Мамардашвили, Мераб Константинович

Мераб Константинович Мамардашвили
Дата рождения:	15 сентября 1930(1930-09-15)
Место рождения:	Гори, Грузинская ССР, СССР
Дата смерти:	25 ноября 1990(1990-11-25) (60 лет)
Место смерти:	Москва, СССР
Научная сфера:	философ, труды по философии языка и сознания
Учёная степень:	доктор философских наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	философский факультет МГУ
Научный руководитель:	Т. И. Ойзерман

Мера́б Константи́нович Мамардашви́ли (груз. მერაბ მამარდაშვილი; 15 сентября 1930 года, Гори, Грузинская ССР, СССР — 25 ноября 1990 года, Москва) — советский философ, доктор философских наук (1970), профессор МГУ.

Биография

Он вышел с потухшей трубкой, сел в кресло в ближнем углу сцены, внимательно осмотрел присутствующих и повел тихий разговор о вечных метафизических проблемах

Родился в городе Гори Грузинской ССР в семье кадрового военнослужащего Константина Николаевича (ум. 1970), мать - Ксения Платоновна, происходила из старинного грузинского аристократического рода Гарсеванишвили. Детство до начала Великой Отечественной войны провёл в украинском городе Виннице, где служил его отец, там Мераб пошёл в первый класс; до того семья пребывала в Ленинграде, где в 1934-38 гг. в Военно-политической академии учился глава семейства, а после того - в Киеве. После начала войны глава семейства ушёл на фронт, а семья была эвакуирована в Тбилиси. Там М. К. Мамардашвили учился в 14-й средней школе и окончил её в 1949 году с золотой медалью. Поступил на философский факультет Московского государственного университета, который окончил в 1954 году. Ко времени поступления в университет относится начало дружбы М. К. Мамардашвили с Эрнстом Неизвестным, впоследствии знаменитым скульптором.

В начале 1950-х годов в Москве прошёл ряд острых дискуссий по актуальным вопросам философии, связанных с смертью И. В. Сталина. На философском факультете МГУ появился ряд неформальных групп, сыгравших важную роль в развитии философской мысли в СССР, в том числе т. н. группы гносеологов (Э. В. Ильенков, В. И. Коровиков и др.) и Московского логического (позднее методологического) кружка (А. А. Зиновьев, Б. А. Грушин, М. К. Мамардашвили, Г. П. Щедровицкий и др.). М. Мамардашвили был одним из основателей Московского логического кружка. В мае 1954 г. проходит дискуссия по «Гносеологическим тезисам» Ильенкова и Коровикова. Происходит окончательное формирование кружка «диалектических станковистов» (А. А. Зиновьев, Б. А. Грушин, Г. П. Щедровицкий, М. К. Мамардашвили).

На 4-м курсе М. К. Мамардашвили проваливает экзамен по политической экономии социализма. В газете «Московский Университет» от 6 января 1953 г. читаем: «Отличник Мамардашвили не смог правильно разобраться в вопросе о двойственной природе крестьянского хозяйства». Уже во время учёбы в университете его интересует человеческое сознание; природа мышления — сквозная тема его философии. Он защищает дипломную работу «Проблема исторического и логического в „Капитале“ Маркса».

В 1954—1957 гг. учится в аспирантуре МГУ, которую окончил, и в те же годы участвует в работе логико-методологического семинара под руководством А. А. Зиновьева.

После окончания аспирантуры (1957) редактор-консультант в журнале «Вопросы философии», где была опубликована его первая статья «Процессы анализа и синтеза» (1958). В 1961 году в Москве состоялась защита М. К. Мамардашвили кандидатской диссертации «К критике гегелевского учения о формах познания». Тогда же он вступил в члены КПСС.

В 1961 году Международный отдел ЦК КПСС направил Мамардашвили в Прагу на работу в журнал «Проблемы мира и социализма», где он - заведующий отделом критики и библиографии (1961—1966); об этом периоде своей жизни философ поведал в одном из своих многочисленных интервью времён перестройки). К тому времени относится прочтение им романа М. Пруста «В поисках утраченного времени», сыгравшего значительную роль в его дальнейшем творчестве. Он имел служебные командировки в Италию, ФРГ, ГДР, на Кипр. Затем последовал отказ в продлении командировки в Париж, Мамардашвили был отозван в Москву, став на несколько лет «невыездным».

Мамардашвили работал в научно-исследовательских институтах Москвы, в том числе в 1966—1969 гг. завотделом в Институте международного рабочего движения АН СССР вместе с такими философами, как П. П. Гайденко, Ю. Н. Давыдов, Э. Ю. Соловьев, А. П. Огурцов. В 1968—1974 гг. заместитель главного редактора журнала «Вопросы философии» И. Т. Фролова, - по приглашению последнего. В то же время читал лекции на психологическом факультете МГУ («Проблемы анализа сознания»). К тому времени относится и начало дружбы им с Юрием Петровичем Сенокосовым и Александром Моисеевичем Пятигорским. Также М. К. Мамардашвили читал лекции в Институте кинематографии, на Высших курсах сценаристов и режиссёров, в Институте общей и педагогической психологии АПН СССР, в других городах — в Риге, Вильнюсе, Ростове-на-Дону по приглашению или рекомендации друзей. Эти лекции, или беседы, как он их называл, по большей части записанные им на магнитофон, составили основу его творческого наследия.

В 1970 году в Тбилиси Мамардашвили защитил докторскую диссертацию «Формы и содержание мышления», через два года ему присвоили звание профессора. В 1970—1971 годах читает лекции для иностранных студентов Института общественных наук при ЦК КПСС.

В 1974—1980 гг. старший научный сотрудник в Институте истории естествознания и техники АН СССР. Чтение курсов лекций:

• «Проблемы анализа сознания» (Институт общей и педагогической психологии АПН СССР)
• [psylib.org.ua/books/mamar02/index.htm «Введение в философию»] (1978 −1980) (ВГИК)
• «[www.philosophy.ru/library/mmk/phil_xx.html Современная европейская философия: XX век]» (1978 −1980) (ВГИК)
• [www.vusnet.ru/biblio/archive/mamardashvilli_lpaf/default.aspx «Лекции по античной философии»] (недоступная ссылка с 21-05-2013 (3986 дней)) (1979—1980) (ВГИК)
• «Философия искусства» (Высшие режиссёрские курсы)
• «Аналитика познавательных форм и онтология сознания» (1979—1980) (Рига, Ростов-на-Дону, Вильнюс).

В 1980 году М. К. Мамардашвили переехал в Грузию в Тбилиси по приглашению директора Института философии АН Грузинской ССР академика Нико Чавчавадзе, работал в том институте в должности главного научного сотрудника (до 1990 года) и читал лекции и спецкурсы, в том числе о Декарте, Канте, Прусте и феноменологии, в Тбилисском государственном университете, в Союзе аспирантов Грузии, в Театральном институте. Также был научным сотрудником в Институте общей и педагогической психологии. Проводил семинары в Тбилиси, Боржоми и др. местах Грузии. Друзья, встречи, беседы — всё это было, как правило, в узком, почти домашнем кругу. Но уже тогда Мамардашвили был философом с мировым именем.

В 1986 году М. К. Мамардашвили выступил в качестве ведущего с советской стороны (участники — Р. А. Быков, Р. А. Медведев и Ю. А. Левада) в телемосте «Москва — Бостон» между МГУ имени М. В. Ломоносова и Университетом Тафтса по теме «Ядерный век. Культура и бомба». Американскую сторону представляли Мартин Шервин (ведущий), Курт Воннегут, Эдгар Доктороу и Роберт Лифтон.

Скоропостижно умер от сердечного приступа в терминале аэропорта «Внуково». Похоронен в Тбилиси.

Семья

Дочь Елена (1959 г. р.).

Память

В 2001 году М. К. Мамардашвили поставили памятник в Тбилиси. Портрет-памятник великому сыну Грузии был заказан Правительством страны. Фактически это дар Грузии в память о друге от скульптора Эрнста Неизвестного. Открытие памятника вызвало идеологически мотивированные уличные столкновения. В 2010 году при въезде в Гори была установлена стела с скульптурным портретом М. К. Мамардашвили.

Учреждён Фонд философских и междисциплинарных исследований имени М. К. Мамардашвили, который ежегодно начиная с 1992 года проводит философские чтения.

Некоторые выступления

• 1973, август — выступление «Наука и ценности — бесконечное и конечное» на «Круглом столе» по теме «Наука, этика, гуманизм».
• 1976 — выступление «Обязательность формы» на «Круглом столе», организованном журналом «Вопросы философии» по теме «Взаимодействие науки и искусства в условиях НТР».

Поздний период творчества

1981—1982 —

• Чтение курсов лекций:
  • по философии Декарта ([www.philosophy.ru/library/mmk/kr/index.html «Картезианские размышления»]), изданные в 1993 году.
  • по философии Канта ([www.philosophy.ru/library/mmk/kant_var.html «Кантианские вариации»]), изданные в 1997 году.

(Москва, Институт общей и педагогической психологии АПН СССР; лекции для аспирантов ИОПП и ВНИИ).

• Первый курс лекций о Прусте (Тбилисский государственный университет).
• Выступления в семинарах и школах Межведомственного совета по проблеме «Сознание», созданного Госкомитетом по науке и технике СССР и Советом Министров СССР.

1983 — доклад на Второй Всесоюзной школе по проблемам понимания сознания («Классический и неклассический идеал рациональности»), 1984 —

• Курс лекций «Опыт физической метафизики» (Вильнюс)
• Выход в Тбилиси книги [www.philosophy.ru/library/mmk/knir/mam_rat.html «Классический и неклассический идеал рациональности»].
• Второй курс лекций о Прусте (Тбилисский государственный университет).
• На основе этих лекций была создана и опубликована книга [www.philosophy.ru/library/mmk/topology.html «Психологическая топология пути: М. Пруст „В поисках утраченного времени“»]

1984 — доклад на Третьей Всесоюзной школе по проблемам понимания сознания ([www.philosophy.ru/library/mmk/civiliz.html «Сознание и цивилизация»]) (Батуми) 1984, февраль — выступление «Литературная критика как акт чтения» на Круглом столе по теме: «Литература и литературно-художественная критика в контексте философии и обществоведения», организованном журналом «Вопросы философии».1986-87 — курс лекций по эстетике мышления (Тбилисский государственный университет)(изданы в книгах «Беседы о мышлении» (1991), [www.philosophy.ru/library/mmk/estetika.html «Эстетика мышления»] (2000)). 1986-04-01 Доклад в Институте философии (Москва) [www.philosophy.ru/library/mmk/mamard_organy.html «Органы онтологии»] 1987 — первый после 20-летнего перерыва выезд за рубеж, в Италию. Доклад на Четвёртой Всесоюзной школе по проблеме сознания. 1987, декабрь — доклад в Институте философии АН CCCP «Проблема сознания и философское призвание» 1987—1990 — активное участие в политической жизни Грузии. Выступления против национализма и экстремизма Звиада Гамсахурдия. 1988 —

• участие в конференции «Человек Европы» в Париже,
• участие в Дортмундской конференции в США.

1988, ноябрь — интервью журналу «Юность»: «Философия — это сознание вслух», «Кафедра» 1988, декабрь — выступление «Феноменология — сопутствующий момент всякой философии» на Круглом столе по теме: «Феноменология и её роль в современной философии». 1989, апрель — перенёс инфаркт. 1989, июль — интервью журналу «Вопросы философии» «Сознание — это парадоксальность, к которой невозможно привыкнуть» в записи В. В. Майкова. 1989, ноябрь — чтение лекций в Париже. 1990 —

• участие в Кавказско-Среднеазиатской конференции в Лондоне.
• лекционное турне по США.

1990, весна — интервью [www.philosophy.ru/library/mmk/odinoch.html «Одиночество — моя профессия…»] в записи Улдиса Тиронса (Рига) 1990, 25 ноября М. К. Мамардашвили скоропостижно умер в терминале аэропорта Внуково г. Москвы, направляясь в Тбилиси, где он стал бы наиболее значимым противником З. К. Гамсахурдии на президентских выборах. Похоронен в Тбилиси рядом с могилой отца. 2001, 26 мая, в День независимости Грузии, в Тбилиси на проспекте Шота Руставели был открыт памятник М. К. Мамардашвили работы Эрнста Неизвестного.

Прочие факты

Своей малой родиной М. К. Мамардашвили считал Лечхуми. С детства он свободно говорил на грузинском, русском и английском языках, а впоследствии самостоятельно овладел немецким, французским, итальянским и испанским языками, также мог изъясняться по-гречески и по-чешски.

Определение философии

Как философ Мамардашвили настаивает на том, что имеется «реальная философия» и имеются философские системы. Реальная философия — это те проблемы, которыми занимается философия, перечисленные в определениях ниже.

Философия — это:

• «сознание вслух»;
• акт, который состоит в узнавании того, что есть на самом деле; философия — это часть нашей жизни, наша способность устанавливать то, что происходит на самом деле, в том числе и в отношении того, что мы чувствуем. Другими словами, философия позволяет нам понять, какими будут наши чувства, после того, как мы установили, что наши чувства означают на самом деле (из «Лекций о Прусте»);
• одно из орудий самоконструирования человека. По Мамардашвили, человек — это внеприродная, сверхприродная сущность, которая к природным силам не сводится и, соответственно, не может быть выражена в терминах сил природы. Главное — что человек саморазвивается, и природа ему для этого не нужна. Природа является предметом его деятельности;
• учение о бытии как объяснение того, почему мир именно таков, почему существует человек, почему существует именно такое отношение между человеком и миром;
• учение о мышлении: Мамардашвили исходит из тождества бытия и мышления. Поскольку человек — мыслящее существо, а бытие — это то, где находится и действует мыслящее существо, то никакого различия нет, бытие — это существование мыслящего человека;
• учение о тайне бытия: основная тайна бытия — это совесть, наличие этических отношений; поэтому различение добра и зла составляет ядро философии;
• учение о свободе и её условиях;
• гигиена, которая нужна при понимании незнания, как способ, позволяющий человеку в условиях колоссального давления окружающего его незнания не поддаться ему и не сойти с ума;
• «машина переживания» как схематизм объяснения смысла;
• философия как учение о вечных проблемах: в этом смысле предметом философии является сама она.

Философские взгляды

Смысл жизни Мамардашвили, как и многие философы со времени Аристотеля, усматривал в самореализации, в том, чтобы «исполниться в качестве Человека». В качестве образного объяснения того, что он имеет в виду, он использует библейскую фразу о человеке как «образе и подобии Божием», однако использует он её символически, в гуманистическом духе (выдвигая на первый план, как и Кант, «достоинство человека»). Мамардашвили описывает человека как «существо, возникновение которого непрерывно возобновляется» (см. аутопоэзис). Человеку, по его мнению, свойственно чувствовать себя «уникальным, незаменимым, нелишним». «Роковой ошибкой» мышления он называет отождествление реального положения дел с «ходячим идеалом». Природу социального зла Мамардашвили усматривал в инфантилизме как «неразвитости общественной материи».

Понимание его «живой философии» требует от читателя работы над собой. Во многом предстаёт в посмертной «расшифровке» его идей, которые представлены в аудиозаписях лекций, в интервью для журналов и телевидения, в докладах на различных конференциях и круглых столах.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Своё философствование М. К. Мамардашвили иногда называл «сократическим», имея в виду не только диалогичность, но и то, что он не оставил письменного наследия. В то время он читал много лекций (в том числе о Р. Декарте, И. Канте, М. Прусте, проблемах понимания сознания и др.) в университетах Советского Союза (Москва, Ростов-на-Дону, Тбилиси, Рига, Вильнюс) и за рубежом (Франция, Германия, США). При жизни его работы почти не публиковались «по идеологическим соображениям», во многом в этой связи он и писал сравнительно мало.

Критика

Политические взгляды Мамардашвили вызывали разные оценки. Так, кандидат философских наук Ю. В. Пущаев считает, что «Основная проблематика [вильнюсских] лекций Мамардашвили состоит в неотъемлемой включенности сознания в социально-исторический порядок, а также в понимании сознания как необходимого условия этого порядка, поскольку для автора как феноменолога „из социальных и исторических явлений … неустраним элемент сознания“ <…> Однако идею представленности в таком смысловом контексте вряд ли примет носитель религиозного сознания».

Труды

• 1968 — выход в свет первой монографии «Формы и содержание мышления (К критике гегелевского учения о формах познания)»
• 1971 — «Три беседы по метатеории сознания: Краткое введение в учение виджнянавады]» (в соавторстве с Пятигорским), опубликованные в университете Тарту.
• 1973—1974 — работа с Пятигорским над «Символом и сознанием». В 1974 году Пятигорский эмигрировал в Лондон. Книга опубликована в Иерусалиме в 1982 году.
• 1977 — рукопись «Набросок естественно-исторической гносеологии», впоследствии названная «Стрела познания».

Документальные фильмы

Всего о М. К. Мамардашвили существует 6 фильмов:

• «Сократ на дуэли» (реж. Тамара Дуларидзе)
• «Грузинский Кант» (реж. Ольга Роленгоф)
• «Путь домой» (реж. Николай Дроздов)(на грузинском языке)
• «Время Мераба» (реж. Олеся Фокина, 1993)
• «В ответе ль зрячий за слепца?», реж. В. Бондарев (1987)
• «Мераб Мамардашвили (проект Острова)», реж. Валерий Балаян. ГТРК «Культура» (2005)

См. также

• Библиография Мераба Мамардашвили
• Ильенков Эвальд Васильевич
• Пятигорский Александр Моисеевич

Ссылки

• [www.mamardashvili.com/ Памяти Мераба Мамардашвили. Официальный сайт]
• [www.mamardashvili.ru/ Сайт «Мераб Мамардашвили: Метафизика свободы»]
• [www.mamardashvili.com/chronicle.html Хроника основных событий жизни и творчества]. mamardashvili.com. Проверено 22 мая 2013. [www.webcitation.org/6GrKHRpTs Архивировано из первоисточника 24 мая 2013].
• [www.mamardashvili.ru/tolko-daty.html Только даты]. mamardashvili.ru. Проверено 22 мая 2013. [www.webcitation.org/6GrKIC7UV Архивировано из первоисточника 24 мая 2013].
• Бонэт П. [www.intelros.ru/subject/in_memoriam/7104-moj-opyt-netipichen.html Мераб Мамардашвили: «Мой опыт нетипичен»]. Независимая газета, 29 февраля 1992; Мамардашвили М. Сознание и цивилизация. — СПб.: Азбука, 2010 (1988). — Беседа испанской журналистки Пилар Бонэт с М. Мамардашвили, осень 1988 г.. Проверено 22 мая 2013. [www.webcitation.org/6GrKIqAtm Архивировано из первоисточника 24 мая 2013].
• [wayback.archive.org/web/20120213054136/www.tvkultura.ru/news.html?id=470304 Мамардашвили Мераб: «Человек — это состояние усилия быть человеком»]. tvkultura.ru; archive.org (15 сентября 2010). — Использованы материалы программы «Острова». Проверено 22 мая 2013. [www.webcitation.org/6GrKMIGbi Архивировано из первоисточника 24 мая 2013].
• [psychoanalitiki.ru/opsihoanalize.html/ Мамардашвили М. «О психоанализе». Лекция, прочитанная 24 февраля 1980 г. в г. Тбилиси.]
• Бабайцев А. Ю. [wayback.archive.org/web/20100404074733/culture.niv.ru/doc/philosophy/philosophy-history/294.htm Мамардашвили Мераб]. culture.niv.ru; archive.org. Проверено 22 мая 2013. [www.webcitation.org/6GrKN1u2Z Архивировано из первоисточника 24 мая 2013].
• [univertv.ru/video/filosofiya/filosofiya_novogo_vremeni/o_mamardashvili_govorit_fokina_olesya/ О Мамардашвили]
• Olshansky D. A. [www.isfp.co.uk/russian_thinkers/merab_mamardashvili.html Merab Mamardashvili] (англ.). Gallery of Russian thinkers. Международное общество философов (isfp.co.uk). Проверено 22 мая 2013. [www.webcitation.org/6GrKNgPn9 Архивировано из первоисточника 24 мая 2013].
• Хазанов С. [www.chaskor.ru/article/alena_mamardashvili__eto_v_pervuyu_ochered__reaktsiya_udivlennogo_cheloveka_kotoryj_v_izumlenii_podnyal_brovi_20497 Интервью с Алёной Мамардашвили (по поводу фильма Александра Архангельского «Отдел»)]. chaskor.ru (17 октября 2010). Проверено 22 мая 2013. [www.webcitation.org/6GrKOPYok Архивировано из первоисточника 24 мая 2013].
• Телемост Москва-Бостон. «[mamardashvili.com/video/culture.html Ядерный век. Культура и бомба]» (1986 г.).

Отрывок, характеризующий Мамардашвили, Мераб Константинович

– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.