Мемориально-парковый комплекс героев Первой мировой войны
Поделись знанием:
Координаты: 55°47′59″ с. ш. 37°30′45″ в. д. / 55.79972° с. ш. 37.512556° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.79972&mlon=37.512556&zoom=17 (O)] (Я)
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.
На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.
Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.
3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
| Мемориальный парк | |
Мемориально-парковый комплекс героев Первой мировой войны
| |
 Центральная аллея | |
| Страна | Россия |
| Город | Москва |
| Основные даты: | |
| Статус |  Объект культурного наследия РФ № 7720007000
|
Мемориа́льно-па́рковый ко́мплекс геро́ев Пе́рвой мирово́й войны́[1][2] — парк, расположенный в районе Сокол Северного административного округа Москвы. Площадь парка — 11,2 га.
Ранее на месте парка находилось Московское городское Братское кладбище жертв Первой мировой войны, открытое в 1915 году. В советское время кладбище было ликвидировано, а на его месте разбит парк. В последние десятилетия в парке появился ряд мемориалов и построена часовня в память о погибших. Территория парка является объектом культурного наследия регионального значения.
Содержание
Расположение
Парк расположен по адресу Новопесчаная улица, владение 12. Границами парка являются[3]:
- С севера — Песчаная улица.
- С востока — территория медицинского центра ОАО «Аэрофлот», красная линия застройки и Новопесчаная улица.
- С юга — двор дома № 14 по Новопесчаной улице и территория детского сада № 2082.
- С запада — Песчаный переулок (от территории детского сада до пересечения с Песчаной улицей).
В 300 метрах от парка расположена станция метро «Сокол»[4]. Кроме того, до парка можно доехать и наземным транспортом: автобусами № 26, 100, 175, 691 и троллейбусами № 19, 59, 61 до остановки «Станция метро Сокол», а также троллейбусами № 6, 43, 65, 86 до остановки «Кинотеатр Ленинград»[5][6].
Название
Парк не имеет устоявшегося наименования. Официальное название — Парк мемориальный по ул. Новопесчаной, вл. 12[3] — не используется почти нигде, за исключением документов правительства Москвы[7]. В реестре объектов культурного наследия парк носит название Братское кладбище для воинов, умерших в войну 1914 г., и для сестёр милосердия Московских общин[8]. В публикациях чаще всего встречаются названия: Мемориально-парковый комплекс героев Первой мировой войны, Мемориальный парк, Братское кладбище, Парк у кинотеатра «Ленинград», Ленинградский парк. Реже можно услышать названия Песчаный парк, Братский парк и Парк на Таракановке.
История
Сад села Всехсвятского
История парка начинается в XVIII веке. В то время здесь находилось подмосковное село Всехсвятское, которое принадлежало грузинским царевичам. Своего расцвета село достигло при князе Георгии Александровиче Грузинском, внуке царя Бакара III. При нём во Всехсвятском был поновлён зимний путевой дворец и выстроен летний. Рядом с дворцом был разбит роскошный сад с редкими растениями, а за ним — английский парк. В саду находилась большая оранжерея. Вдоль границы сада протекала речка Таракановка, на которой был создан пруд с искусственным островом[9].
В 1812 году Всехсвятское было разорено нашествием наполеоновской армии. Тем не менее, вскоре село было восстановлено. В саду были установлены статуи российских воинов в различных формах амуниции. На искусственном острове была построена беседка. По праздникам в ней пели цыгане, а гости катались по пруду в роскошных гондолах[9].
В 1801 году усадебный сад перешёл во владение Экспедиции кремлёвского строения[10][11]. Вскоре начал разрабатываться план строительства в саду Всехсвятского императорских дворцов (рис. справа). Этот проект приписывается архитектору И. В. Еготову. На нём схематически обозначены дворцы и канал, в который предполагалось превратить речку Таракановку. Но этот план фактически остался нереализованным[11].
Если на карте 1818 года показана прямоугольная планировка парка, то на плане императорских дворцов такую планировку имеет лишь южная его часть. Планировка северной части сада стала диагональной. Такое расположение дорожек сохранилось до наших дней[11].
От Экспедиции московского кремлёвского строения сад переходит в частные владения. В 1816 году он становится собственностью молдавского господаря Маврокордато[9][10]. В конце XIX века сад принадлежал его племяннице, графине Марье Александровне Санти, вышедшей замуж за генерала Леонида Петровича Софиано[12]. Перед своей смертью в 1898 году она продала свои земли Анне Николаевне Голубицкой[10][13].
Создание Братского кладбища
19 июля (1 августа) 1914 год Российская империя вступила в Первую мировую войну. Вскоре после этого Великая княгиня Елизавета Фёдоровна выступила с инициативой о создании Братского кладбища в Москве. 6 (19) сентября на Соединённом совещании Городской Управы и Комиссии гласных по мероприятиям, вызванным войной 1914 года, была оглашена её телеграмма[14][15]:
|
Не признаете ли вы возможным отвести на окраине Москвы участок земли под кладбище для умерших в московских лазаретах воинов настоящей войны. Их родственникам и нам всем утешительно будет знать точное место упокоения павших при защите нашей дорогой Родины героев и иметь возможность там помолиться. | 
|
Совещание постановило «признать необходимым учреждение особого кладбища для воинов, павших в священной войне»[14]. Подкомиссию по созданию кладбища возглавил гласный Мосгордумы и главный врач Александровской (бывшей Гаазовской) больницы С. В. Пучков[13][15]. На следующем совещании 9 (22) сентября он определил основную идею будущего мемориала[10][16]:
|
|
Проектируемое кладбище должно быть не только во всех отношениях благоустроенным, но оно должно служить памятником великих событий, ныне нами переживаемых, а также памятником дружной объединенной работы общественных сил в деле оказания помощи жертвам войны, почему участок земли для кладбища должен быть значительного размера и на нем необходимо соорудить храм, по величине и архитектуре отвечающий указанной выше цели. Вместе с тем … на этом кладбище должно быть отведено место для погребения умерших сестер милосердия Московских общин, самоотверженно работающих в деле служения больным и раненым как в мирное, так и в военное время, и часто умирающих на своем посту от заразных болезней, а иногда и от неприятельского оружия. |
|
Помимо этого, кладбище должно было располагаться недалеко от Москвы, иметь территорию не менее 10 десятин, к тому же местность должна была быть красивой и живописной[15].
22 октября (4 ноября) 1914 года на совещании Московской городской управы и комиссии гласных по мероприятиям, вызванным войной 1914 года, было принято решение о создании Братского кладбища[17]. Для поиска подходящего участка в московских газетах были размещены объявления. В результате от частных лиц было получено 16 предложений, но от большинства из них пришлось отказаться[15].
С. В. Пучков организовал сбор пожертвований для строительства кладбища. Благодаря его стараниям в ноябре 1914 года за 271 000 рублей у А. Н. Голубицкой был закуплен земельный участок — сад села Всехсвятского[18]. В саду росли преимущественно старые липы, но были также ели и сосны[15]. Площадь сада составляла 11 десятин, 279 сажен²[18].
Сразу после закупки участка начались работы по планировке Братского кладбища, которыми занялся инженер С. С. Шестаков. Он посещал Лесное кладбище в Риге и Братское кладбище в Севастополе, чтобы ознакомиться с их устройством. По мнению Шестакова, кладбище «должно было получить особое устройство, соответствующее его специальному назначению»[10]. Братское кладбище принципиально отличалась от традиционных некрополей большим количеством деревьев, между которыми располагались могилы[19]. В основу композиции кладбища легла система диагональных дорожек усадебного сада. В центральной части был запланирован зелёный открытый партер с концентрически расположенными вокруг предполагаемого храма рядами могил[20] (позднее храм решено было возвести в другом месте)[21].
В начале 1915 года к работам по планировке кладбища подключился архитектор Р. И. Клейн, который предложил построить рядом с будущим храмом два музея, посвящённых войне[16]. В одном из них предполагалось разместить соответствующую литературу, а в другом — военные трофеи[22]. Вокруг кладбища предполагалось поставить неприятельские орудия и устроить подобие фортов[15].
10 (23) декабря попечитель кладбища С. В. Пучков выступал с докладом о состоянии дел перед Николаем II. После этого император распорядился увеличить территорию кладбища на 8 десятин за счёт удельных и государственных земель. Было принято решение о строительстве прямого проезда к кладбищу от Петроградского шоссе[10][16]. В 1915 году Московская городская дума выделила на работы по устройству кладбища 71 520 рублей[23]. Покровительство над Братским кладбищем взяла на себя Елизавета Фёдоровна[13].
Братское кладбище в 1915—1917 годах
15 (28) февраля 1915 года состоялись открытие Братского кладбища с временной часовней и первые погребения. Церемония началась в церкви находившегося неподалёку Сергиево-Елизаветинского убежища увечных воинов Русско-японской войны. Епископ Можайский Димитрий отслужил там панихиду, после чего Елизавета Фёдоровна и другие официальные лица вместе с духовенством последовали на кладбище[15].
В часовне был совершён молебен, после чего состоялись похороны пятерых воинов, погибших на поле брани: сотника В. И. Прянишникова, старшего унтер-офицера Ф. И. Папкова, ефрейтора А. И. Анохина, рядовых Е. И. Гутенко и Я. Д. Салова[24]. На похоронах присутствовали войска Московского гарнизона. Гробы несли георгиевские кавалеры, консулы союзных государств, городские гласные, а также командующий войсками А. Г. Сандецкий, московский губернатор граф Н. Л. Муравьёв и другие[15][25].
В будущем на кладбище предполагалось возвести церковь, однако денег на строительство у города не было[15]. Тогда в Московскую городскую думу обратились супруги Катковы, потерявшие в войне двух сыновей. Они попросили разрешить им построить на Братском кладбище храм в честь праздника Преображения Господня с приделами во имя архангела Михаила и апостола Андрея Первозванного — по тезоименитству своих сыновей. Они выделили на строительство все необходимые средства. По предложению супругов Катковых архитектором храма стал А. В. Щусев[26][27].
Закладка первого камня Спасо-Преображенского храма состоялась 6 (19) августа 1915 года — в годовщину гибели братьев[15]. 8 (21) августа 1916 года был освящён придел во имя Архангела Михаила[23]. Придел во имя Андрея Первозванного освятили 15 (28) января 1917 года, тогда же в храме состоялась первая литургия и молебствие[28]. Основной храм освятили в декабре 1918 года[29].
Кладбище было поделено на несколько секторов. В центральной части хоронили погибших православных воинов, рядом были отведены участки для членов общественных организаций и чинов Московского гарнизона. Существовали также католический, иудейский и магометанский секторы[21]. Имелся отдельный участок для погребения сестёр милосердия[23]. Вдоль центральной аллеи находились могилы офицеров[30]. На западной аллее, называемой также «Аллеей лётчиков», хоронили авиаторов[31].
Из сестёр милосердия первой была погребена Ольга Иннокентьевна Шишмарёва, погибшая 28 марта (10 апреля) 1915 года в возрасте 19 лет от ран, полученных на передовых позициях. На Братское кладбище были привезены из Франции тела офицеров и солдат Русского экспедиционного корпуса. Хоронили на кладбище и представителей союзных государств: сербских солдат и офицеров, французских и английских военных лётчиков, воевавших в рядах русской армии[32].
Могилы на Братском кладбище располагались ровными рядами и не имели оград[28]. На каждой из них была табличка с надписью и маленький деревянный крест[30]. Среди прочих захоронений выделялись могилы авиаторов, на которых были установлены пропеллеры, снятые с боевых машин[28]. Всего к 1919 году на территории Братского кладбища было похоронено 17,5 тысяч рядовых, 581 офицер, 51 сестра милосердия и 14 врачей[33]. К тому времени кладбище занимало территорию в 25 десятин[21].
На Пасху 9 (22) апреля 1916 года более 500 москвичей пришли на Братское кладбище, чтобы отстоять утреню[30]. Для удобства посетителей до расположенной рядом станции Серебряный Бор и обратно их доставлял специальный поезд. В полночь по кладбищу проследовал крестный ход, и на могилах было зажжено около 6000 поминальных свечей[34].
В 1916 году Мосгордума приняла решение возвести на Братском кладбище памятник погибшим на госпитальном судне «Портюгаль», затопленном немецкой подводной лодкой[35]. Первое место в конкурсе проектов занял «Памятник Мировому страданию» скульптора И. Д. Шадра, однако он так и не был построен[36].
24 апреля (7 мая) 1917 года С. В. Пучков обратился в Московскую городскую думу с предложением об устройстве на Братском кладбище музея войны как «наглядного памятника великих подвигов и жертв русского народа во время этого беспримерно грозного исторического события». Помимо военных орудий и соответствующей литературы, на территории музея планировалось создать композицию, передававшую боевую жизнь российской армии. Она должна была включать в себя окопы, ходы сообщения, землянки, блиндажи, лисьи норы, артиллерийские наблюдательные пункты, проволочные заграждения и тому подобное. Однако этому плану не суждено было осуществиться[28].
Советский период
После Октябрьской революции 1917 года в Москве началось вооружённое восстание, которое длилось около недели и завершилось установлением в городе Советской власти. 26 ноября 1917 года на Братском кладбище состоялись похороны 37 человек, в основном юнкеров, погибших в боях с большевиками[37][38][39]. Под впечатлением от этих похорон поэт А. Н. Вертинский написал свой знаменитый романс «То, что я должен сказать»[40][41].
В период с 1918 по 1920 годы, после объявления политики красного террора, на Братском кладбище и в его окрестностях большевиками проводились массовые расстрелы[42][43]. 5 сентября 1918 года в районе Братского кладбища были расстреляны епископ Ефрем, протоиерей Иоанн Восторгов, министры внутренних дел Н. А. Маклаков и А. Н. Хвостов, председатель Государственного Совета Иван Щегловитов и сенатор С. П. Белецкий[31][38][44]. Назвать точное число жертв расстрелов не представляется возможным, так как достоверной статистики не существует[45].
Во время гражданской войны на Братском кладбище хоронили как воинов РККА, так и белогвардейцев. До 1923 года на «Аллее лётчиков» хоронили авиаторов, погибших при испытаниях самолётов[46].
В 1925 году Братское кладбище было закрыто для захоронений[26] и передано в ведение Садово-паркового отдела Московского коммунального хозяйства[46]. По воспоминаниям очевидцев, в 1926 году кладбище представляло собой «вид парка с клумбами в цветах, правильно расположенными дорожками, по сторонам которого видны с надписями и тысячи без надписей могилы…»[47].
В 1932 году кладбище было ликвидировано[48][49][50]. В центральной части бывшего кладбища был разбит парк[23][51] площадью 9 га[52], а в северо-восточной части поставили парники[53]. Снесены были почти все надгробия, за исключением гранитного памятника на могиле студента С. А Шлихтера, но сами захоронения остались нетронутыми[52]. Несмотря на это, по свидетельствам очевидцев, единичные захоронения продолжались на территории кладбища до 1940-х годов. Кладбище было окончательно ликвидировано в конце 1940-х годов, когда началось массовое строительство в районе Песчаных улиц[15][54], тогда же была снесена и Спасо-Преображенская церковь. Часть территории некрополя оказалась застроена.
 Внешние изображения
| |
|---|---|
|
[data10.gallery.ru/albums/gallery/243842-4c463-28867595-m549x500.jpg Река Таракановка на границе парка. 1949 год.] |
|
|
[www.oldmos.ru/upload/photos/6/f/0/800_6f0e4468ba89550e22091b58a0dfa5a5.jpg Строительство кинотеатра «Ленинград». 1957 год.] |
|
|
[oldmos.ru/upload/photos/e/7/3/800_e73da6fbcf1cd4630c3ae4834d520abc.jpg Кафе «Комета» («Лунный свет»). 1963 год.] |
В конце 1950-х река Таракановка, протекавшая вдоль границы парка, была заключена в коллектор, а в парке появился кинотеатр «Ленинград»[55]. Согласно распространённой легенде, кинотеатр стоит на месте снесённого храма Преображения Господня[26], однако это не соответствует действительности: храм Преображения располагался примерно в середине нечётной стороны улицы Луиджи Лонго[52]. Помимо кинотеатра, в парке было сооружено бомбоубежище, два кафе и тир.
Восстановление мемориала
Во время перестройки ряд общественников высказываются за воссоздание мемориала на месте Братского кладбища. В конце 1980-х на центральной клумбе парка устанавливают деревянный крест в память о жертвах Первой мировой войны. В последующие годы по инициативе частных лиц и казачьих организаций в парке устанавливаются всё новые мемориалы: закладной камень, стела и несколько плит[56]. В 1995 году был создан Фонд по восстановлению Всероссийского Всехсвятского братского военного кладбища[2].
В то же время в парке совершается ряд актов вандализма. В период с 1990 по 1992 годы неизвестные трижды ломали деревянный крест[56]. Зимой 1995 года вандалы разбили мемориальную плиту со списком первых солдат, похороненных на кладбище. В мае 1997 года неизвестные ломами разбили гранитный постамент креста, установленного в 1996 году[57]. Согласно некоторым предположениям, к актам вандализма причастна коммерческая структура, которая в середине 1990-х хотела построить в парке торгово-развлекательный центр[48].
В 1998 году при поддержке правительства Москвы в юго-западной части парка создаётся мемориальная зона, площадью 0,78 га[58]. На холме, с которого зимой катаются дети, возводится новая часовня Спаса Преображения[26]. Рядом с ней устанавливаются 4 мемориальных знака из белого камня. Во избежание вандализма этот сектор огораживается забором. Мемориал был открыт 8 ноября 1998 года в канун 80-летия со дня окончания Первой мировой войны[59]. Кресты и памятные плиты, установленные в парке ранее, были перенесены за ограду расположенного рядом храма Всех Святых во Всехсвятском[31], став частью другого мемориала «Примирение народов».
В 2002 году выходит постановление Правительства Москвы, согласно которому мемориальный комплекс планируется создать на всей территории парка[3]. В связи с этим в парке проводятся работы по благоустройству, сооружается новый забор и устанавливается ряд памятных знаков. В ходе этих работ в парке были снесены тир и кафе «Лунный свет». 1 августа 2004 года состоялась торжественная церемония открытия мемориального комплекса, приуроченная к 90-летию начала Первой мировой войны. На церемонии открытия присутствовали вице-мэр Москвы Валерий Шанцев, делегации стран-союзниц России в Первой мировой войне и другие почётные гости[50].
Парк сегодня
С 2004 года в парке ведётся реконструкция кафе «Лунный свет». Зона реконструкции была огорожена металлическим забором, покрашенным в зелёный цвет, который перегородил часть дорожек парка. В силу различных причин сроки окончания реконструкции неоднократно переносились. Это являлось причиной недовольства местных жителей[60][61]. В начале мая 2011 года старый забор был демонтирован и начались строительные работы. Новое здание было построено, но кафе так и не открылось (на апрель 2015 года).
У некоторых общественников вызывает возмущение тот факт, что жители окрестных домов по-прежнему выгуливают своих собак на территории бывшего Братского кладбища. После открытия Мемориального комплекса в парке периодически устанавливаются таблички с запретом выгула животных. Однако эта мера оказывается безрезультатной[62].
С весны 2010 года в парке действуют аттракционы для детей[63]. Периодически проводятся съёмки фильмов, сериалов, рекламных роликов и телевизионных передач. По праздникам в парке проходят различные мероприятия: выступления коллективов самодеятельности и профессиональных артистов, игры, эстафеты и прочее[64]. В день памяти жертв Первой мировой войны в парке проходят траурные мероприятия и митинги.
Летом 2014 года жители района митинговали и собирали подписи против сноса кинотеатра «Ленинград» и строительства на его месте торгово-развлекательного комплекса большей площади[65]. Против строительства было собрано более 7 тысяч подписей, и в августе стало известно, что проект отменён[66].
К 100-летию начала Первой мировой войны в парке проводились работы по благоустройству и реставрации памятных знаков[67]. В парке были установлены новые фонарные столбы и скамейки, обновлены сооружения на детских площадках. При этом в ходе земляных работ имели место случаи вскрытия захоронений[68]. 1 августа 2014 года в день 100-летия со дня вступления России в Первую мировую войну парк посетил патриарх Кирилл. Он совершил заупокойную молитву в часовне Спаса Преображения на Братском кладбище, затем возложил цветы к обелиску «Павшим в Мировой войне 1914—1918 годов»[69].
30 апреля 2015 года в часовне Спаса Преображения были перезахоронены останки великого князя Николая Николаевича Младшего и его супруги великой княгини Анастасии Николаевны[70]. На церемонии присутствовали спикер Госдумы Сергей Нарышкин, патриарх Кирилл, мэр Москвы Сергей Собянин, заместитель министра обороны Николай Панков, князь Димитрий Романович с супругой и князь Ростислав Ростиславович[71]. Заупокойную литию совершил митрополит Волоколамский Иларион. Солдаты почётного караула совершили три залпа в память о великом князе, после чего прах был предан земле[72].
Летом 2015 года московские СМИ сообщили о том, что в бомбоубежище, расположенном на территории парка, открыли бар и кальянную. Многие местные жители недовольны тем, что среди захоронений героев войны действует подобное заведение. Однако, по утверждениям его владельцев, они действуют на законных основаниях[73][74].
Планировка
|
|
Памятники
Установленные в 1998 году
В 1998 году в юго-западной части парка была создана мемориальная зона площадью 0,78 га. Элементами мемориала стала часовня Спаса Преображения и четыре памятных знака из белого камня[26][58]. Часовня находится на возвышении, а вокруг неё проходит дорожка, выложенная красной плиткой. Эта аллея, образующая ромб, повторяет первоначальную планировочную структуру Братского кладбища[75]. На круглых площадках в двух противоположных вершинах ромба расположены мемориальные знаки: часовенный столб и памятный крест. Два других памятных знака установлены в южной части центральной аллеи парка.
- Обелиск «Павшим за свободу и независимость Родины» расположен на юге парка в центре круглой клумбы. От неё берёт начало центральная аллея, пересекающая парк с юга на север по прямой. Обелиск венчает позолоченный двуглавый орёл. На лицевой грани выгравированы слова: «Павшим за свободу и независимость Родины». На трёх других гранях скульптурные изображения воинских наград. Среди них Георгиевский крест, звезда к ордену Святого Георгия, а также орден Красной Звезды[76].
- Стена памяти установлена на центральной аллее парка неподалёку от обелиска «Павшим за свободу и независимость Родины». На лицевой части находится барельеф в виде двуглавого орла и надписи: «Москва павшим российским воинам». В тёмное время суток мемориал подсвечивается.
- Памятный крест расположен к северу от часовни Спаса Преображения. Изготовлен из белого камня и имеет форму кельтского креста. На перекрестии выгравирована надпись, выполненная в дореволюционной стилистике: «В память вождей и воинов на поле брани за веру и отечество живот свой положивших».
- Часовенный столб расположен к югу от часовни Спаса Преображения. На верхушке столба церковная главка золотистого цвета. На ней — крест с полумесяцем. Никаких надписей этот мемориальный знак не содержит.
Установленные в 2004 году
1 августа 2004 году к 90-летию с начала Первой мировой войны на территории парка был открыт мемориальный комплекс. Были проведены работы по благоустройству парка, установлены несколько новых памятных знаков и художественная ограда[50]. На территории всего парка были разбиты цветники, основные акценты сделаны у памятных знаков[77]. В том же году на конкурсе «Ландшафтная архитектура» парк оказался на первом месте в номинации «Общегородские территории» (Авторы: «Моспроект-4»; архитектор: А. И. Хомяков; инженеры: Е. А. Семенова-Прозоровская, В. П. Тимофеев; главные специалисты: Е. Ф. Борзых, С. И. Новгородова, Т. А. Лякина; архитекторы-реставраторы: В. Н. Шарапов , А. А. Буравцев, Л. С. Семенова)[78][79].
- Обелиск «Павшим в Мировой войне 1914—1918 годов» установлен у северной границы парка. Он завершает перспективу центральной аллеи. Обелиск состоит из массивного основания, на котором стоит колонна. На вершине колонны — парящий бронзовый сокол. В центральной части колонны находится небольшой прямоугольный выступ, на котором золотой краской начерчен символ — «Всевидящее Око». На основание памятника нанесена надпись: «Павшим в Мировой войне 1914—1918 годов»[80]. Автор скульптурной части памятника — А. А. Пирогов[81].
- Памятник российским авиаторам расположен на западной аллее парка, — бывшей «аллее лётчиков»[77]. Памятник представляет собой колонну, стоящую на прямоугольном основании. Верхнюю часть колонны обрамляет бронзовый венок. На вершине памятника — скульптура в виде авиационного пропеллера с птичьими крыльями. В нижней части колонны — прямоугольный выступ с выгравированной на нём надписью: «Российским авиаторам похороненным на Московском городском Братском кладбище».
- Памятник российским сёстрам милосердия установлен в северной части парка неподалёку от обелиска «Павшим в Мировой войне 1914—1918 годов». Напротив него — небольшая круглая клумба. Памятник представляет собой каменный обелиск. В верхней части имеет форму купола, на котором изображён медицинский крест. В центральной части — узорчатый рисунок и надпись: «Российским сёстрам милосердия».
- Памятный знак на месте снесённой часовни находится на центральной аллее парка. Обозначает место, где находилась временная часовня Братского кладбища. Представляет собой белую стену, имеющую форму трёх церковных куполов, соединённых воедино. В центральной части имеет два узких продолговатых отверстия в виде бойниц. В верхней части — православный крест. В нижней части — вкрапления из булыжников. В центре расположена мемориальная табличка: «На этом месте в 1915-25 гг. находилась часовня Московского городского Братского кладбища».
- Стела «Мемориально-парковый комплекс героев Первой мировой войны» установлена у главного входа в парк со стороны метро Сокол. Представляет собой стену из светло-серого камня[80]. В левой части — обелиск с изображённым на нём православным крестом. На стене крупным шрифтом нанесена надпись: «Мемориально-парковый комплекс героев Первой мировой войны Бывшее Московское городское Братское кладбище».
- Охранная доска установлена на большом гранитном камне-валуне справа от главного входа в парк. Она свидетельствует о том, что Мемориально-парковый комплекс является объектом истории и культуры. Текст на охранной доске: «Памятник истории и культуры Московское городское Братское кладбище для воинов, умерших в войну 1914 года, и для сестёр милосердия московских общин. Открыто 15 февраля 1915 года. Охраняется государством».
Установленные в другие годы
- Надгробие на могиле С. А. Шлихтера — это единственное сохранившееся надгробие Братского кладбища. Расположено возле центральной клумбы парка. Студент Московского университета и георгиевский кавалер Сергей Александрович Шлихтер был ранен в 1916 году в бою под Барановичами и скончался по пути в Москву от припадков удушья[82]. Массивный камень из красного гранита был установлен на его могиле в начале 1920-х годов. Автор мемориала — скульптор C. Д. Меркуров[31][54]. Существует две версии, почему это надгробие не уничтожили вместе с остальными. По одной версии, этого не допустил отец С. А. Шлихтера, соратник В. И. Ленина и высокий партийный функционер А. Г. Шлихтер. Согласно легенде, он закрыл памятник собой со словами «Уничтожайте и меня вместе с ним»[26][48]. По другой версии, тяжёлый надгробный камень просто не смогли сдвинуть с места. На лицевой части камня выгравированы слова: «Студент Московского университета Сергей Александрович Шлихтер родился 31 декабря 1894 г. ранен в бою под Барановичами 20 июня 1916 г. скончался 25 июня 1916 г.». Надпись на правой стороне: «Жертве империалистической войны». Надпись на левой стороне: «Как хороша жизнь. Как хорошо жить. Из дневника с войны С. А. Шлихтера».
- Скульптура «Олень с оленёнком» расположена рядом слева от главного входа кинотеатра Ленинград. Скульптор А. М. Белашов изготовил её[83] в 1976 году. Скульптура стоит на метровом постаменте, облицованном гранитными плитами. В нижней части скульптуры имеется надпись «Белашов 76» (видна в правом нижнем углу на представленной ниже фотографии).
- Закладной камень Братского кладбища был установлен 27 сентября 1992 года на центральной клумбе парка. Автор памятника — скульптор В. М. Клыков[56]. На гранитном камне была надпись: «На этом месте будет сооружен памятник всем россиянам павшим в войне 1914—1918 годов. Память народа священна»[84]. В 2004 году во время благоустройства парка закладной камень был перемещён к главному входу. Надпись на камне со временем утрачена.
- Мемориальная плита «Павшим в Великой Отечественной войне» была установлена 9 мая 2000 года неподалёку от часовни Спаса Преображения. На камне выгравирована надпись: «Вечная память героям, павшим в Великой Отечественной войне 1941—1945. 9 мая 2000 г.»[76]. К 70-летию Победы справа от плиты был установлен металлический памятный знак.
- Памятные плиты у могилы С. А. Шлихтера были установлены в 2013—2014 годах по инициативе общественной организации «Добровольческий корпус». Мемориальная плита «Дочерям России павшим в войнах ХХ века» была установлена 31 октября 2013 года слева от памятника Шлихтеру. Плита посвящена памяти сестры милосердия Любови Петровны Константиновой (1895—1917), в возрасте 22 лет умершей от тифа в санитарном поезде на станции Могилёв-Подольский, и установлена на месте её захоронения. Памятная надгробная плита сёстрам милосердия Ольге Шишмарёвой и Вере Семёновой, погибшим в годы Первой мировой войны, была торжественно открыта 6 мая 2014 года[85]. Она установлена вблизи их захоронений. Ольга Шишмарёва была первой сестрой милосердия, похороненной на Братском кладбище. Она служила вместе с Сергеем Шлихтером и получила смертельное ранение у него на глазах. Третья плита посвящена сотнику В. И. Прянишникову и «казакам и всем русским людям, погибшим в годы войн и репрессий ХХ-ХХI веков». Сотник В. И. Прянишников был в числе первых похороненных на Братском кладбище в день его открытия. Церемония открытия плиты прошла 11 ноября 2014 года в присутствии представителей посольств стран-участниц Первой мировой войны[86].
|
|
|
| Часовенный столб | Стена памяти | Памятный крест |
|
|
|
|
| Памятник авиаторам | Памятник сёстрам милосердия | Памятный знак «Мемориально-парковый комплекс героев Первой мировой войны» |
Памятный знак на месте часовни |
|
|
|
|
| Скульптура «Олень с оленёнком» | Охранная доска | Закладной камень Братского кладбища |
Мемориал павшим в Великой Отечественной войне |
Здания и сооружения
- Часовня Спаса Преображения на Братском воинском кладбище является центром мемориального комплекса. Она расположена на холме в юго-западной части парка. Построена по инициативе администрации Северного округа, управы района Сокол и военно-исторической ассоциации «Добровольческий корпус». Проект часовни был разработан бригадой № 5 института «Спецпроектреставрация» под руководством архитектора Л. С. Семёновой[87]. 8 ноября 1998 года состоялось торжественное открытие часовни. К основанию часовни была высыпана земля, взятая с зарубежных мест захоронения россиян, погибших на Первой мировой войне[59]. Часовня получила своё название в память о храме Спаса Преображения[88], который был построен на Братском кладбище в 1915—1918 годах и снесён в советское время. Небольшую шатровую часовню из красного кирпича венчает главка с крестом[76]. Вход в часовню со стороны центральной аллеи парка. Над входом — белокаменный барельеф с изображением Георгия Победоносца. Часовня приписана к Храму Всех Святых во Всехсвятском[89].
- Кинотеатр «Ленинград» расположен в восточной части парка. Здание было построено в 1959 году[90] по типовому проекту архитекторов Е. Гельмана, Ф. А. Новикова и И. А. Покровского. Облицовка здания красным и белым кирпичом образует сетчатый рисунок, напоминающий орнамент Дворца дожей в Венеции[91]. Кинотеатр имеет статус ценного градоформирующего объекта. Имеется один зрительный зал на 476 мест;[92] в фойе располагается кафе. В марте 2011 года кинотеатр был закрыт на неопределённое время[93]. В 2013 году появились планы сноса кинотеатра и строительства на его месте торгово-развлекательного комплекса. При этом планировалось увеличить площадь здания с 2625 м² до 5600 м² и устроить подземную парковку[94]. В августе 2014 года стало известно, что этот проект отменён[66].
- Кафе «Седьмой элемент» расположено в восточной части парка неподалёку от кинотеатра Ленинград. Кафе было построено ещё в советское время. В последние десятилетия было реконструировано.
- Летняя эстрада находится справа от центрального входа в кинотеатр Ленинград. В праздничные дни на ней проходят выступления артистов[64].
- Две детские площадки расположены в северо-восточной части парка.
- Детские аттракционы установлены слева от центрального входа в кинотеатр Ленинград.
Природа
Растительность
В посадках преобладают старовозрастные лиственные деревья[95], в основном липы. Растут также клёны, ясени, тополя, берёзы, ели и лиственницы. В центральной части парка находится яблоневая аллея.
В 1961 году в парке было высажено около 200 кустов сирени. Черенки были предоставлены сиреневодом Л. А. Колесниковым, который жил рядом с парком[96].
Во время урагана 1998 года в парке было повалено множество деревьев. В 2004 году было высажено несколько молодых деревьев рябины, липы, ели и лиственницы, часть из которых засохла во время летней жары 2010 года.
Животный мир
В парке можно увидеть несколько видов птиц, характерных для московской фауны. Среди них: сизый голубь, домовый воробей, серая ворона, обыкновенный скворец, большая синица, обыкновенная лазоревка, обыкновенный поползень, зяблик, белая трясогузка и другие.
На сравнительно небольшой территории парка обитают более десяти белок. Для них оборудовано несколько кормушек. Белки привыкли к соседству с человеком и охотно берут корм из рук.
См. также
Напишите отзыв о статье "Мемориально-парковый комплекс героев Первой мировой войны"
Примечания
- ↑ [www.rian.ru/society/20040801/644744.html В столице открылся мемориальный парковый комплекс героев Первой мировой войны]. РИА Новости (1 августа 2004). Проверено 15 марта 2011. [www.webcitation.org/614xNZz2p Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ 1 2 Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : Журнал. — 2005. — № 10 (70). — С. 62.
- ↑ 1 2 3 [zakon.scli.ru/ru/legal_texts/legislation_RF/printable.php?do4=document&id4=7c78aec0-79c0-4763-bcf9-c63b3d31757b Постановление правительства Москвы о Московском городском Братском кладбище героев Первой мировой войны]. zakon.scli.ru. Проверено 25 февраля 2011. [www.webcitation.org/614xUVbNw Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ [maps.yandex.ru/-/C6rhBvT Измерение расстояния от метро «Сокол» до входа в парк]. Яндекс.Карты. Проверено 10 марта 2011.
- ↑ [bus.ruz.net/routes/ Список маршрутов]. Московский автобус. Проверено 10 марта 2011. [www.webcitation.org/614xWAz3E Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ [trolley.ruz.net/routes/ Маршруты]. Московский троллейбус. Проверено 10 марта 2011. [www.webcitation.org/614xX4tT7 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ [yandex.ru/yandsearch?text=%22Парк+мемориальный+по+ул.+Новопесчаной,+вл.+12%22&lr=213&ex=v11&stpar2=/h0/tm1/s1&stpar4=/s1 Результаты запроса «Парк мемориальный по ул. Новопесчаной, вл. 12»]. Яндекс. Проверено 25 февраля 2011. [www.webcitation.org/614xXei1a Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ [www.mos.ru/documents/?id_4=126582 № 66-ПП от 16.03.2011 «Об утверждении границ территорий объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) регионального значения»]. mos.ru. Проверено 18 ноября 2014.
- ↑ 1 2 3 Токмаков И.Ф. Историко-статистическое и археологическое описание села Всехсвятского Московской губернии и уезда 1398—1898 гг. — М., 1898. — С. 21-23.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Пучков С. В. Московское городское Братское кладбище. — М., 1915. — С. 15.
- ↑ 1 2 3 Памятники архитектуры Москвы. Окрестности старой Москвы (северо-западная и северная части территории от Камер-Коллежского вала до нынешней границы города). — М.: Искусство — XXI век, 2004. — С. 115. — ISBN 5-9805101-1-7.
- ↑ История московских районов. Энциклопедия / Под редакцией К. А. Аверьянова. — М.: АСТ, 2005. — С. 308.
- ↑ 1 2 3 Власов П. В. Благотворительность и милосердие в России. — М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001. — С. 270—271. — ISBN 5-277-00995-3.
- ↑ 1 2 Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : журнал. — 2005. — № 10 (70). — С. 31.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Ионина Н. А. Братское кладбище // 100 великих некрополей. — М.: Вече, 2004.
- ↑ 1 2 3 Святославский А. В. [www.msk.hop.ru/refer/63.htm Военные мемориалы старой Москвы]. msk.hop.ru. Проверено 25 февраля 2011.
- ↑ Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : журнал. — 2005. — № 10 (70). — С. 32.
- ↑ 1 2 Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : журнал. — 2005. — № 10 (70). — С. 43.
- ↑ Архитектура в истории русской культуры. Вып. 3. Желаемое и действительное / отв. ред. Бондаренко И. А. — М.: Эдиториал УРСС, 2001. — С. 238. — 328 с. — ISBN 5-8360-00043-3 (ошибоч.).
- ↑ Козлов В. Ф., Святославский А. В. По старым московским окраинам экскурсии. — М.: АНО ИЦ «Москвоведение», ОАО «Московские учебники», 2007. — С. 255. — 272 с. — ISBN 978-5-7853-0857-2.
- ↑ 1 2 3 Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : журнал. — 2005. — № 10 (70). — С. 45.
- ↑ Козлов В. Ф., Святославский А. В. По старым московским окраинам экскурсии. — М.: АНО ИЦ «Москвоведение», ОАО «Московские учебники», 2007. — С. 260. — 272 с. — ISBN 978-5-7853-0857-2.
- ↑ 1 2 3 4 Братское кладбище // Энциклопедия «Москва» / Под ред. С. О. Шмидта. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1997. — 976 с.
- ↑ Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : журнал. — 2005. — № 10 (70). — С. 46.
- ↑ Козлов В. Ф., Святославский А. В. По старым московским окраинам экскурсии. — М.: АНО ИЦ «Москвоведение», ОАО «Московские учебники», 2007. — С. 256. — 272 с. — ISBN 978-5-7853-0857-2.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Елена Лебедева. [www.pravoslavie.ru/jurnal/533.htm Храм Всех Святых в селе Всехсвятском]. pravoslavie.ru. Проверено 25 февраля 2011. [www.webcitation.org/614xYvviI Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : журнал. — 2005. — № 10 (70). — С. 50.
- ↑ 1 2 3 4 Катагощина М. Памятники великой войны // Военная быль : журнал. — 1993. — № 3. — С. 14—16.
- ↑ Вайнтрауб Л. Р., Карпова М. Б., Скопин В. В. Храмы Северного округа. — М.: Старая Басманная, 1997. — С. 114-118. — ISBN 5-8468-0052-1.
- ↑ 1 2 3 Яблонский С. У братских могил // Московский журнал. — 1992. — № 4. — С. 52—54.
- ↑ 1 2 3 4 [openmoscow.ru/kladbbratskoe.php Братское кладбище]. openmoscow.ru. Проверено 25 февраля 2011. [www.webcitation.org/614xb2XIB Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : журнал. — 2005. — № 10 (70). — С. 47.
- ↑ Братское кладбище в Москве, 1915-1924. Некрополь : в 2 т / сост. Зубова Л. Н., Катагощина М. В.. — М.: Русский Миръ, 2013. — С. 16. — ISBN 978-5-89577-130-3, ISBN 978-5-89577-138-9.
- ↑ Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : журнал. — 2005. — № 10 (70). — С. 52.
- ↑ Лариса Жигальцова. [zapadrus.su/rusmir/istf/237-l-r-.html «Умирать стоит только спасая других. Иначе обидно…» (А. Ф. Мейендорф)]. zapadrus.su. Проверено 25 февраля 2011. [www.webcitation.org/614xd8p73 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : журнал. — 2005. — № 10 (70). — С. 51.
- ↑ Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : Журнал. — 2005. — № 10 (70). — С. 54.
- ↑ 1 2 Козлов В. Ф., Святославский А. В. По старым московским окраинам экскурсии. — М.: АНО ИЦ «Москвоведение», ОАО «Московские учебники», 2007. — С. 262. — 272 с. — ISBN 978-5-7853-0857-2.
- ↑ Молева Н. М. История новой Москвы, или Кому ставим памятник. — М.: Орбита, 2008.
- ↑ Владимир Чичерюкин-Мейнгарт. [his.1september.ru/articlef.php?ID=200404104 Кто послал их на смерть…] // «История» : Газета. — 2004. — № 41 (761).
- ↑ Борис Розенфельд. [www.muza-usa.net/2005_05/2005-05-09.html А. Н. Вертинский «То, что я должен сказать»] // Terra Nova : Журнал. — 2005. — № 5.
- ↑ Московское городское Братское кладбище. Опыт библиографического словаря / сост. Алабин И. М., Дибров А. С., Судравский В. Д. — М.: Государственная публичная историческая библиотека, 1992. — С. 3.
- ↑ Голицын С. M. Записки уцелевшего. — М.: Орбита, 1990. — С. 24-26.
- ↑ Польский М. Новые мученики Российские. — Джорданвилль, 1949. — С. 87.
- ↑ Красный террор // Большая российская энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2010. — Т. 15. — С. 648. — ISBN 978-5-85270-346-0.
- ↑ 1 2 Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : Журнал. — 2005. — № 10 (70). — С. 56.
- ↑ Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : Журнал. — 2005. — № 10 (70). — С. 57.
- ↑ 1 2 3 Александр Хохлов, Владимир Машатин. [www.newizv.ru/news/2004-08-04/8713/ Запоздалое покаяние] // Новые известия : Газета. — 30 июля 2004.
- ↑ Николай Маникин. [www.trud.ru/article/27-10-2004/79126_o_gerojax_nelzja_zabyvat.html О героях нельзя забывать] // Труд : Газета. — 27 октября 2004. — № 204.
- ↑ 1 2 3 Игорь Логвинов. [www.gudok.ru/newspaper/detail.php?ID=293959&year=2004&month=08 Героям Первой мировой] // Гудок : Газета. — 03 августа 2004.
- ↑ [archigrafo.livejournal.com/264324.html Новая поликлиника] // Строительство Москвы : Журнал. — 1938. — № 17. — С. 31. [archive.is/Wz8F Архивировано] из первоисточника 25 декабря 2012.
- ↑ 1 2 3 Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : Журнал. — 2005. — № 10 (70). — С. 59.
- ↑ [www.retromap.ru/mapster.php?panes=1&left=0020090&right=061936&zoom=15&lat=55.800364&lng=37.514319 План города Москвы 1936 года]. retromap.ru. Проверено 25 февраля 2011. [www.webcitation.org/614xef5uG Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ 1 2 Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : Журнал. — 2005. — № 10 (70). — С. 60.
- ↑ [www.savok.name/113-leningrad.html Строительство кинотеатра «ЛЕНИНГРАД»]. savok.name. Проверено 25 февраля 2011. [www.webcitation.org/614xfV0Xy Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ 1 2 3 Бремзис Я. А. Память народа священна // Голос Родины : Газета. — 1993. — № 44—46. — С. 11.
- ↑ Нет мира под крестами // Комсомольская правда. Приложение «КП в Москве» : Газета. — М., 7 мая 1997. — № 82 (21576). — С. 3.
- ↑ 1 2 [www.pereplet.ru/news/index.cgi?id=9456 Память о защитниках Родины священна]. Интернет-журнал «Русский переплет». Проверено 25 февраля 2011. [www.webcitation.org/614xhKkS7 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ 1 2 Памяти павших // Труд : Газета. — М., 10 ноября 1998. — № 44 (206). — С. 2.
- ↑ [sok.sao.mos.ru/glava/quest_archive/2007-4/2 «Вопрос-ответ». Апрель 2007 года]. Официальный сайт района Сокол. Проверено 25 февраля 2011. [www.webcitation.org/614xm8TKE Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ [sok.sao.mos.ru/glava/quest_archive/2009-6/3 «Вопрос-ответ». Июнь 2009 года]. Официальный сайт района Сокол. Проверено 25 февраля 2011. [www.webcitation.org/614xnU9Nj Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ [www.savelev.ru/journal/case/more/?id=3 Собачье дело]. savelev.ru. Проверено 10 марта 2011. [www.webcitation.org/614xofwuJ Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ [sok.sao.mos.ru/glava/quest_archive/2010-5/3 «Вопрос-ответ». Май 2010 года]. Официальный сайт района Сокол. Проверено 25 февраля 2011. [www.webcitation.org/614xqA4Zn Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ 1 2 [sok.sao.mos.ru/news/read/18690 Мероприятия, посвященные Дню города, состоятся 4 сентября, на площади у к/т «Ленинград»]. Официальный сайт района Сокол. Проверено 25 февраля 2011. [www.webcitation.org/614xrKUZW Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ Петр Власов. [www.gazeta.ru/social/2014/07/03/6095997.shtml Нарышкина просят спасти «Ленинград»]. gazeta.ru (3 июля 2014). Проверено 15 июля 2014.
- ↑ 1 2 [www.gazeta.ru/culture/news/2014/08/07/n_6375885.shtml Мэрия Москвы отменила коммерческую стройку на Братском кладбище]. gazeta.ru (7 августа 2014). Проверено 7 августа 2014.
- ↑ [dkn.mos.ru/presscenter/news/detail/964469.html К столетию Первой мировой войны Мосгорнаследие отреставрирует мемориальные объекты]. Департамент культурного наследия города Москвы. Проверено 15 июля 2014.
- ↑ Андрей Савельев. [www.km.ru/v-rossii/2014/07/30/istoriya-khkh-veka/746337-asavelev-v-1917-godu-rossiya-byla-gotova-zavershit-voi «В 1917 году Россия была готова завершить войну победой в Берлине»]. km.ru (30 июля 2014). Проверено 3 августа 2014.
- ↑ [www.pravoslavie.ru/news/72713.htm Святейший Патриарх Кирилл совершил литию о упокоении героев Первой мировой войны]. pravoslavie.ru (3 августа 2014). Проверено 3 августа 2014.
- ↑ [www.donskoi.org/24018 27 – 30 апреля состоится церемония перезахоронения прахов Великого князя Николая Николаевича (младшего) и его супруги Анастасии Николаевны Романовых.]. Официальный сайт Донского монастыря. Проверено 25 апреля 2015.
- ↑ [lenta.ru/news/2015/04/30/romanov/ В Москве перезахоронили прах великого князя Николая Романова]. lenta.ru (30 апреля 2015). Проверено 30 апреля 2015.
- ↑ [www.patriarchia.ru/db/text/4062352.html Святейший Патриарх Кирилл принял участие в церемонии перезахоронения великого князя Николая Николаевича Младшего и его супруги]. Официальный сайт Московского Патриархата (30 апреля 2015). Проверено 1 мая 2015.
- ↑ Никита Миронов. [www.vm.ru/news/2015/06/23/pir-na-kostyah-geroev-uberite-kabak-s-mogili-290004.html Пир на костях героев. Уберите кабак с могилы!]. «Вечерняя Москва» (23 июня 2015). Проверено 30 июня 2015.
- ↑ [www.m24.ru/videos/85944 На территории военного мемориального комплекса появился бар]. Москва 24. Проверено 30 июня 2015.
- ↑ Архитектура в истории русской культуры. Вып. 3. Желаемое и действительное / отв. ред. Бондаренко И. А. — М.: Эдиториал УРСС, 2001. — С. 243. — 328 с. — ISBN 5-8360-00043-3 (ошибоч.).
- ↑ 1 2 3 Козлов В. Ф., Святославский А. В. По старым московским окраинам экскурсии. — М.: АНО ИЦ «Москвоведение», ОАО «Московские учебники», 2007. — С. 267. — 272 с. — ISBN 978-5-7853-0857-2.
- ↑ 1 2 Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : Журнал. — 2005. — № 10 (70). — С. 63.
- ↑ [www.gardener.ru/?id=676 Ландшафтная архитектура. Взгляд из дома - 2004]. gardener.ru. Проверено 25 февраля 2011. [www.webcitation.org/614xsUa14 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ [www.dom6.ru/pages/info/garden2.shtml Я б разбивал стихи как сад...]. dom6.ru. Проверено 25 февраля 2011. [www.webcitation.org/614xv5ePC Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ 1 2 Козлов В. Ф., Святославский А. В. По старым московским окраинам экскурсии. — М.: АНО ИЦ «Москвоведение», ОАО «Московские учебники», 2007. — С. 250. — 272 с. — ISBN 978-5-7853-0857-2.
- ↑ [artreestr.ru/modules.php?name=rAuthors&do=showpic&pid=123 Пирогов Александр Августович]. Единый «ART реестр». Проверено 25 февраля 2011. [www.webcitation.org/614xveof3 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ Московское городское Братское кладбище. Опыт библиографического словаря / сост. И. М. Алабин, А. С. Дибров, В. Д. Судравский. — М.: Государственная публичная историческая библиотека, 1992. — С. 77-78.
- ↑ [www.kultura-portal.ru/tree_new/cultpaper/article.jsp?number=485&rubric_id=205&crubric_id=100421&pub_id=470393 Александр Белашов: «Еще в детстве я любил животных»]. kultura-portal.ru. Проверено 10 марта 2011. [www.webcitation.org/614xw9OV3 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ Романюк С. К. Братское кладбище // По землям московских сёл и слобод. Часть II. — М.: Сварог и Ко, 1999. — С. 180-182. — ISBN 5-93070-017-6.
- ↑ [ria.ru/religion/20140506/1006762464.html#14054445056214&message=resize&relto=login&action=removeClass&value=registration Памятник сестрам милосердия Первой мировой войны открыли в Москве]. РИА Новости (6 мая 2014). Проверено 15 июля 2014.
- ↑ [ria.ru/religion/20141111/1032743344.html Панихида по погибшим участникам Первой мировой пройдет в Москве]. РИА Новости (11 ноября 2014). Проверено 18 ноября 2014.
- ↑ Архитектура в истории русской культуры. Вып. 3. Желаемое и действительное / отв. ред. Бондаренко И. А. — М.: Эдиториал УРСС, 2001. — С. 245. — 328 с. — ISBN 5-8360-00043-3 (ошибоч.).
- ↑ Алексей Авдюшко. Храм Всех Святых во Всехсвятском. Голос России. — 14 мин. Проверено 26 февраля 2011.
- ↑ [www.patriarchia.ru/db/text/252660.html Всех святых во Всехсвятском на Соколе храм]. Официальный сайт Московского Патриархата. Проверено 25 февраля 2011. [www.webcitation.org/614xyZOY4 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ [books.google.ru/books?id=x-QPAAAAIAAJ&q=%22строители+сдали+в+эксплуатацию+в+январе+1959+года%22&dq=%22строители+сдали+в+эксплуатацию+в+январе+1959+года%22&hl=ru&sa=X&ei=zHCEVdf8Eqi9ygOizq-YBQ&ved=0CBsQ6AEwAA Москва, Выпуски 1-3]. — М.: Гос. изд-во худож. лит-ры, 1961.
- ↑ [www.sovarch.ru/catalog/object/671/ Кинотеатр «Ленинград»]. СОВАРХ. Проверено 25 февраля 2011. [www.webcitation.org/614xzOyMh Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ [www.almazcinema.ru/cinema/20130/ Кинотеатр «АлмазСинема Ленинград (закрыт)»]. АлмазСинема. Проверено 9 марта 2011. [www.webcitation.org/614y0vv0Y Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ [www.almazcinema.ru/news/almazcinema/21475/ Закрытие кинотеатра Ленинград]. АлмазСинема. Проверено 9 марта 2011. [www.webcitation.org/614y2WuXT Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
- ↑ [newsmsk.com/article/06apr2013/leningrad Кинотеатр "Ленинград" реконструируют, достроив паркинг]. newsmsk.com. Проверено 6 апреля 2013. [www.webcitation.org/6FsEo4Dg0 Архивировано из первоисточника 14 апреля 2013].
- ↑ Информационный щит Департамента жилищно-коммунального хозяйства и благоустройства г. Москвы
- ↑ Широков Е. Парадный подъезд столицы // Москва. — 1962. — № 7. — С. 185.
Литература
- Вайнтрауб Л. Р., Карпова М. Б., Скопин В. В. Храмы Северного округа. — М.: Старая Басманная, 1997. — 272 с. — ISBN 5-8468-0052-1.
- Ионина Н. А. 100 великих некрополей. — М.: Вече, 2004. — 480 с. — ISBN 5-9533-0219-3.
- Кириченко Е. И. Запечатлённая история России. Архитектурные ансамбли и скульптурный памятник. — М.: Жираф, 2001. — Т. 2. — 384 с. — ISBN 5-89832-020-2.
- Козлов В. Ф., Святославский А. В. По старым московским окраинам экскурсии. — М.: АНО ИЦ «Москвоведение», ОАО «Московские учебники», 2007. — 272 с. — ISBN 978-5-7853-0857-2.
- Кокорев А. «И никто не додумался просто стать на колени…» (московский некрополь) // Московский журнал, 1994. № 10. — C. 15-16 (Братское кладбище в Москве, захоронение юнкеров).
- Михайлов К. П. Поруганная слава. — М.: Яуза, Эксмо, 2007. — 400 с. — ISBN 978-5-699-21434-1.
- Пучков С. В. Московское городское Братское кладбище. — М., 1915. — 31 с.
- Романюк С. К. По землям московских сёл и слобод. Часть II. — М.: Сварог и Ко, 1999. — 512 с. — ISBN 5-93070-017-6.
- Архитектура в истории русской культуры. Вып. 3. Желаемое и действительное / отв. ред. Бондаренко И. А. — М.: Эдиториал УРСС, 2001. — 328 с. — ISBN 5-8360-00043-3 (ошибоч.).
- Московское городское Братское кладбище. Опыт библиографического словаря / сост. Алабин И. М., Дибров А. С., Судравский В. Д. — М.: Государственная публичная историческая библиотека, 1992. — 84 с. — ISBN 5-7196-1034-0.
- Братское кладбище в Москве, 1915-1924. Некрополь : в 2 т / сост. Зубова Л. Н., Катагощина М. В.. — М.: Русский Миръ, 2013. — ISBN 978-5-89577-130-3, ISBN 978-5-89577-138-9.
- Арсеньев А. А., Морозова М. С. Московское городское Братское кладбище // Военно-исторический архив : Журнал. — 2005. — № 10 (70).
Ссылки
- [lll22021918.livejournal.com/2009/08/30/ Летопись Всероссийского военного Братского кладбища героев Первой мировой войны]
- [www.pravoslavie.ru/jurnal/060616130331 Храм Всех Святых в селе Всехсвятском]
 |
Эта статья входит в число избранных статей русскоязычного раздела Википедии. |
Отрывок, характеризующий Мемориально-парковый комплекс героев Первой мировой войны
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.
На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.
Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.
3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
