Меннонитство

Реформация

95 тезисов Формула согласия Контрреформация Движения и деноминации   Протестантизм Реформация в Германии Лютеранство Анабаптизм Реформация в Швейцарии Кальвинизм Реформация в Нидерландах Меннонитство Реформатство Реформация в Англии Англиканство Пуританство Реформация в Шотландии Пресвитерианство Реформация во Франции Гугеноты Реформация в Речи Посполитой Социнианство Реформация в Италии Ключевые события   Лейпцигский диспут Вормсский эдикт Крестьянская война в Германии Шпайерская протестация Марбургский диспут Аугсбургский рейхстаг Аугсбургский религиозный мир Вестфальский мир Деятели Реформации   Мартин Лютер (Г, 1483–1546) Филипп Меланхтон (Г, 1497–1560) Ганс Таусен (Д, 1494–1561) Олаус Петри (Швец, 1493–1552) Ульрих Цвингли (Швейц, 1484–1531) Жан Кальвин (Швейц, 1509–1564) Томас Кранмер (А, 1489–1556) Джон Нокс (Шот, 1514?–1572) Предтечи Реформации   Вальденсы Авиньонское пленение пап (1309–1377) Лолларды Великий западный раскол (1378–1417) Гуситские войны (1420 до ~1434) Северное Возрождение

Меннони́тство — одна из протестантских деноминаций, называемая по имени основателя, Менно Симонса (1496—1561), голландца по происхождению. Меннонитство возникло в 1530-е годы в ходе реформационного движения в Нидерландах, в котором принимали участие радикальные и умеренные анабаптисты. В основе вероучения меннонитов лежат идеи неприменения силы и непротивленчества — меннониты по своим религиозным убеждениям отказываются брать в руки оружие. Принципиальный пацифизм меннонитов, вступавший в противоречие с интересами государств, в которых они проживали, породил специфическую форму пассивного протеста — каждый раз, когда государственные власти пытались заставить меннонитов проходить службу в армии, они выбирали для себя массовую эмиграцию. Первая волна эмиграции пришлась на 40-е — 50-е годы XVI века, когда деятельность католической инквизиции вынудила их переселиться сначала в Восточную Фрисландию и Северную Германию, а позднее — в Восточную и Западную Пруссию. Вторая, более крупная волна эмиграции меннонитов началась в конце 1560-х годов, в результате чего меннониты оказались в Англии, Франции, Германии и Польше. Во второй половине XVIII века уже отсюда группы меннонитов отправились в Российскую империю по приглашению Екатерины II.

Биография Менно

Менно был сельским католическим священником. Во время Реформации он читал произведения многих реформаторов, в том числе Мартина Лютера. В 1531 году в Леувардене он увидел, как казнили анабаптистов, и его это потрясло. Постепенно от сострадания к ним он перешёл к убеждению в их правоте, ссылаясь при этом на Библию. К анабаптистам примкнул его брат. В 1535 году при взятии войсками монастыря близ Доккума, которым завладели анабаптисты, был убит его брат.

После мучительной внутренней борьбы Менно открыто отрёкся от католичества и в 1536 году вступил в число анабаптистов.

Менно принял главные пункты анабаптистского вероучения. Однако он отверг политическое, воинствующее назначение церкви в мире, которое утверждали проповедники анабаптизма Мюнцер и Иоанн Лейденский. Менно даже написал резкое сочинение против Иоанна Лейденского и его притязаний на царство.

Приняв перекрещение и рукоположение от одного из анабаптистских «апостолов», Обби Филипса, Менно выступил в качестве «странствующего проповедника». Вскоре он организовал обширные общины в Фрисландии, Кёльне, южной Германии, Мекленбурге, а в 1543 году принял на себя звание епископа всех меннонитов. Пять лет он провёл в прибалтийских провинциях Великого княжества Литовского, проповедуя меннонитские идеи.

Догматика меннонитов

После богословского состязания с одним из учеников Лютера, Иоанном Лоска, Менно издал два сочинения: «О вочеловечении Спасителя» и «О крещении».

Результаты собора, созванного им для рассуждения о церковной дисциплине меннонитов, Менно изложил в сочинении: «Об отлучении от церкви Христовой».

В Прибалтике Менно написал главное догматическое сочинение — «О Троице» (против унитариев), в котором утверждал, что взаимное отношение лиц Святой Троицы составляет тайну, предмет верования, а не рассуждения.

Характерные черты вероучения меннонитов:

1. Ожидаемое восстановление в мире царства Божия через основание и распространение на земле церкви чистой и святой.
2. Принятие авторитета Библии как главного источника вероучения.
3. Наибольшее значение имеет троичность Бога: Бог Отец, Бог Сын (Иисус Христос) и Дух Святой.
4. Свобода личного понимания в области верования.
5. Евхаристия трактуется символически, как благоговейное воспоминание события из жизни Иисуса Христа, способствующее возвышению и укреплению чувства веры, а не как таинство (как в кальвинизме).
6. Крещение совершается только над взрослыми (как в баптизме). Считается, что крещение следует принимать осознанно.
7. Судебные тяжбы, присяга и воинская служба отрицаются. Меннонитство отличается «миролюбивым и умеренным» характером. Никогда не призывает к насилию и злу. Заставляет задуматься о смысле всей жизни вообще, о самосовершенствовании и развитии своей души. Меннониты являются одной из первых религиозных групп, введших пацифизм в рамки вероучения.

В церковном отношении каждая самостоятельно организовавшаяся община существует независимо от других. Именно община избирает своих духовных наставников и проповедников. Для решения дел, касающихся целой общины, созывается «общее церковное собрание», постановления которого утверждаются «конвентом духовных старшин». Конвент является представителем общины перед правительством.

История

История меннонитства до XIX века — это история постоянной борьбы, внешней — с католиками и протестантами, внутренней — между партиями, образовавшимися в самом меннонитстве.

Меннониты не были признаны ни в Германии, ни в Нидерландах, и поэтому могли собираться на богослужение лишь тайно, под страхом казни, так как считались сектантами. Голова самого Симонса была оценена в 1542 году императором Карлом V в 100 гульденов, поэтому он скрывался от властей.

Большинство его последователей, избегая гонений в отечестве, воспользовалось приглашением заняться работами по осушению болот в Пруссии, между Гданьском, Эльблонгом и Мальборком. Когда эта работа была ими исполнена с полным успехом, означенная территория, находившаяся во власти короля польского, была отдана им в полное владение. Не ранее как в 1780 году на них была наложена подать в 5000 талеров, а в 1790 у них было отнято право приобретать здесь земельную собственность.

Во время гонений между меннонитами оказалось много «падших», то есть отрёкшихся от своего вероисповедания. Когда гонения утихли, возник спор об отношении «церкви» к этим падшим. Всё общество меннонитов разделилось по этому вопросу на «радикалов», под предводительством Филиппа Дирка, требовавших безусловного отвержения падших церковью, и «умеренных», соглашавшихся на их воссоединение. Победа осталась на стороне радикалов, и все «умеренные» собором были отлучены от церкви, несмотря на то что к этой партии принадлежал сам Менно. Тогда «умеренные», соединившись с нидерландскими меннонитами, образовали особую, весьма многочисленную секту «либеральных тауфгезинтов» (Taufgesinnten), название же «меннониты» осталось за радикалами. Впоследствии строгих меннонитов стали называть утончёнными, а либеральных — грубыми меннонитами. Радикалы потребовали от Симонса, чтобы он произнёс проклятие на либералов, и Менно уступил, написав в своё оправдание второе сочинение «Об отлучении», за которое два тауфгезинтских проповедника — Цилис и Леммекен — провозгласили своего вождя изменником. Менно отвечал им анафемой, но перед смертью сказал окружавшим: «не будьте слугами людей, как я».

Со времени смерти Менно Симонса (1561) до 1572 года меннониты в Нидерландах снова подвергались жесточайшим преследованиям. Крещение взрослых, отрицание присяги, уклонение от военной службы — эти «догматы» Симонса вызывали общую ненависть даже в народе, считавшем меннонитов противниками не только церкви, но и государства. «Утончённые» и «грубые» меннониты всё более и более обособлялись друг от друга. «Грубые» углубились в догматику и доходили до рационализма. Утончённые занялись нравственной казуистикой и регламентацией правил обыденной жизни. Для всех членов меннонитских общин установлена была форма и стоимость одежды, обстановка жилищ и т. п. Лучшим в это время явлением между меннонитами было общее почти стремление устроить свою жизнь наподобие первобытной христианской общины. Но и в этом отношении скоро возникли разногласия, например о том, в храме ли только друг другу следует умывать ноги, или также в частных домах всем странствующим. Подвергать ли отлучению за нарушение правил об одежде и жилищах и т. п. В эпоху борьбы за освобождение Нидерландов голландские меннониты оказали великие услуги своему отечеству, жертвовали нередко всем своим состоянием, вступали солдатами в армию Вильгельма Оранского и т. д. Вследствие этого они получили полную свободу богослужения, право заводить школы и созывать соборы из представителей своих общин. На первом же из этих соборов обнаружилось, что 24 тауфгезинтских общины уже много лет не имели своих храмов и проповедников, а детей своих обучали в школах реформатских. В результате такого положения меннониты неминуемо должны были бы окончательно подпасть в своём религиозном учении и культе под влияние отчасти реформатов, отчасти ремонстрантов, под которым и находились весь XVII и половину XVIII века. Реформатская церковь неоднократно пыталась навязать меннонитам символ веры, несогласный с учением Менно.

В 1795 году голландские меннониты были уравнены в правах с католиками и реформатами. Вмешательство гражданских и церковных властей в дела их общин было устранено. На Амстердамском соборе состоялась полная уния всех партий меннонитов. Они устроили миссии на острове Ява и благотворительные заведения, а в начале XIX века у них появилась в Амстердаме и семинария для подготовки проповедников. В Харлеме существует Богословское общество меннонитов.

В Пруссии в 1847 году меннонитов лишили освобождения от военной службы, вследствие чего значительная их часть эмигрировала в Российскую империю. В 1869 году один из вождей меннонитов, Мангарт, признал, что меннонитский догмат об обязательном уклонении от военной службы не имеет безусловного значения, так как война допускается и Святым Писанием как средство самозащиты, составляющей такую же обязанность христианина, как и обязанность никого не убивать, нападая.

Меннониты в Российской империи и СССР

Первое переселение меннонитов в Россию состоялось в 1789 году, по приглашению императрицы, в числе 228 семейств. Им была обещана свобода вероисповедания и свобода от военной и гражданской службы, дана льгота от податей на 10 лет, и каждому семейству отведено по 65 десятин земли. В свою очередь меннониты обязывались давать на общем основании квартиры и подводы для проходящих через их селения войск, содержать в исправности дороги и мосты и платить поземельную подать по 15 копеек с десятины удобной земли. В 1789 году была заселена и Хортицкая волость Екатеринославского уезда Екатеринославской губернии. В 1800 году 150 семейств переселились на Молочные воды Мелитопольского уезда Таврической губернии, получив до 120 тысяч десятин земли.

До 1820 года обустройство колоний меннонитов осуществлялось почти исключительно пришельцами из-за границы. За это время число колоний увеличилось в Молочанском округе до 40, а в Хортицком до 18. С 1820 года въезд в Россию иностранных поселенцев был приостановлен.

В 1852 году был образован третий меннонитский округ, названный Мариупольским.

С 1854 года данцигские, мариенбургские и эльбингские меннониты стали селиться в Самарской губернии, сначала в Новоузенском уезде, а потом и в Самарском, и до 1874 года, когда прибыла их последняя партия, образовали 16 колоний, получив также по 15 десятин на душу.

Когда в 1874 году все колонисты в России были признаны подлежащими воинской повинности, это было воспринято меннонитами как требование, несогласующееся с их религиозными убеждениями, и значительная их часть решила выселиться из России. Из одной только Таврической губернии переселилось в Америку до 1876 года около 900 меннонитских семейств и почти столько же из Екатеринославской.

В 1855 году в колонии Эйнлаге Хортицкого округа появились сектанты — гюпферы, державшиеся буквы Святого Писания, и вскоре после того «иерусалимские братья» — прогрессисты. Отлучённые за это конвентом от церкви, они составили, вместе с иерусалимскими братьями, главный контингент меннонитов, выселившихся на Кавказ (1864—1866) в числе 200 с лишним семейств.

Крупнейшие колонии меннонитов в дореволюционной России: Гальбштадт, Эйнлаге, Шенталь. Три новороссийских округа — Молочанский, Хортицкий и Мариупольский — образовывали «Новороссийское братство меннонитов», составлявшее общество страхования от огня, санкционированное в 1867 году . Много общин меннонитов было и в Западной Сибири.

Меннониты занимались преимущественно земледелием. Они также основывали заводы винокуренные, суконные, кирпичные, черепичные и другие, фабрики и мельницы. Многие мастерские по производству земледельческих орудий со временем укрупнились и переросли в машиностроительные заводы. Например, мастерская первого меннонита-предпринимателя Питера Леппа выросла в завод Леппа и Вальмана. Кузница Абраама Копа — в завод Копа, послуживший в 1923 году ядром при образовании Запорожского автомобилестроительного завода «Коммунар». Самым промышленно развитым был Молочанский округ.

Современные общины меннонитов

Крупная община меннонитов проживает в Белизе. Численность общины — около 12 тыс. человек (3,6 % населения страны), из них немецкоговорящие европеоиды  — около 10 тыс., а также смешанного происхождения — около 2 тыс., в основном метисы (испано-индейского происхождения) и креолы (англо-африканского происхождения).

См. также

• Амиши
• Вюстизм
• Гюпферство
• Терские меннонитские колонии
• Plautdietsch-Freunde
• Речные братья

Литература

• Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб.: 1890—1907.
• Menno Simons, «Opera omnia theologica» (Амстердам, 1681);
• Hermanus Schyn, «Historia Mennonitarum» (1723);
• Stark, «Geschichte der Taufe und Taufgesinnten» (Лейпциг, 1789);
• Cremer, «Het Lowen en de Verrigtingen von Menno Simon» (Амстердам, 1837);
• Blaupot ten-Cate, «Geschichdensis der Doopsgezinden» (Амстердам, 1837—1850);
• Roosen, «Menno Simons» (Лейпциг, 1848);
• Müller, «Die M. in Ostfriesland» (Амстердам, 1887);
• А. Brons, «Ursprung, Entwickelung und Schicksale der Mennoniten» (1888);
• А. Г. Вишняков, «Общество анабаптистов или М.» (в «Православном Обозрении», 1861);
• «Mennonitischer Cathechismus».

Ссылки

• [www.sati.archaeology.nsc.ru/Home/pub/Data/?html=O6.htm&id=659 Голландцы-меннониты юга западной сибири в хх веке: традиции и новации]
• [www.mennosimons.net Menno Simons.net]
• [www.jordibusque.com/stories/MennoBolivia/01.html Mennonites in Bolivia]
• [www.isakov.stunda.org/church.html История Меннонитской церкви]

Отрывок, характеризующий Меннонитство

Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.