Мера за меру

Мера за меру
Measure for Measure
Жанр:	комедия
Автор:	Уильям Шекспир
Язык оригинала:	английский
Дата написания:	1603/1604
Дата первой публикации:	1623 (Первое фолио)

«Мера за меру» — пьеса Уильяма Шекспира, написанная предположительно в 1603 или 1604 году. В Первом фолио была отнесена к комедиям, хотя многие современные исследователи причисляют её к «проблемным пьесам». Термин был введён в 1896 году Ф. Боасом в книге «Шекспир и его предшественники» в отношении пьес: «Гамлет», «Всё хорошо, что хорошо кончается», «Мера за меру», «Троил и Крессида».

История создания

Сюжет пьесы заимствован Шекспиром из сборника Джиральди Чинтио Hecatommithi (1565, новелла «История Эпитии»). Шекспир был несомненно знаком с этой книгой, так как она послужила источником ещё для одной его пьесы — «Отелло». Чинтио написал по своей новелле пьесу, несколько отличающуюся сюжетом, об этих изменениях Шекспир мог не знать. Оригинальная новелла кончается трагически: брат Изабеллы лишается жизни. Другим источником стала пьеса Джорджа Уэтстона «Промос и Кассандра» (1578), тоже использовавшего новеллу Чинтио. Уэтстон ввёл в действие комические элементы и главные уловки (bed trick постельную подмену и head trick — предъявление головы другого казнённого).

Название пьесы — ссылка на Евангелие от Матфея (слова Иисуса из Нагорной проповеди): «Не судите, да не судимы будете. Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Матф. 7:1—3).

Пьеса предположительно была написана в 1603 или 1604 году, впервые опубликована в 1623 году в Первом фолио.

В своей книге «Шекспир изменённый, 1606—1623» (Shakespeare Reshaped, 1606—1623) Гари Тэйлор и Джон Джоветт, основываясь на стилистическом анализе текста, утверждают, что часть пьесы дошла до нашего времени не в своём первоначальном виде, а скорее в редакции, которую сделал Томас Миддлтон после смерти Шекспира. Авторы книги также утверждают, что Миддлтон перенёс действие в Вену, тогда как в оригинале события происходят в Италии.

Действующие лица

Винченцио, герцог, действующий также под видом брата Лодовико Анджело, наместник Эскал, пожилой вельможа Клавдио, молодой дворянин Люцио, молодой дворянин, щёголь Два других дворянина, приятели Люцио Тюремщик Фома, монах Петр, монах Локоть, простак-констебль	Пенка, дворянин, гуляка Помпей, слуга сводни Мерзило, палач Бернардин, арестант Судья, друг Эскала Варрий, друг герцога Изабелла, сестра Клавдио Марианна, невеста Анджело Джульетта, возлюбленная Клавдио Франциска, монахиня Поскреба, сводня

Сюжет

Винченцио, герцог Вены, осознав, что из-за либеральности его правления произошло падение нравов, объявляет, что отправляется с дипломатической миссией за пределы своих владений. Он оставляет своим наместником судью, имеющего безупречную репутацию и славящегося своей строгостью, Анджело.

Клавдио и Джульетта любят друг друга, но отсутствие денег мешает им заключить брак. Джульетта ждёт ребёнка от Клавдио. Один из законов города, давно не соблюдающийся, предписывает смерть за внебрачную связь. Анджело, приступив к своим обязанностям наместника, решает покарать Клавдио. Друг Клавдио, Люцио, посещает его сестру, Изабеллу, готовящуюся к постригу, и просит её ходатайствовать перед Анджело о помиловании брата. Изабелла добивается встречи с Анджело и умоляет пощадить Клавдио. Анджело влюбляется в Изабеллу и предлагает отдаться ему в обмен на жизнь брата. Изабелла отказывается, она понимает, что Анджело имеет репутацию неподкупного человека, и ей не поверят, если она откроет истинное лицо наместника. Она посещает Клавдио в тюрьме, и советует ему готовиться к смерти. Тот в отчаянии просит Изабеллу уступить Анджело, чтобы спасти его.

Герцог, который на самом деле не покинул город, живёт там под видом монаха Лодовико. Он следит за всем, что происходит в его владениях, особенно за действиями Анджело. В образе монаха он знакомится с Изабеллой и уговаривает её провести Анджело. Изабелла должна согласиться на свидание, но с Анджело ночью встретится Марианна, его невеста, когда-то отвергнутая им из-за потери приданого. Марианна всё ещё любит Анджело и соглашается на подмену. Изабелла ставит Анджело условие: свидание должно состояться в темноте и в полном молчании.

После ночи, проведённой с Марианной (но будучи уверенным, что эта была Изабелла), Анджело, который не собирался выполнять своё обещание, посылает в тюрьму за головой Клавдио. Ему приносят голову разбойника, умершего от лихорадки (он был похож на Клавдио).

Герцог «возвращается» в Вену. Изабелла и Марианна жалуются на несправедливое судейство Анджело, тот отрицает все их обвинения. Герцог оставляет место действия и возвращается через некоторое время в облике монаха Лодовико. Инкогнито герцога раскрыто, Анджело изобличён. Герцог подтверждает правдивость Изабеллы и Марианны. Он считает, что Анджело должен быть казнён, но сначала пусть заключит брак с Марианной, которая, получив наследство, найдёт себе лучшего мужа. Марианна просит помиловать Анджело, заручаясь помощью Изабеллы (которая ещё не знает, что её брат жив).

Герцог притворяется, что не внял призыву женщин, и только после того, как выясняется, что Клавдио жив, прощает Анджело. Герцог предлагает брак Изабелле, ответа девушки в пьесе нет, и это обстоятельство интерпретируется по-разному в различных постановках: часто её молчание трактуется как согласие.

Постановки

Первая датируемая постановка состоялась 26 декабря 1604 года — шекспировская труппа дала единственное представление при дворе короля Якова I. Сведений о других постановках при жизни автора нет.

Во время Реставрации «Мера за меру» была одной из многих пьес Шекспира, которые были приспособлены ко вкусам новой аудитории. Уильям Давенант в свою адаптацию пьесы, названную «Закон против любовников» ввёл новых персонажей Бенедикта и Беатриче из «Много шума из ничего». 18 февраля 1662 года Сэмюэл Пипс побывал на представлении этой пьесы; в своём дневнике он отметил, что это «хорошая пьеса, и прекрасно исполнена» — он был особенно впечатлён пением и танцем молодой актрисы, которая играла Виолу, сестру Беатриче (ещё один персонаж, созданный Давенантом). Давенант изменил характер Анджело, который теперь только проверяет целомудрие Изабеллы; пьеса заканчивается тройным браком. Эта одна из самых ранних адаптаций Реставрации, вероятно, не имела успеха.

Литератор Чарльз Джилдон обратился к тексту Шекспира в постановке 1699 года, осуществлённой в Линкольнс-Инн-Филдс. В своей адаптации, названной «Красота — лучший защитник», он отказался от всех комических персонажей. Кроме того, Анджело с Марианной и Клавдио с Джульеттой, состояли в тайном браке, таким образом снималась проблема прелюбодеяния, которая играет важную роль в пьесе Шекспира. Кроме того Джилдон ввёл в пьесу сцены из оперы Генри Перселла «Дидона и Эней», которые Анджело время от времени наблюдает на протяжении всего действия. В эпилоге Джилдон даёт слово призраку Шекспира, который жалуется на постоянные переделки его пьесы. Как и переработка Давенанта, версия Джилдона не имела успеха и больше не ставилась.

Джон Рич поставил в 1720 году версию, близкую шекспировскому оригиналу.

В конце викторианской эпохи тема пьесы считалась скандальной, и её постановка в 1870-х годах, где Изабеллу играла Аделаида Нейлсон, вызвала протесты. Оксфордское театральное общество сочло необходимым изменить пьесу для постановки в феврале 1906 года с Джерве Ренталом в роли Анджело и Мод Хоффман — Изабеллы. Этот же текст был использован, когда Оскар Эш и Лили Брайтон вскоре поставили пьесу в Театре Адельфи.

Актёр Уильям Поель ставил пьесу в лондонском Королевском театре (1893) и в манчестерском Gaiety Theatre (1908), в обеих постановках он играл Анджело. Работа Поэля также отмечена первой попыткой постановщика дать современную психологическую и теологическую трактовку и характеров персонажей и общего замысла пьесы. Как и в других своих постановках произведений елизаветинского театра, Поэль использовал оригинальный шекспировский текст с минимальными изменениями. В своих спектаклях Поэль вернулся к сцене ренессансного театра без декораций, пьесы шли без антрактов, текст актёры произносили быстро и напевно. Находки Поэля оказали сильное воздействие на дальнейшую постановочную судьбу пьес Шекспира.

Известные постановки XX века: 1933 — театр Олд Вик, в роли Анджело — Чарльз Лоутон; 1950 — постановка Питера Брука в Шекспировском мемориальном театре с Джоном Гилгудом в роли Анджело; 1976 год — Нью-Йоркский Шекспировский фестиваль, где Изабеллу играла Мерил Стрип, а Анджело — Джон Казале.

Единственный раз, в 1973 году, пьеса была поставлена на Бродвее. Девид Огден Стирс исполнил роль Винченцио, а Кевин Клайн — брата Петра. Позднее спектакль был представлен в Нью-Йорке на Шекспировском фестивале 1993 года: режиссёр Майкл Рудман, Кевин Клайн играл герцога, Эндрю Броуэр — Анджело, Лиза Гей Хэмилтон — Изабеллу.

В России

• 1983 — Владимирский областной театр драмы. Режиссёр Копылов Юрий Семёнович
• 1999 — «Анджело». Студия «Театр» Алексея Левинского. Режиссёр Алексей Левинский
• 2005 — Театр киноактера. Режиссёр И. В. Яцко.
• 2006 — Театр им. Ленсовета. Режиссёр В. Сенин.
• 2010 — Театр им. Евг. Вахтангова. Режиссёр Ю. Н. Бутусов.
• 2013 — Театр им. А.Пушкина. Режиссёр Деклан Доннеллан.

Переводы на русский язык

• 1833 — перевод начала комедии, сделанный А. С. Пушкиным
• 1893 — П. А. Каншин
• 1902 — Ф. Б. Миллер
• 1939 — Т. Л. Щепкина-Куперник
• 1949 — М. А. Зенкевич
• 1990 — О. П. Сорока

Влияние на творчество других авторов

• По мотивам пьесы написана ранняя комическая опера Рихарда Вагнера Das Liebesverbot («Запрет на любовь»). Вагнер написал её в 22-летнем возрасте.
• Образ Марианны, покинутой Анджело, вдохновил Теннисона на создание стихотворений «Марианна» (1830) и «Марианна на Юге» (1832). По мотивам «Марианны» Теннисона Джон Эверетт Милле написал картину «Мариана» (1851). Строки стихотворения Теннисона были включены в каталог выставки, на которой была представлена работа Милле.
• По мотивам пьесы Пушкин написал поэму «Анджело». По словам друга Пушкина Павла Нащокина, поэт «пленился драмой» и сначала хотел перевести её, но оставил это намерение, «не надеясь, чтобы наши актеры, которыми он не был вообще доволен, умели разыграть её». Пушкин считал поэму, несправедливо обойдённую критиками, одной из своих самых удачных вещей.

Лица, созданные Шекспиром, не суть, как у Мольера, типы такой-то страсти, такого-то порока, но существа живые, исполненные многих страстей, многих пороков. Обстоятельства развивают перед зрителем их разнообразные и многосторонние характеры. У Мольера Скупой скуп — и только; у Шекспира Шейлок скуп, сметлив, мстителен, чадолюбив, остроумен. У Мольера лицемер волочится за женою своего благодетеля, лицемеря; принимает имение под сохранение, лицемеря; спрашивает стакан воды, лицемеря. У Шекспира лицемер произносит судебный приговор с тщеславною строгостию, но справедливо; он оправдывает свою жестокость глубокомысленным суждением государственного человека; он обольщает невинность сильными, увлекательными софизмами, не смешною смесью набожности и волокитства. Анджело лицемер, потому что его гласные действия противоречат тайным страстям! А какая глубина в этом характере!

— А.С. Пушкин

• Пьеса «Круглоголовые и остроголовые» Бертольда Брехта первоначально представляла собой адаптацию пьесы.
• Название рассказа Томаса Пинчона «Смертность и милосердие в Вене» (Mortality and Mercy in Vienna, 1959) отсылает к произведению Шекспира.

Ссылки

• [magazines.russ.ru/voplit/2003/1/shaitan.html Игорь Шайтанов. Две «неудачи»: «Мера за меру» и «Анджело»]. Журнальный зал. Проверено 14 апреля 2013. [www.webcitation.org/6FyMLIuT0 Архивировано из первоисточника 18 апреля 2013].
• [rus-shake.ru/translations/Measure_for_Measure/ «Мера за меру» в русских переводах]

Отрывок, характеризующий Мера за меру

– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.