Мемориал Берлин-Хоэншёнхаузен

К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

Мемориал «Берлин-Хоэншёнхаузен»
Музей, Спецлагерь НКВД, Тюрьма Штази
Дата основания	в мае 1945 г.
Местонахождение	Германия: Берлин, Genslerstraße 66, 13055 Berlin, +49 30 98608230
Посетителей в год	до 500 тыс. в год
Директор	Хубертус Кнабе
Сайт	[stiftung-hsh.de/ www.stiftung-hsh.de]

К:Музеи, основанные в 1945 году

После Второй мировой войны здесь был организован советский лагерь для интернированных лиц, а затем – центральная советская следственная тюрьма в Восточной Германии. В начале 1951 г. она была передана в ведение Министерства госбезопасности ГДР (Штази) и до 1990 г. использовалась как центральная тюрьма предварительного заключения. Кто оказывал сопротивление или пытался бежать на запад, попадал в одну из следственных тюрем MГБ (всего их было 17). Управление тюрьмами проводилось из центра, расположенного в Берлин-Хоэншёнхаузене.

История

Советская зона оккупации Германии

На территории следственной тюрьмы в Берлине изначально находилась фабрика-кухня Национал- социалистической организации «Народная благотворительность». Кирпичное здание, построенное в 1939 г., в мае 1945 г. было конфисковано советскими властями и приспособлено под «Спецлагерь No 3», который служил в качестве сборочного и пересыльного лагеря для 16.000 пленных. Бытовые условия в лагере были ужасными. Временами в тесные помещения лагеря загоняли до 4200 человек. В лагере царила ужасная антисанитария, питание было скверным. Около 1000 узников погибло. Интернирование проводилось в соответствии с советским приказом за номером 00315 от 18 апреля 1945 г., согласно которому в Германии подлежали аресту шпионы, террористы, активисты партии НСДАП, сотрудники полиции и разведывательных служб, государственные служащие и прочие «вражеские элементы». Арестованные томились в лагере без всякого суда. Часто политические противники советского режима бесследно исчезали в лагере. Лагерь в октябре 1946 г. был расформирован. Заключённых перевели в другие лагеря.

«Подводная лодка»

Зимой 1946/47 г. в пустом кухoнном корпусе была размещена центральная следственная тюрьма Германии. Узников заставили переделать подвал бывшей фабрики-кухни в клетки без окон бункерного типа, получившего после этого прозвище «подводная лодка». В холодных и влажных камерах, в которых днем и ночью горела лампочка, были лишь деревянные нары и параша. Допросы проводились в основном по ночам и зачастую сопровождались угрозами и физическим насилием. Признания выбивались жестокими способами: лишая людей сна, заставляя часами стоять не шелохнувшись, надолго заключая в карцер или в так называемые «водяные камеры». Среди заключённых чаще всего попадались политические оппоненты, представители демократических партий, а также коммунисты и советские офицеры, несогласные с руководящей линией партии. Заключённых судил Советский военный трибунал. Почти все бывшие узники, подавшие ходатайство о реабилитации, были признаны со стороны российских властей невиновными.

Тюрьма Штази

В марте 1951 г. тюрьма перешла в ведение недавно образованного Министерства госбезопасности. В 50-х годах здесь томились многочисленные узники, которые оказывали сопротивление режиму коммунистической диктатуры. В списке узников числятся как руководители восстания 17 июня 1953 г.. Сюда, в камеры, бросали и коммунистов-реформаторов, таких, как руководитель издательства «ауфбау» Вальтер Янка, и впавших в немилость политиков, таких, как бывший министр иностранных дел ГДР Георг Дертлингер (ХДС). В те времена Министерство госбезопасности практиковало похищение людей из западной части Германии, протестовавших против режима СЕПГ – их тоже заключали в Хоэншёнхаузене, как, например, адвоката Вальтера Линзе из западного Берлина, которого выкрали в 1952 г. и год спустя казнили в Москве. В конце 50-х годов, используя труд заключённых, возвели новую тюрьму, в которой было 200 камер и кабинетов для допросов. Гигантский следственно- карательный комплекс являлся частью огромной засекреченной закрытой зоны, доступ к которой обычным гражданам во времена ГДР был запрещен.

Здесь содержались те, кто пытались бежать на запад или получить разрешение на выезд, а также инакомыслящие, которые подвергались политическим преследованиям. Узников изнуряли, применяя к ним методы физического и психологического воздействия. Заключённые были полностью отрезаны от внешнего мира и обычно содержались совершенно изолированно от других узников; их месяцами допрашивали специально подготовленные следователи, принуждая к даче изобличающих показаний. Лишь в ходе мирной революции осенью 1989 г. пала диктатура СЕПГ, МГБ ГДР, и находящиеся в его ведении тюрьмы были ликвидированы.

Музей

3 октября 1990 г., после объединения Германии, тюрьма в Берлин-Хоэншёнхаузене была закрыта. Бывшие заключённые выступили за создание на этом месте мемориала. Обширная территория тюрьмы с 1992 г. охраняется законом как памятник, а в 1994 г. была объявлена мемориалом. С июля 2000 г. музей имеет статус самостоятельнoго общественного некоммерческого фонда. Согласно закону музей определил в качестве своей основной задачи «исследование истории тюрьмы Хоэншёнхаузен в период с 1945 по1989гг., просвещение широких слоев населения при помощи выставок, публикаций и различных мероприятий, а также привлечение общественности к дискуссиям критического характера о формах и последствиях политических преследований и гнёта во времена коммунистической диктатуры». Ныне бывшую тюрьму Штази посещают более 444 000 человек в год, почти половина из них – учащиеся.

Экскурсии

Как правило, экскурсии по территории проводят бывшие заключённые. Музей открыт для групповых посещений ежедневно с 9 до 18 час. (необходима предварительная договорённость). Не менее трёх раз в день проводится экскурсия для индивидуальных посетителей. По желанию возможна организация специальных экскурсий по бывшей закрытой зоне и тюрьменной больницы. Экскурсии на русском языке проводится каждое воскресенье в 14 часов.

Галерея

• Gedenkstätte Hohenschönhausen.JPG
• Hohenschonhausen3.jpg
• Vernehmungszimmer - Berlin-Hohenschönhausen.jpg
• Hohenschonhausen5.jpg
• GedenkstätteBerlin-Hohenschönhausen u-boot-cell.jpg
• Gedenkstätte Berlin-Hohenschönhausen Denis Apel 13.JPG

Ссылки

веб-сайт: stiftung-hsh.de/

Facebook: www.facebook.com/stasigefaengnis/

Литература

Hubertus Knabe: Gefangen in Hohenschönhausen. Stasihäftlinge berichten. (als Herausgeber). List Taschenbuch, Berlin 2007, ISBN 978-3-548-60741-2.

Peter Erler, Hubertus Knabe: Der verbotene Stadtteil. Stasi-Sperrbezirk Berlin-Hohenschönhausen. Jaron, Berlin 2005, ISBN 3-89773-506-7.

Sergej Mironenko u. a. (Hrsg.): Sowjetische Speziallager in Deutschland 1945–1950. Bd. 1, Akademie Verlag, Berlin 1998, ISBN 3-05-002531-X.

Отрывок, характеризующий Мемориал Берлин-Хоэншёнхаузен

– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.