Меренге

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Меренге
Направление:

латиноамериканская музыка

Истоки:

доминиканский фольклор

Место и время возникновения:

Доминиканская Республика
1840-е

Годы расцвета:

1930-е, 1960-е, 1990-е

Поджанры:

меренге бомба, меренге типико, памбиче, при-при, христианское меренге

Родственные:

карабине́, мангулина, сальве

Производные:

меренкумбия, меренге-хип-хоп, меренге-хаус, меренгетон

См. также:

сальса, бачата, реггетон

Мере́нге (исп. merengue) — музыкальный стиль и танец Доминиканской Республики, получивший также широкое распространение в латиноамериканских странах Карибского бассейна, а также в тех из латиноамериканских общин США, где преобладают выходцы из этих стран.





Музыка меренге

Меренге характеризуется быстрым темпом и условно состоит из трех частей: ритмическая часть, мелодическая часть, вокал. Для исполнения меренге необходимо не менее трех музыкальных инструментов, два из которых — традиционные для Антильских островов: гуиро (или гуира) и тамбора. Тамбора — ударный инструмент африканского происхождения, деревянный барабан, обтянутый козлиными шкурами. На тамборе играют, ударяя ладонью по одной стороне и деревянной палочкой — по другой стороне, а также по ободу. Гуиро — инструмент из плода сушеной тыквы, на которую наносили горизонтальные насечки, проводя по которым деревянной палочкой, извлекали звук. В современном меренге также используется гуиро из жести, которая имеет вид трубки с гофрированными стенками. Оба этих инструмента отвечают за ритмическую часть меренге и используются как в фольклорном, так и в популярном вариантах.

Фольклорное меренге (merengue típico)

Главным инструментом в «типико»-ансамбле является кнопочный аккордеон. Аккордеон дает яркий, насыщенный звук и оставляет широкий простор для импровизации. Соло на аккордеоне — неотъемлемая часть фольклорных композиций. Аккордеонист в подавляющем большинстве случаев является также и лидером-основателем группы.

В фольклорном меренге также часто применяются мара́ки и язычковая маримба (marimba de lengüetas). Последняя представляет собой деревянный ящик с отверстием в передней части, частично закрытым металлическими пластинами. Играют на язычковой маримбе, ударяя по пластинам рукой либо оттягивая их.

Классическое и современное меренге

В современном меренге аккордеон практически не участвует. Его заменили клавишные — фортепиано и духовые — труба, тромбон, саксофон. Труба и тромбон, как широко используемые в музыке «тропического» направления, делают мелодию веселой и торжественной. В частности, оглушительные партии труб характерны для меренге с острова Пуэрто-Рико. Доминиканские музыканты чаще вводят в оркестр один или два саксофона; в этом случае мелодический рисунок становится более сглаженным. Фольклорные ансамбли в некоторых случаях также используют саксофон.

История меренге

Зарождение музыкального жанра

Происхождение меренге до сих пор вызывает споры. Имеется несколько версий зарождения этого жанра:

  1. Первое меренге сочинил и исполнил Хуан-Баутиста Альфонсека (Alfonseca, Juan Bautista, 1810—1875), доминиканский композитор, руководитель военных оркестров и автор первого гимна Доминиканской Республики (Flérida de Nolasco).
  2. Впервые меренге прозвучало как триумфальная мелодия после битвы при Таланкере (1844), где доминиканские войска одержали победу над гаитянами (Rafael Vidal).
  3. Меренге напрямую происходит от распространенной в те времена кубинской мелодии под названием упа (upa habanera). В Доминиканскую Республику упа пришла с берегов Пуэрто-Рико в середине прошлого века (Fradique Lizardo).

Историографы склоняются к мнению, что третья версия происхождения меренге наиболее правдоподобна. Так, в 1838—1849 годах получил широкое распространение танец упа абанера (upa habanera), который вошёл в моду сначала в Пуэрто-Рико, а потом и в Санто-Доминго. Одно из движений этого танца называлось «меренге». Похоже, это название нигде не упоминалось до тех пор, пока полковник Альфонсека не начал включать фрагменты этой популярной мелодии в свои произведения.

Сначала меренге исполнялось с помощью народных инструментов, наиболее доступных, таких, как трес, куатро (разновидности карибских гитар), доминиканская бандуррия. В конце прошлого века в Доминиканскую Республику был завезен из Европы диатонический аккордеон, который, благодаря удобству в обращении с ним, заменил бандуррию и гитары. Но в то же время мелодические возможности аккордеона налагали некоторые ограничения на музыку, и поэтому меренге с тех пор практически не претерпело изменений.

Развитие меренге до 1930 года

Несмотря на то, что меренге быстро завоевало симпатии народа, высшее общество очень долго выступало против нового жанра, так как меренге имело африканские корни. Другие доминиканские ритмы того же происхождения не подвергались нападкам со стороны аристократии, так как это были в основном ритуальные танцы, которые практиковались в сельской местности, вдалеке от состоятельного общества, в то время как меренге уже танцевали в бальных салонах наравне с классическими танцами. Другой причиной того, что меренге долго находилось в немилости у состоятельных классов, были тексты песен. Большинство из них были вульгарны и изобиловали бранными словами, таким песням было не место в приличном танцевальном салоне.

В 1875 году президент Улисес Франсиско Эспайльят (Espaillat, Ulises Francisco) начал кампанию за запрещение меренге. Это было уже не нужной мерой, так как меренге к тому времени уже ушло из больших городов и сделалось популярным в сельских регионах. Особенно широкое распространение оно получило в регионе Сибао (и, возможно, поэтому эта местность считается родиной меренге).

В начале ХХ века началось движение за возрождение меренге. Известные музыканты того времени хотели, чтобы меренге вновь зазвучало в салонах. Для этого тексты, сопровождающие музыку, необходимо было избавить от вульгарных выражений. Долгое время попытки оправдать меренге были безуспешны. Ситуация резко изменилась в 1930 году, когда Рафаэль Леонидас Трухильо, кандидат в президенты, пригласил для своей предвыборной кампании народные оркестры (conjuntos), исполнявшие «perico ripiao», традиционное меренге. Большую роль в популяризации меренге сыграло и распространение радио.

Известные исполнители меренге в 1910—1930 годах: Франсиско «Ньико» Лора (Francisco «Ñico» Lora), Антонио Абреу (Antonio Abreu).

Меренге в эпоху Трухильо (1930—1961)

Семья диктатора Трухильо всячески способствовала распространению народной доминиканской музыки. В этот период меренге начинает постепенно распространяться за пределы страны, благодаря росту количества радиостанций в Доминиканской Республике и во всем Карибском регионе. Известно, что уже в 30-е годы меренге-оркестры возникли в Венесуэле, Колумбии, США, на Кубе. В это время стали известными такие исполнители, как Альберто Бельтран (Alberto Beltrán), Анхель Вилория (Ángel Viloria), Луис Калаф (Luis Kalaff), Хосеито Матео (Joseíto Mateo).

Меренге в наши дни

С падением диктатуры Трухильо в 1961 году меренге получило новое развитие. Демократизация доминиканского общества дала музыкальным коллективам бо́льшую творческую свободу. Как результат, мелодии меренге стали разнообразнее и насыщеннее. Тексты, ранее излишне политизированные, стали уходить в сторону более повседневных тем. В 60-е годы возникли такие коллективы, как «Комбо Шоу» Джонни Вентуры (El Combo Show de Johnny Ventura), оркестры Куко Валоя (Cuco Valoy), Феликса дель Росарио (Félix del Rosario).

В 70-е, в стремительно растущих городах — Санто-Доминго и Нью-Йорке, центре доминиканской эмиграции, — меренге приобретает статус популярной музыки. Меняется также концепция музыкальных коллективов, теперь они называются группами (в противовес оркестрам), наиболее известными из которых становятся Milly y Los Vecinos, Conjunto Quisqueya, Wilfrido Vargas y Los Beduinos, Los Hijos del Rey.

В эпоху 80-х на доминиканскую музыку оказали влияние многие зарубежные музыкальные стили, в частности, рок и джаз. Это способствовало ещё большему росту мелодического разнообразия в меренге. Аранжировщики меренге вводят в обработки новые инструменты (скрипка, виолончель, синтезатор и другие). Среди исполнителей становятся известными Хуан-Луис Герра и его оркестр «4.40» (Juan Luis Guerra y 440), Диони Фернандес (Dioni Fernández), Алекс Буэно (Alex Bueno), Рамон-Орландо Валой (Ramón Orlando Valoy), Фернандо Вильялона (Fernando Villalona), Серхио Варгас (Sergio Vargas), Рубби Перес (Rubby Pérez), «Братья Росарио» (Los Hermanos Rosario), и среди аранжировщиков — Мануэль Техада (Manuel Tejada).

В конце 80-х—начале 90-х, во многом благодаря усилиям двух музыкантов, доминиканца Джоси Эстебана (Jossie Esteban) и пуэрториканца Альберто «Ринго» Мартинеса (Alberto «Ringo» Martínez), произошёл рост популярности меренге в Пуэрто-Рико. Эстебан и Мартинес, основатели собственной группы La Patrulla 15, создали множество новых молодёжных групп, таких как Caña Brava, Zona Roja, Las Nenas de Jossie y Ringo; открыли много молодых талантов — в частности, популярных певиц Ольгу Таньон и Селинес (Celinés). Развитие музыкального жанра как в Пуэрто-Рико, так и в Доминиканской Республике идет практически параллельно. В этот период меренге приобретает статус коммерческой музыки — альбомы многих исполнителей попадают на музыкальные рынки Америки, Европы и Азии. Однако, с середины 90-х пуэрто-риканское меренге претерпело значительные изменения, в основном в сторону упрощения ритма и мелодий. В конце 90-х возникло ещё одно течение — нью-йоркское меренге, которое отличалось ещё большим примитивизмом текстов и мелодий.

Также в конце 90-х в Доминиканской Республике и доминиканских общинах Нью-Йорка возросла популярность фольклорного «меренге типико». В 1997 году нью-йоркская группа Fulanito выпустила сенсационный альбом «Guallando», который явился сплавом меренге типико с современными городскими ритмами (рэп).

Музыкальные критики считают, что начиная с 2000 года меренге переживает кризис. Коммерциализация меренге нанесла серьёзный ущерб самобытности жанра: множество групп-однодневок наполнило рынок альбомами низкого качества. Тем не менее, «ветераны жанра», такие как Хуан-Луис Герра (Juan Luis Guerra), Милли Кесада (Milly Quezada), Джоси Эстебан, Вильфридо Варгас, продолжают работать над выпуском новых альбомов в надежде на будущее возрождение меренге.

Близкие музыкальные жанры

Напишите отзыв о статье "Меренге"

Примечания

Литература

  • Austerlitz, Paul: Merengue: Dominican Music and Dominican Identity. — Temple University Press, Philadelphia, 1997. — ISBN 1-56639-484-8
  • Gómez Sotolongo, Antonio: Los cien músicos del siglo. — Editorial Cañabrava, Santo Domingo, 2000.

Ссылки

  • [www.mindspring.com/~adiascar/musica/index.html Tambora y Güira] (англ.) (исп.)

Отрывок, характеризующий Меренге

– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.