послушание, безволие, единообразие мыслей.

— «В стране слепых». Глава 10

Критика

Несмотря на широкое распространение понятия «мем», концепция мема на данный момент является непризнанной в широких научных кругах. Меметика имеет как противников, так и сторонников, и её статус как науки носит спорный характер. В частности, в «The Skeptic Encyclopedia of Pseudoscience» одновременно со статьёй психолога Джеймса Поличака «Memes as Pseudoscience» есть статья парапсихолога и скептика Сьюзан Блэкмор «Memes as Good Science». Меметика часто подвергается критике со стороны научного сообщества и публицистов, многими из которых считается псевдонаукой.

Чаще всего критики обращают внимание на отсутствие четкого определения мема, стремление к всеохватности и чрезмерно буквальную аналогию с генетикой.

В статье культуролога В. Е. Савицкой отмечено:

"Вся «научность» меметики, была и остается на уровне яркой остроумной аналогии с «генами-репликаторами». Меметика навсегда застряла на уровне блестящего, публицистически броского сравнения ген-мем-вирус, эксплуатируя при этом все таящиеся в обществе подспудные страхи и опасения по поводу возможности манипуляции сознанием научными методами

— Интернет-мемы как феномен массовой культуры

Профессиональный журнал «Journal of Memetics — Evolutionary Models of Information Transmission» («Журнал меметики — эволюционные модели передачи информации») просуществовал с 1997 по 2005 год. В последнем выпуске была опубликована статья Брюса Эдмондса The revealed poverty of the gene-meme analogy — why memetics per se has failed to produce substantive results, в которой он объяснил неудачу меметики и потерю интереса исследователей к работе в этой области отсутствием как интерпретационной, так и предсказательной концепции аналогии ген-мем. Журнал в скором времени прекратил выпускаться.

См. также

• Письма счастья
• Меметика
• Дойч, Дэвид
• Флешмоб
• Польский сантехник
• Фразеологизм

Литература

• Докинс Ричард. [lib.aldebaran.ru/author/dokinz_richard/dokinz_richard_yegoistichnyi_gen/dokinz_richard_yegoistichnyi_gen__1.html Эгоистичный ген]. — М.: Мир, 1993. — С. 318. — ISBN 5-03-002531-6 (рус.).
• Броди Ричард. Психические вирусы. — М.: ИВЦ Маркетинг, 2002. — С. 192.

• Бретт Томас (Brett Thomas). Meme Manual: A Cybernaut's User's Guide to Mind Viruse ("Руководство по мемам: путеводитель пользователя по вирусам сознания"). — 1995.

Ссылки

• Dr. Christoph Henke, [www.humboldt-forum-recht.de/80b2fe8a06e171714ca581dec8020560/english/publications/deckblatt.html?artikelid=144 Memetik und Recht], HFR 2007, S. 13 et seqq.  (нем.)
• [n-t.ru/nj/pr/vs.htm Внушение сегодня и 100 лет назад], В. М. Бехтерев, Природа. 1990. № 7.
• [www.advertology.ru/article72035.htm Мем — это «вирус ума»] Тирон Елена, Advertology.Ru, 13.07.2009
• [sites.google.com/site/mememediavirus/ Мемы и медиавирусы — анализ наиболее популярных мемов] «МЕДИАВИРУС.РФ»^{[неавторитетный источник? 3179 дней]}
• Т. Е. Савицкая [infoculture.rsl.ru/NIKLib/althome/news/KVM_archive/articles/2013/03/2013-03_r_kvm-s3.pdf Интернет-мемы как феномен массовой культуры]

Отрывок, характеризующий Мем

Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.