Мендоза, Даниэль

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Даниэль Мендоза
Общая информация
Полное имя:

Даниэль Мендоза (англ. Daniel Mendoza)

Прозвище:

Свет Израиля; Мендоза-еврей

Место рождения:

Ист-Энд, Лондон, Британская империя

Место смерти:

Лондон, Британская империя

Рост:

5 футов 7 дюймов

Даниэль Мендо́за (англ. Daniel Mendoza; 5 июля 1764 Ист-Энд, Лондон, Британская империя3 сентября 1836, Лондон, Британская империя) — английский боксер еврейского происхождения. Чемпион Англии по боксу с 1792 по 1795 год.





Биография

Даниэль Мендоза родился 5 июля 1764 года в бедной семье португальских евреев (сефардов). Он вырос в Ист-Энде, считавшемся беднейшим и опаснейшим районом Лондона, и с малых лет был вынужден обучаться искусству боя. После первых боев на ринге, выигранных с малым преимуществом, он занялся разработкой побеждающего сочетания обороны и нападения, заключавшемся в отступлении при близкой угрозе и переходом в ближний бой при малейшей удобной возможности.

Главным противником Мендозы был другой претендент на звание чемпиона Англии, Ричард Хамфрис, по прозвищу «Джентльмен бокса». В финальном бою против Мендозы он проиграл два раунда из трех, отдав победу и чемпионский титул своему сопернику.

Мендоза лишился чемпионской короны в 1795 году после боя с Джимом Джексоном, одержавшим над ним победу. После этого он еще дважды пытался вернуться на ринг: в возрасте 42 и 56 лет, но обе эти попытки большим успехом не увенчались — после неудачного поединка с Томом Оуэном Мендоза был вынужден окончательно оставить бокс.

Мендоза скончался в 1836 году в долговой тюрьме, куда попал из-за неудачной попытки заняться бизнесом. Его похоронили на еврейском кладбище в Восточном Лондоне. В 1970-х, в связи с потребностью в расширении территории колледжа Девы Марии, останки боксера был перезахоронены в общей могиле в Эссексе[1].

Мендоза-теоретик

Даниэль Мендоза весил всего 160 фунтов, а ростом был 5 футов и 7 дюймов, считаясь маленьким по боксерским меркам. Чтобы компенсировать это, он выработал систему защиты лица и корпуса, бокового передвижения и впервые в истории бокса стал применять удары прямой левой для достижения преимущества. На собственном примере Мендоза доказывал, что главное в боксе — не нанесение мощных ударов, а стратегия. Так им была выработана концепция «научного бокса», произведшая революцию как в профессиональном, так и в любительском боксе. На базе этой концепции Мендоза опубликовал учебник «Искусство бокса», где уделил внимание таким вещам, как правильная диета, тактика нападения и защита в ходе поединка.

Напишите отзыв о статье "Мендоза, Даниэль"

Примечания

  1. [www.jewish.ru/style/sport/2008/09/news994266763.php Р. Берг. «Лондон вспомнил Мендозу-еврея». Статья о боксере]

Литература

  • Майкл Шапиро. «100 великих евреев». Москва, изд. «Вече», 2004. С. 283—285

Отрывок, характеризующий Мендоза, Даниэль

– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.