Мердер, Карл Карлович

Карл Карлович Мердер
Дата рождения	8 января 1787(1787-01-08)
Место рождения	Новая Белица, Могилёвская губерния
Дата смерти	24 марта 1834(1834-03-24) (47 лет)
Место смерти	Рим, Италия
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Годы службы	1804—1834
Звание	генерал-майор, генерал-адъютант
Сражения/войны	Война третьей коалиции, Война Четвёртой коалиции
Награды и премии	Орден Святого Георгия 4-й ст. (1829)

Карл Карлович Мердер (8 января 1787 — 24 марта 1834) — генерал-майор, генерал-адъютант, воспитатель императора Александра II. Известен также своими записками-дневником, в котором описал юные годы Александра II.

Биография

Родился 8 января 1787 года в Новой Белице Могилёвской губернии (ныне — Новобелицкий район города Гомеля), сын Белицкого городничего, отставного секунд-майора Белорусского гусарского полка, происходил из дворянского рода Лифляндской и Могилёвской губерний и имевшего саксонские корни.

Образование получил в 1-м кадетском корпусе, из которого выпущен в 1804 году корнетом в Елисаветградский гусарский полк.

Принимал участие в войне 1805 года против французов в Австрии, в сражении при Аустерлице получил тяжёлую рану палашом в голову. Затем он участвовал в кампании 1806—1807 годов против французов в Восточной Пруссии. В 1808 году Мердер по состоянию здоровья оставил строевую службу и был переведён дежурным офицером в 1-й кадетский корпус.

При отктытии в Санкт-Петербурге Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров Мердер получил назначение ротным командиром в эту школу с зачислением в лейб-гвардии Измайловский полк.

В июле 1824 года Мердер получил чин полковника и по выбору великого князя Николая Павловича, с согласия императора Александра I, был назначен воспитателем-наставником наследника цесаревича Александра Николаевича. По свидетельству современников выбор Мердера в качестве воспитателя наследника престола был весьма удачным. Так А. С. Пушкин считал Мердера «Человеком добрым и честным», великая княжна Ольга Николаевна вспоминала: «Он был прирождённый педагог, тактичный и внимательный. Правилом его работы было развить хорошие черты ребёнка и сделать из него честного человека». Также и В. А. Жуковский, который в это время был руководителем учебными занятиями будущего императора Александра II, высоко оценивал Мердера: «Отменно здоровый ум, редкое добродушие и живая чувствительность, соединённые с холодной твёрдостью воли и неизменным спокойствием души, — таковы были отличительные черты его характера. С сими свойствами, дарованными природой, соединял он ясные правила, извлечённые им из опыта жизни, правила, от коих ничто никогда не могло отклонить его в поступках». Александр Николаевич называл своего наставника «бесценный, мой второй отец».

Находясь на посту воспитателя и руководителя цесаревича, К. К. Мердер вёл записки, которые были впервые опубликованы в 1885—1886 годах.

При выступлении декабристов Мердер вместе со своим подопечным находился в Аничковом дворце и немедленно доставил наследника под усиленную охрану в Зимний дворец. В тот же день Мердер был пожалован званием флигель-адъютанта.

14 октября 1828 года Мердер был произведён в генерал-майоры с зачислением в Свиту Его Императорского Величества.

19 декабря 1829 года Мердер за беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах был награждён орденом св. Георгия 4-й степени (№ 4294 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова).

Осенью 1832 года у Мердера обнаружились признаки болезни сердца и он с семьёй выехал на лечение в Берлин. Несмотря на отлучку Мердера из Санкт-Петербурга император Николай I 10 марта 1833 года пожаловал его званием генерал-адъютанта. На Пасху 1834 года Мердер, находясь на церемонии папского благословения на площади св. Петра, простудился. 19 марта у него началась лихорадка. 24 марта Мердер скончался, и через два дня был погребён на Английском кладбище. Когда об этом стало известно в Петербурге, император Николай запретил говорить сыну о смерти его наставника. Лишь 22 апреля после церемонии принесения присяги наследника престола, Николай сообщил Александру о смерти Мердера. В мае 1835 года прах Мердера с разрешения папы римского был перевезён на родину. 28 мая его похоронили на Смоленском лютеранском кладбище в присутствии цесаревича и принца Ольденбургского. После отпевания в лютеранской церкви наследник сказал: «Я никогда не справлялся о его вероисповедании, но я знал добрые дела, и мне не нужно было ничего более, чтобы уважать его и любить». Эпитафия Мердеру на надгробии гласит: «Не судил ему Творец, увидеть подвига начатого конец. И сладко отдохнуть среди семьи любимой».

Сочинения

• Мердер К. К. Записки. — «Русская старина», тт. XLV — XLVIII, 1885; тт. XLIX — L, 1886.

Семья

Брат Мердер, Павел Карлович (1797—1873) — генерал-лейтенант, участник Кавказской войны, сенатор.

Дети Карла Карловича Мердера:

• Пётр Карлович (1819—1894) — генерал от кавалерии, генерал-адъютант, член совета Главного управления Государственного коннозаводства.
• Павел Карлович (1824—1873) — полковник, командир 4-го гренадерского Несвижского полка
• Николай Карлович (1826—1891) — генерал-лейтенант
• Иван Карлович (1830—1907) — шталмейстер, благотворитель
• Мария Карловна (1815—1870) — фрейлина, писатель-мемуарист

Источники

• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том II. Л—Я. — М., 2009. — С. 139. — ISBN 978-5-9524-4167-5
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). СПб., 1869
• Федорченко В. И. Свита российских императоров. Книга 2. М—Я. Красноярск—М., 2005
• Список лиц свиты их величеств с царствования императора Петра I по 1886 г. / Сост. Г. А. Милорадович. — Киев, 1886. — С. 28, 55, 107.

Отрывок, характеризующий Мердер, Карл Карлович

Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)