Меняющие реальность

Меняющие реальность
The Adjustment Bureau
Жанр	фантастика мелодрама триллер
Режиссёр	Джордж Нолфи
Продюсер	Джордж Нолфи Крис Мур Майкл Хэкетт Билл Карраро Иза Дик Хэкетт Джоэль Виртел
Автор сценария	Джордж Нолфи
В главных ролях	Мэтт Дэймон Эмили Блант Энтони Маки
Оператор	Джон Толл
Композитор	Томас Ньюман
Кинокомпания	Media Rights Capital Universal Pictures Gambit Pictures Electric Shepherd Productions
Длительность	105 мин
Бюджет	50,2 млн $
Сборы	127,8 млн $
Страна	США
Год	2011
IMDb	ID 1385826
Выход фильма «Меняющие реальность» (оригинальное название — The Adjustment Bureau)

К:Фильмы 2011 года

«Меняющие реальность» (англ. The Adjustment Bureau) — научно-фантастический триллер по мотивам рассказа Филипа Дика «Команда корректировки» (англ. Adjustment Team). Мировая премьера состоялась 3 марта 2011 года.

Сюжет

Молодой конгрессмен Дэвид Норрис (Мэтт Дэймон) стремительно поднимается по карьерной лестнице, но компромат, опубликованный в газете, в одночасье подкашивает популярность Норриса и выбивает того из предвыборной гонки. Дэвид безуспешно репетирует речь, предназначенную для избирателей, находясь в туалете, как вдруг из одной из кабинок выходит девушка. Её зовут Элиза (Эмили Блант), и она балерина, а в мужском туалете пряталась от охраны; Элиза заводит разговор с Дэвидом, после чего целует того и убегает. Это приободряет политика, и впоследствии тот вместо заготовленной речи выдает экспромт, тепло принятый публикой.

Спустя некоторое время мы видим двоих людей в старомодных серых пиджаках и шляпах. Они договариваются о том, что Дэвид, выходящий из дверей своего дома и спешащий на работу, при входе в парк должен пролить на себя кофе, к чему приложит руку один из незнакомцев. Тем не менее, последний, ожидая «жертву», задремал, и Дэвид доходит до автобусной остановки без происшествий. Проснувшись, исполнитель пытается догнать автобус и исправить ошибку, но уже слишком поздно. В это время Дэвид видит в салоне автобуса Элизу и подсаживается к ней. Молодые люди говорят по душам, и девушка даёт Дэвиду свой номер телефона, после чего Дэвид выходит на нужной остановке и идёт на работу. Он не замечает, что все вокруг застыли в неестественных позах, пока не входит в кабинет своего друга Чарли и не видит, как его мозг сканируют при помощи непонятного устройства люди в форме, похожей на форму группы захвата. Увидев постороннего, те кидаются за ним и нагоняют в собственном кабинете, где и усыпляют при помощи хлороформа. Очнувшись, Норрис обнаруживает себя сидящим на стуле в центре странного помещения, похожего на подземную парковку. Лидер странных людей, представившийся Ричардсоном (Джон Слэттери), объясняет Дэвиду, что большинство случайностей, происходящих в мире, на самом деле прописаны Верховным в неком плане, как и сценарий жизни всех людей на планете; в доказательство своих слов, Ричардсон демонстрирует экстраординарные способности. Он говорит Дэвиду, что в его же интересах не раскрывать их тайну, иначе его мозг будет «обнулён», а перед тем, как отпустить, сообщает: повторная встреча с Элизой предусмотрена не была, и сжигает бумажку с номером балерины на глазах у ошарашенного Дэвида, которого непостижимым образом бесцеремонно выкидывают из подземного зала обратно в его же кабинет.

Этим же вечером к Дэвиду, сидящему в баре и восстанавливающему номер телефона Элизы, подсаживается один из людей в шляпах — Гарри (Энтони Маки), из-за оплошности которого Дэвид пришел на работу раньше, чем было запланировано. Гарри приглашает Дэвида на паром (так как вода блокирует способности сотрудников Бюро), где рассказывает тому некоторые подробности работы в Бюро и объясняет, что искать Элизу не стоит: даже если бы Бюро не препятствовало их встрече, найти одного человека в многомиллионном городе практически невозможно.

Проходит три года; Дэвид почти забыл Элизу, но всё это время он добирается на работу на том самом автобусе, где они тогда встретились. Однажды он вновь видит девушку и, выбежав наружу, здоровается с ней; своё исчезновение он объясняет потерей её телефонного номера, и Элиза нехотя, но прощает старого знакомого. Они договариваются встретиться после запланированных у них на сегодня дел (а именно — выступления на митинге и репетиции танца), но Ричардсон уже в курсе происходящего и стремится исключить их дальнейшие пересечения. Он переносит место репетиции Элизы, а когда Дэвид пытается той дозвониться, отключает телефонную линию в районе. Тем не менее, у Дэвида получается узнать новое место репетиции от людей в кафе, и он сразу же кидается туда. Ричардсону приходится вступить в контакт с конгрессменом.

Дэвид недоумевает, почему он не может быть с Элизой вместе. Ричардсон отвечает, что их встречи были случайными, непредусмотренными, а чувства Дэвида не важны — важно лишь то, что написано в плане. Дэвид догадывается, что Ричардсон и сам не знает ответов на его вопросы, и пытается добраться до студии, чтобы встретиться с Элизой. Ричардсон узнает из Книги, что если Дэвид увидит, как Элиза танцует, то Всплеск (последствия события, не соответствующего плану, в том числе и самого вмешательства Бюро в жизнь людей) будет очень большим. Но с Ричардсона падает шляпа, это его тормозит и Дэвид успевает увидеть Элизу. Таким образом, дело Дэвида выходит из юрисдикции Ричардсона.

В библиотеке Бюро Ричардсон узнает, что в ранней версии плана Дэвиду и Элизе предстояло быть вместе, и отголоски этого плана притягивают их друг к другу, но затем Верховный откорректировал план, и Элизу решили оставить с Эдрианом, хореографом. Бюро принимает решение, что теперь делом Дэвида и Элизы займется Томпсон (Теренс Стэмп), по кличке Молот.

Дэвид и Элиза общаются, танцуют, начинают встречаться. После проведённой вместе ночи Элиза сопровождает Дэвида на интервью, но там их разлучает Бюро и Томпсон встречается с Дэвидом. Он рассказывает о работе Бюро, о том, что когда Бюро переставало вмешиваться в жизнь людей — начинались Средние Века, тогда Бюро снова взяло жизнь людей под контроль и подарило им Эпоху Просвещения. В 1910 году Бюро опять перестало вмешиваться в жизнь людей. В результате люди XX века устроили две мировые войны и Великую депрессию, и после карибского кризиса Бюро снова взяло жизнь людей в свои руки, чтобы предотвратить полное уничтожение человечества. Дэвид также узнает, что ему, вероятно, предстоит стать президентом США, и что его встреча с Элизой в мужском туалете была устроена только для того чтобы Элиза вдохновила Дэвида и придала ему уверености. Кроме того, Томпсон говорит ему, что если Дэвид будет вместе с Элизой, то этот план рухнет. Но Дэвид выбирает любовь.

На репетиции Дэвид видит Элизу, и Томпсон говорит ему, что Элизе уготовано стать - величайшей балериной, а с ним её ждёт только карьера школьной учительницы танцев. Затем Томпсон подстраивает её падение. В больнице Томпсон сообщает Дэвиду, что это всего лишь растяжение. Дэвид осознает, что если он будет вместе с Элизой, то последствия могут быть очень тяжёлыми. Поэтому Дэвид уходит.

Через 11 месяцев он узнает, что Элиза выходит замуж за Эдриана. Гарри снова предлагает Дэвиду встречу, и после диалога соглашается помочь ему. Он учит его перемещаться, как сотрудники Бюро — выходя из разных дверей (для этого необходима шляпа). Они разрабатывают план, и Дэвид добирается до Элизы за несколько минут до свадьбы. Сотрудники Бюро переполошились, узнав, что обычный человек перемещается их методом. Убегая от преследования, Дэвид и Элиза оказываются на острове Свободы, где стоит Статуя Свободы. Элиза принимает решение идти с Дэвидом до конца. Дэвид хочет найти Верховного.

Они перемещаются в здание Бюро, и на крыше их настигает Томпсон. Он отдает приказ об «обнулении». Перед обнулением Дэвид и Элиза признаются друг другу в любви и целуются. На крышу заходит Гарри и передает Томпсону конверт с приказом Верховного. Томпсон уходит. Дэвид узнает от Гарри, что Верховный дал им с Элизой возможность самим творить свою судьбу. Он также узнает, что Верховный является каждому, но мало кто замечает его. Забрав у Дэвида шляпу, Гарри уходит.

В ролях

• Мэтт Дэймон — Дэвид Норрис
• Эмили Блант — Элиза Саллас
• Энтони Маки — Гарри Митчелл
• Джон Слэттери — Ричардсон
• Майкл Келли — Чарли Трэйнор
• Теренс Стэмп — Томпсон
• Энтони Руйвивар — МакКрэди
• Лоурен Ходжес — Робин

Реакция кинокритики

На Rotten Tomatoes 72 % критиков написали положительный обзор на фильм. Роджер Эберт дал фильму 3 звезды из 4, охарактеризовав его как «умное и хорошее кино, которое могло быть лучше, если бы было немного более смелым».

Ссылки

• [www.theadjustmentbureau.com/ Официальный сайт фильма]
• [www.tramvision.ru/lapsus/2011/adj-bureau.shtml Киноляпы фильма]

Отрывок, характеризующий Меняющие реальность

– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал: