Менгли I Герай
| Менгли I Герай I Meñli Geray, ١ منكلى كراى<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Менгли Герай (в центре) со своим сыном и наследником Мехмедом Гераем (слева) и османским султаном Баязидом II (справа)</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 1467 | ||
| Предшественник: | Нур-Девлет | |
| Преемник: | Нур-Девлет | |
| ||
| 1469 — 1475 | ||
| Предшественник: | Нур-Девлет | |
| Преемник: | Нур-Девлет | |
| ||
| 1478 — 1515 | ||
| Предшественник: | Нур-Девлет | |
| Преемник: | Мехмед I Герай | |
| ||
| 1491 | ||
| Предшественник: | Муртаза-хан | |
| Преемник: | Ибак | |
| Вероисповедание: | Ислам, суннитского толка | |
| Рождение: | 1445 | |
| Смерть: | 17 апреля 1515 | |
| Место погребения: | Мавзолей Хаджи I Герая, Салачик | |
| Род: | Гераи | |
| Отец: | Хаджи I Герай | |
| Дети: | сыновья: Мехмед I Герай (1465-1523), Ахмед Герай (ум.1519), Бурнаш Герай (ум. 1512/1515), Фетих Герай (ум. 1510), Саадет I Герай (1491-1538), Мубарек Герай (ум. 1516/1517), Сахиб I Герай (1501-1551), Махмуд Герай (ум. 1516) дочери: Айше Султан Хафса | |
Менгли́ I Гера́й (Гире́й) (крым. I Meñli Geray, ١ منكلى كراى; 1445—1515) — крымский хан (1467, 1469—1475, 1478—1515) из династии Гераев. Шестой сын первого крымского хана Хаджи I Герая, дед султана Османской империи Сулеймана Великолепного.
Биография
О юности Менгли Герая известно мало, но есть предположения, что воспитывался он в генуэзском городе-колонии Каффе. Известно, что он знал генуэзское наречие, интересовался поэзией и историей[1].
Борьба за власть
В августе 1466 года скончался первый крымский хан Хаджи I Герай (1441—1466). Осенью крымские беи избрали новым ханом его старшего сына Нур-Девлета[2]. Его младший брат Менгли Герай, шестой сын Хаджи Герая, начал борьбу за крымский ханский престол[2]. Нур-Девлет опирался на поддержку ханов Большой Орды, а Менгли Герай пользовался поддержкой крымской знати.
В 1467 году он сверг старшего брата Нур-Девлета и занял ханскую столицу Кырк-Ер, однако первая попытка овладеть троном оказалось неудачной. Вскоре Нур-Девлет вернулся и изгнал своего младшего брата-соперника[2]. Менгли Герай бежал в Кафу, где обратился за военной помощью к генуэзцам[2]. Кроме того, крупные крымские беи во главе с Мамак-беем Ширином, недовольные политикой Нур-Девлета, также выступили в поддержку Менгли Герая[2]. Утвердиться на престоле Менгли Герай смог через два года, переманив на свою сторону крымскую знать.
В июне 1468 года Менгли Герай с большой делегацией крымских беев прибыл в Кафу[2]. Генуэзский консул Джентиле Камилла принял гостей с большими почестями[2]. В Кафе крымские беи торжественно избрали Менгли Герая ханом[2]. Вскоре Менгли Герай с генуэзским отрядом и бейскими дружинами двинулся в поход на Кырк-Ер, столицу Крымского ханства. Нур-Девлет оборонялся, и борьба между братьями продолжалась с середины лета до конца года[3]. В начале 1469 года Менгли Герай занял ханскую столицу и изгнал оттуда Нур-Девлета[3]. Нур-Девлет бежал из Кырк-Ера на Северный Кавказ, откуда обратился за помощью к османскому султану Мехмеду II Фатиху в борьбе против Менгли Герая и его союзников-генуэзцев[3]. Каффский консул организовал военный поход на свои северокавказские владения, во время которого был взят в плен сам Нур-Девлет вместе с тремя младшими братьями. Нур-Девлет был доставлен в Кафу и заключён под стражу[3]. Вскоре Нур-Девлет с братьями был перевезен из Кафы в крепость Солдайю[4].
Крымский хан Менгли Герай заключил союзный договор с Кафой и княжеством Феодоро (Готией), направленный против Османской империи[5]. Летом 1469 года в окрестностях Кафы появился турецкий флот под предводительством Якуб-бея[5]. Турки-османы высадились под крепостью, сожгли несколько селений и захватили пленных. В ответ крымский хан Менгли Герай отправил письмо османскому султану Мехмеду Фатиху, в котором заявлял: «Ущерб, причинённый Каффе, это ущерб, причинённый мне»[5].
Осенью 1473 года скончался крупный крымский мурза Мамак-бей, глава рода Ширин[6]. На вакантный пост стали претендовать его младшие братья Кара-Мирза и Эминек[6]. Кара-Мирза находился в родстве с ханским братом Айдером и пользовался влиянием при дворе Менгли Герая[6]. Эминек обратился за помощью к генуэзцам, которые убедили хана Менгли Герая назначить новым ширинским беем Эминека, а не Кара-Мирзу[7]. Вскоре отношения между ханом и ширинским беем обострились. Эминек безуспешно просил, чтобы хан Менгли Герай отдал ему в жёны свою мать, вдову Хаджи Герая[7].
Вскоре на титул ширинского бея стал претендовать Шейдак, сын Мамака[7]. Вначале Шейдак обратился за помощью к генуэзцам, но те не смогли ему помочь. Тогда Шейдак отправился в Большую Орду, где добился поддержки со стороны Ахмат-хана, стремившегося вернуть Крымский юрт под свою верховную власть[7]. Менгли Герай отстранил от бейского поста Эминека, который бежал из Крыма на Северный Кавказ. По приглашению Менгли Герая из Орды в Крым вернулся Шейдак, которому хан пообещал пост бея. На самом же деле Менгли Герай, опасавшийся вторжения золотоордынского хана, просто выманил Шейдака из донских степей в Крым[8].
В феврале 1475 года крымский хан Менгли Герай с братом Айдером и ширинскими мурзами прибыл в Кафу, где планировал утвердить Кара-мирзу в должности бея[8]. Однако под давлением генуэзцев вынужден был назначить главой Ширинов Шейдака[8].
В марте 1475 года крупные крымские беи на собрании в столице низложили хана Менгли Герая, который укрылся у генуэзцев в Кафе[9]. Новым крымским ханом был избран Айдер, старший брат Менгли Герая[10]. Между тем Эминек, недовольный своим изгнанием, отправил письмо в Стамбул, прося султана Мехмеда Фатиха предпринять поход на Кафу, обещая туркам свою помощь в завоевании генуэзских колоний в Крыму[10]. После свержения Менгли Герая Эминек вернулся в Крым, получил назад титул ширинского бея и занял видное положение при дворе Айдера. Они совершили совместный набег на пограничные литовские владения[10]. Шейдак-мурза был отстранён от должности и бежал в Кафу. Весной ширинские мурзы с татарским войском осадили Кафу, требуя от генуэзцев выдачи беглеца[10].
В мае 1475 года османский султан Мехмед II Фатих (Завоеватель) (1451—1481) организовал большой военный поход на генуэзские владения в Крыму[11]. Турецкий флот под предводительством великого визиря Гедик Ахмед-паши 31 мая появился под стенами Кафы. Турецкое войско высадилось на берег, где к нему присоединился Эминек-бей с татарской конницей[12]. Турки-османы при поддержке татар осадили Кафу и стали обстреливать город из артиллерии[12]. Во время осады Кафы свергнутый хан Менгли Герай сражался на стороне своих союзников-генуэзцев, он с полуторатысячным отрядом своих сторонников выступил из Кафы, но не устоял против превосходящих сил турецкой армии и отошёл обратно в крепость[13]. 6 июня Кафа капитулировала и сдалась турецкой армии. Турки-османы заняли Кафу, где казнили триста генуэзцев и наложили на город огромную контрибуцию. Захватив Кафу, османский военачальник Гедик Ахмед-паша отправил армию на завоевание остальных генуэзских крепостей. Турки взяли Солдайю (Судак), Чембало (Балаклаву), Каламиту (Инкерман) и осадили готскую столицу Феодоро — Мангуп[13]. Менгли Герай вместе с двумя братьями был взят турками в плен и отправлен в Стамбул. Турки освободили из заключения в Солдайе его старшего брата Нур-Девлета, который прибыл в Кырк-Ер и занял ханский престол[13]. Беглый Шейдак-мурза был схвачен в Кафе и убит по приказу Эминека[13]. В декабре 1475 года после пятимесячной осады турки-османы взяли штурмом и разрушили Мангуп, столицу княжества Феодоро[14]. Нур-Девлет, вернувший себе ханский престол, признал себя вассалом и данником османского султана.
Во время османского завоевания Крыма в 1475 году хан Менгли Герай пытался оказать туркам сопротивление, за что был отстранён от трона, взят в плен и доставлен в Константинополь, где провёл в плену у султана Мехмеда II Фатиха три года.
В 1476 году против ширинского бея Эминека поднял мятеж его младший брат Хаджике[14], который бежал в Большую Орду и обратился за помощью к Ахмат-хану (1460—1481). Хан Ахмат, стремившийся подчинить своей верховной власти все осколки некогда могущественной Золотой Орды, организовал военный поход на Крымское ханство. Ордынское войско под командованием Джанибека (племянника Ахмат-хана) вторглось в Крым, но Эминек смог отразить вражеское нападение[14]. Летом того же 1476 года по приказу султана Эминек-бей Ширин во главе 10-тысячного татарского войска предпринял поход на Молдавию, но господарь Стефан Великий дважды отразил татарское вторжение[15]. В это время хан Большой (Золотой) Орды Ахмат организовал новый поход на Крымский юрт. Джанибек с большим ордынским войском разорил и завоевал Крым. Нур-Девлет был свергнут с престола, а новым ханом Крыма стал Джанибек[15]. Эминек-мурза, вернувшийся из Молдавии в Крым, едва не был схвачен ордынцами и укрылся в Эски-Кырыме[15]. Новый крымский хан Джанибек назначил Хаджике своим беклярибеком.
В 1477 году Нур-Девлет вернул себе ханский престол и изгнал из Крыма ордынского ставленника Джанибека[16]. Эминек-бей Ширин, недовольный Нур-Девлетом и Айдером, отправил послание к османскому султану Мехмеду Фатиху в Стамбул, прося его освободить из плена Менгли Герая и утвердить его крымским ханом. Глава Ширинов писал султану: «Нур-Девлет и Айдер не желают примириться и не слушают моих советов. Если Менгли-Герай вернётся в Крым, то всё население покорится ему и будет соблюдать его приказы… сделайте милость, назначьте Менгли Герая, пока ордынский хан не подступил к Крыму: лишь так мы сможем сохранить нашу страну… Если Вы немедля отправите к нам Менгли Герая — Вы восстановите порядок в нашем государстве, и Аллах вознаградит Вас в обоих мирах. Народ и беи Крыма не желают видеть ханом Нур-Девлета: он не годится к правлению, он враждует со своим братом и не заботится о стране, он тягостен для подданных. Наше желание таково, чтобы Вы повелели Менгли Гераю: „Займись усердно делами страны и не отвергай советов Эминека“. Прочее же зависит от Вашей милости»[16]. В свою очередь крымский хан Нур-Девлет жаловался султану, что его беи клевещут на него, а Эминека объявил мятежником[16].
Правление
Весной 1478 года османский султан Мехмед Фатих освободил из плена крымского хана Менгли Герая. Он был отпущен в Крым и восстановлен на ханском престоле с условием, что отныне Крым будет находиться под верховной властью Османской империи. Менгли Герай с турецкими янычарами приплыл в Кафу, вскоре на его сторону перешли крупные татарские беи под руководством Эминека. Менгли Герай занял Эски-Кырым и Кырк-Ер, где был провозглашен беями новым крымским ханом.
Его старшие братья и противники Нур-Девлет и Айдер бежали в польско-литовские владения. Польский король и великий князь литовский Казимир Ягеллончик поселил их в Киеве. В 1479 году великий князь московский Иван III Васильевич смог переманить к себе на службу царевичей Нур-Девлета и Айдера, старших братьев Менгли Герая. Нур-Девлет (ум. 1503) получил во владение Касимовский удел, а Айдер через некоторое время попал в опалу и был отправлен великим князем в ссылку в Белоозеро, где скончался в 1487 году. Другой брат Оз-Демир бежал из Крыма в Большую Орду, а оттуда перебрался в Литву. Младшие братья Ямгурчи и Мелек-Эмин остались на родине и жили в мире с ханом. Ямгурчи был назначен Менгли Гераем первым калгой.
Главной внешнеполитической целью Менгли Герая после 1478 года стала борьба с Большой Ордой, в которой правили наследники золотоордынских ханов, и которая претендовала на всё «наследство» Золотой Орды. Естественным союзником в этой борьбе был великий князь московский Иван III Васильевич (1462—1505), из-за чего ухудшились отношения Крыма с противником Русского государства Великим княжеством Литовским. Русское государство, Крымское ханство и Молдавское княжество, которое во главе со Стефаном Великим находилось на пике своего развития, составляли коалицию, направленную против Литвы и Польши.
Великий князь московский Иван III Васильевич и крымский хан Менгли Герай заключили военно-политический договор, направленный против Большой Орды, Великого княжества Литовского и Польского королевства. В 1480 году во время «стояния на реке Угре» крымский хан Менгли Герай совершил поход на Подолию, вынудив великого князя литовского Казимира Ягеллона отказаться от запланированного совместно с ханом Большой Орды Ахматом нападения на Русское государство. Русские войска под командованием великого князя Ивана III встретили золотоордынскую армию на берегах реки Угры, не дали татарам возможности переправиться на другой берег, а затем вынудили их поспешно отступить в свои степи.
В январе 1481 года последний хан Золотой Орды Ахмат (Ахмед-хан), противник Менгли Герая, был убит в своём лагере под Азовом сибирским ханом Ибаком и ногайскими мурзами Ямгурчи и Мусой. Союзники собрали 15-тысячное войско и преследовали Ахмата от берегов Волги до Малого Донца. Сибирские татары и ногайцы ворвались ночью в ханский лагерь и умертвили Ахмат-хана. Победители захватили весь ханский лагерь, жён и дочерей Ахмата, большие трофеи, пленников и множество скота. Сыновья Ахмата — Сеид-Ахмед-хан, Муртаза-хан и Шейх-Ахмед-хан разделили отцовские владения и начали междоусобную борьбу за власть в Большой Орде.
Вначале царевичи Сеид-Ахмед-хан и Муртаза-хан вместе с отцовским беклярибеком Тимуром бежали в Крым, где гостеприимно встретили беглецов[17]. В Большой Орде ханом был провозглашён их младший брат Шейх-Ахмед-хан. В 1485 году татарские царевичи Сеид-Ахмед и Муртаза попытались бежать из Крыма в Дешт-и-Кипчак. Крымский хан Менгли Герай бросился за ними в погоню, но смог взять в плен только одного Муртазу[17]. Сеид-Ахмед был провозглашён ханом Большой Орды и начал войну против Менгли Герая. В 1486 году Сеид-Ахмед и беклярибек Тимур совершили нападение на Крымское ханство, когда Менгли Герай распустил свои основные силы. Крымский хан был разбит и, раненый, бежал в крепость Кырк-Ер[17]. Царевич Муртаза был освобождён из плена и присоединился к старшему брату[18]. Ордынцы безуспешно осаждали Кырк-Ер, обороной которого руководил сам Менгли Герай[18]. Братья Сеид-Ахмед и Муртаза осадили и разорили Эски-Кырым, вероломно обманув и перебив всех жителей[18]. Затем царевичи с большим войском двинулись на турецкую крепость Кефе, потребовав от османского наместника Касим-паши сложить оружие и сдаться[18]. Потерпев неудачу под Кефе, Сеид-Ахмед и Муртаза отступили из Крыма в свои улусы. Крымский хан Менгли Герай со своими отрядами устремился в погоню за отступающей ордой и отбил всю добычу и пленников, захваченных в Крыму[19].
С активной поддержкой Москвы крымские войска под предводительством Менгли Герая и его сыновей совершали многочисленные грабительские походы на польско-литовские владения. В сентябре 1482 года большая крымская орда осадила, взяла штурмом и сильно разорила Киев, захватив большое количество пленников. В 1484—1487 годах крымские татары ежегодно совершали набеги на Подолию и Молдову (разорены были Томбасар (совр. Дубоссары) и Балта в Подолии; Тигина (совр.Бендеры), Кавшан (совр.Каушаны) и Аккерман (совр. Белгород-Днестровский) на правом берегу Днестра в Молдове на границе с Подолией).
В 1486 году Муртаза-хан сделал попытку свергнуть Менгли Герая с помощью его старшего брата Нур-Девлета, который в это время находился в Москве в почётном плену у Ивана III и в этом году был посажен касимовским ханом[20]. Муртаза направил письма касимовскому хану Нур-Девлету и великому князю московскому Ивану III, но последний перехватил оба письма и, не желая разрывать отношений с верным союзником Менгли Гераем, переслал письма крымскому хану[20]. После этого с целью предотвращения враждебных действий на южные рубежи Иван III Васильевич выдвинул войско под командованием касимовского хана Нур-Девлета.
В 1489 году крымская орда опустошила Подольское и Киевское воеводства. В 1490 году подверглись разорению Волынское и Русское воеводства. В дальнейшем крымский хан Менгли Герай вынужден был постоянно держать своё войско на севере, чтобы защитить полуостров от ордынских вторжений[21]. Летом 1491 года ханы Большой Орды Сеид-Ахмед и Шейх-Ахмед отправили послов к крымскому хану Менгли Гераю, который заключил с братьями мирное соглашение[21]. Менгли Герай распустил крымское ополчение по домам. Усыпив бдительность Менгли Герая переговорами, ханы Большой Орды предприняли поход на Крымское ханство. Сеид-Ахмед и Шейх-Ахмед ворвались в Крым, опустошили северные земли ханства и отступили на Нижний Днепр[21]. Крымский хан Менгли Герай спешно собрал своё войско для защиты границы и отправил своего брата, калгу Ямгурчи в Стамбул с просьбой о военной помощи. Другие крымские посланцы были снаряжены в Москву и Казань[21]. Османский султан Баязид II прислал на помощь своему вассалу две тысячи турецких янычар[22]. С севера на улусы Большой Орды двинулись отряды под командованием касимовского царевича Сатылгана, сына Нур-Девлета, и казанского хана Мухаммед-Амина, усиленные артиллерией[22]. Сеид-Ахмед и Шейх-Ахмед вынуждены были отступить в свои владения[22].
Осенью 1494 года огромная крымская орда опустошила Подолию и Волынь, разгромив в битве под Вишневцем польско-литовское войско. В 1495—1499 годах крымские татары неоднократно разоряли Волынь, Брацлавщину, Подолье и Галицию. В 1500 году крымские татары опустошили Брацлавщину, Волынь и Берестейщину, Белзскую, Львовскую, Холмскую, Люблинскую и Сандомирскую земли. Крымцы сожгли Хмельник, Кременец, Львов, Белз, Холм, Красностав, Люблин и другие города, захватив в плен пятьдесят тысяч человек. В 1500 году сильная засуха и бескормица в Поволжье вынуждает Шейх-Ахмеда-хана искать более плодородные земли. Он откочёвывает в Приднепровье, но хан Менгли I Герай уже укрепил эти земли крепостями, снабжёнными турецкой артиллерией[23]. Шейх-Ахмед пытается решить вопрос миром, вступает в переговоры с Менгли Гераем, затем с турецким наместником в Кафе шахзаде Мухаммадом и с самим османским султаном Баязидом II Святым, но от всех получает отказ[24]. В это время многие ордынцы, подгоняемые голодом, массово переходят на службу крымскому хану.
Зимой 1501—1502 годов хан Большой Орды Шейх-Ахмед стал готовиться к новому походу на Крымское ханство. Менгли Герай, предупреждённый о готовящемся вторжении, приказал мобилизовать всё мужское население старше 15 лет[24]. Хан Большой Орды Шейх-Ахмед при впадении реки Сосны в Дон соединился с войском своего старшего брата Сеид-Ахмеда[24]. Братья построили здесь укрепление, готовясь отразить нападение крымского хана. Однако вскоре ханы поссорились, и Сеид-Ахмед со своими отрядами отошёл к Астрахани[24]. Османский султан Баязид II предложил хану Большой Орды откочевать на Южный Буг, но турецкий посол был схвачен и убит подданными хана[25].
3 мая 1502 года крымский хан Менгли I Герай со своим войском выступил в поход на Большую Орду[26]. Шейх-Ахмед-хан со своим войском находился на реке Суле, где строил укрепления. Его подданные массово переходили на сторону крымцев[26]. 15 июня Менгли Герай разгромил Шейх-Ахмеда и прошёл по всем его землям, завершив поход символическим сожжением Сарая. С этого момента крымские ханы называли себя повелителями Великого улуса. Большая Орда была разгромлена и прекратила своё существование, а последний хан Шейх-Ахмед с небольшим отрядом (300 чел.) бежал в Хаджи-Тархан. Это событие считается концом Золотой Орды. После исчезновения общего противника отношения между Крымским ханством и Русским государством стали ухудшаться.
Летом 1502 года крымские царевичи, сыновья Менгли Герая, разорили Галицию, Сандомирскую и Люблинскую земли, взяв большой «полон». Осенью того же года крымцы вторглись в Белоруссию, где разоряли окрестности Слуцка, Копыля, Клецка и Несвижа. В 1503 году крымские отряды «воевали» на Подолии и Киевщине, вторгались в Белоруссию, где выжгли окрестности Новогрудка и Слуцка, но были разбиты литовцами в бою под Городком.
В 1505 году ханские сыновья Мехмед Герай, Бити Герай и Бурнаш Герай во главе большой крымской орды вторглись в Великое княжество Литовское. Крымские татары опустошили и разорили окрестности Минска, Слуцка, Новогрудка, Полоцка, Витебска и Друцка. Мехмед Герай с главными силами осадил и штурмовал Минск, где смог устоять только городской замок. Крымцы захватили большое количество пленников и богатую добычу.
Летом 1506 года 20-тысячная татарская орда под предводительством царевичей Бити Герая и Бурнаш Герая вновь вторглась вглубь Великого княжества Литовского. Крымцы разорили и выжгли окрестности Новогрудка, Слуцка, Лиды, Ошмян, Крево, Волковыска и Гродно. В августе литовские войска разгромили татарскую орду в битве под Клецком. В том же году другие крымские отряды опустошали Подолье и Галицию. Осенью 1510 года 50-тысячная крымская орда под командованием сыновей Менгли Герая вторглась вглубь Великого княжества Литовского и разорила белорусские земли вплоть до Вильно. В том же году крымские татары повторили поход на литовские владения и стали разорять Киевщину, но были разбиты в урочище Рутна. Весной 1512 года 40-тысячная крымско-татарская орда вторглась в южные польско-литовские владения. Крымцы опустошили Подолию и Волынь. В апреле в битве под Вишневцем польско-литовские полки под командованием Константина Острожского и Николая Каменецкого разгромили превосходящие силы крымского хана.
В последние годы жизни крымский хан Менгли Герай (1478—1515) разорвал союзные отношения с великим князем московским Василием III Ивановичем и организовывал разорительные нападения на пограничные русские территории. Большую роль играли денежные подарки, передаваемые хану, его сыновьям и вельможам польско-литовскими послами. В 1507 года калга Мехмед Герай, старший сын и соправитель Менгли Герая, возглавил первый набег на московские земли. Крымские татары вторглись в южнорусские земли и разорили окрестности Козельска и Белёва. Русские воеводы отразили татар от берегов р. Оки и отбили захваченных пленников.
Летом 1509 года ногайский мурза Агиш-бей, соединившись с другими ногайскими мурзами и астраханским ханом Абд ал-Керимом, предпринял большой поход на Крымское ханство. Крымский хан Менгли Герай, получив донесения о готовящемся нападении ногайских мурз, собрал огромное (до 250 тыс. чел.) войско и назначил командующим своего старшего сына и калгу Мехмед Герая. Крымская армия выступила в поход на север и скрытно подошла к месту переправы ногаев через Волгу. Крымцы внезапно напали на часть ногаев, которые уже переправились на правый берег и были не готовы к отпору. Крымские татары захватили огромное количество пленников, добычу и скот.
В 1511—1512 годах во время междоусобной борьбы за султанский престол между сыновьям султана Баязида II крымский хан Менгли I Герай поддержал принца Селима, будущего османского султана Селима Явуза, который приехал в Крым. Менгли I предоставил принцу Селиму большое татарское войско под командованием своего сына Саадет Герая и женил его на своей дочери. В мае 1512 года сыновья Менгли Герая Ахмед Герай и Бурнаш Герай напали на южнорусские земли, где разорили окрестности Белёва, Одоева, Воротынска, Алексина, уведя множество пленников. Посланные им навстречу московские воеводы нападение отразили, точнее, татарские отряды отступили без сражения, уводя с собой добычу, а воеводы не решились на преследование. В июне 1512 года царевич Ахмед Герай с татарским войском предпринял новый набег на московские «украины». Крымцы ворвались в Северскую землю, где разорили окрестности Путивля, Стародуба и Брянска. В июле 1512 года калга Мехмед Герай совершил третий поход на южнорусские земли и вторгся в Рязанскую область. Крымские татары успели разорить только окраины Рязанской земли. Московские воеводы, преследуя врага, ходили за татарами за Дон до Тихой Сосны, но не смогли догнать противника. В октябре того же 1512 года состоялся четвёртый набег на русские «украины». 6 октября царевич Бурнаш Герай с войском внезапно подошёл к Рязани. Крымские татары захватили острог и разграбили рязанский посад. Однако русский гарнизон отразил все вражеские приступы. Через три дня татары с большим полоном ушли в степь.
В июне 1513 года крымские татары опустошили окрестности Брянска, Путивля и Стародуба. Осенью 1513 года калга Мехмед Герай во главе большой татарской орды предпринял набег на Северскую землю. В походе участвовали вспомогательные отряды литовских воевод с пушками. Северские удельные князья при поддержке московских воевод отразили вражеское нападение. В марте 1515 года калга Мехмед Герай осуществил новый поход на южнорусские владения. Крымская орда вторглась в Северскую землю, где татары вместе с литовскими воеводами безуспешно осаждали города Чернигов, Новгород-Северский и Стародуб, захватив большое количество пленников.
Менгли I Герай ввёл должность калги. Первым калгой стал его младший брат Ямгурчи (1486—1507), затем им стал старший сын и наследник Мехмед I Герай (1507—1515).
Менгли I построил в Салачике (ныне окраина Бахчисарая) дворцовый комплекс Девлет-Сарай (не сохранился до наших дней). Рядом с дворцом были построены дошедшие до нас в почти первозданном виде Зинджирли-медресе и мавзолей Хаджи I Герая, в котором после кончины был похоронен и сам Менгли I Герай.
17 апреля 1515 года 70-летний крымский хан Менгли Герай скончался[27].
Напишите отзыв о статье "Менгли I Герай"
Примечания
- ↑ О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 40
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 41
- ↑ 1 2 3 4 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 42
- ↑ О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 43
- ↑ 1 2 3 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 44
- ↑ 1 2 3 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 45
- ↑ 1 2 3 4 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 46
- ↑ 1 2 3 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 48
- ↑ О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 49
- ↑ 1 2 3 4 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 50
- ↑ О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 51
- ↑ 1 2 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 52
- ↑ 1 2 3 4 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 53
- ↑ 1 2 3 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 55
- ↑ 1 2 3 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 56
- ↑ 1 2 3 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 57
- ↑ 1 2 3 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 61
- ↑ 1 2 3 4 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 62
- ↑ О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 63
- ↑ 1 2 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 68
- ↑ 1 2 3 4 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 69
- ↑ 1 2 3 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 70
- ↑ О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 73
- ↑ 1 2 3 4 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 74
- ↑ О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 77
- ↑ 1 2 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 78
- ↑ О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 101
Источники
- Олекса Гайворонский «Созвездие Гераев» — Симферополь, 2003
- [annals.xlegio.ru/rus/zimin/zimin.htm#02 А. А. Зимин. Россия на рубеже XV—XVI столетий (Очерки социально-политической истории)]
- [www.magister.msk.ru/library/history/solov/solv05p7.htm С. М. Соловьев История России с древнейших времен. Том 5. Часть 2. Глава 2]
- Олекса Гайворонский «Повелители двух материков», том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г. ISBN 978-966-96917-1-2, ст. 39-102
- Науменко В. Г. [www.zpu-journal.ru/e-zpu/2013/6/Naumenko_Russian-Diplomats-Crimea/ Русские дипломаты в Крыму: из истории союзнических отношений великого князя Ивана III Васильевича и царя Менгли-Гирея] // Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». — 2013. — № 6 (ноябрь — декабрь) ([www.webcitation.org/6L4DfbHC0 архивировано в WebCite]).
См. также
| Предшественник: Нур-Девлет |
Хан Крыма 1467 |
Преемник: Нур-Девлет |
| Предшественник: Нур-Девлет |
Хан Крыма 1469—1475 |
Преемник: Нур-Девлет |
| Предшественник: Нур-Девлет |
Хан Крыма 1478—1515 |
Преемник: Мехмед I Герай |
| Предшественник: Муртаза-хан |
Хан Сарая 1491 |
Преемник: Ибак |
Отрывок, характеризующий Менгли I Герай
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.
Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.
Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.
Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
