Мерида (Испания)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Город
Мерида
исп. Mérida, эстр. Méria
Флаг Герб
Страна
Испания
Автономное сообщество
Эстремадура
Провинция
Координаты
Алькальд (мэр)
Хосе Анхель Калье Грахера
Первое упоминание
Прежние названия
Эмерита Августа (Emerita Augusta)
Площадь
865,6 км²
Высота НУМ
217 м
Население
55 700 человек (2008)
Часовой пояс
Почтовый индекс
06800
Официальный сайт
[www.merida.es/ ida.es]
Показать/скрыть карты

Ме́рида (исп. Mérida, эстр. Méria) — город в Испании, на реке Гвадиана, столица автономного сообщества Эстремадура. Население 55,7 тыс. жителей.



История

На месте Мериды стояла в античности Эмерита-Августа (лат. Emerita Augusta) — главный город римской провинции Луcитания. Основал его в 25 г. до н. э. император Октавиан Август. Тогда же через Гвадиану был переброшен 800-метровый мост, уцелевший до нашего времени. Для защиты моста в Мериде базировался крупный римский гарнизон.

В VI веке Мерида становится центром епископии и религиозной столицей всего Иберийского полуострова. В 713 г. городом овладели арабы, которыми предводительстовал Муса ибн Нусайр. На останках римской крепости они воздвигли новую — она называется Алькасаба.

В 1230 г. король Альфонсо IX отвоевал Мериду у мавров и передал город в распоряжение ордена Святого Иакова. Судьба города долгое время была неразрывно связана с рыцарями Сантьяго. Историческое наследие понесло большой урон в XIX веке в связи с перипетиями наполеоновских войн и промышленной революцией.

Достопримечательности

Несмотря на определённые утраты, Мерида сохранила больше античных памятников, чем любой другой город на Иберийском полуострове. Археологические находки экспонируются в новом музее, который спроектировал Рафаэль Монео. Ансамбль сохранившихся зданий колонии Эмерита-Августа признан ЮНЕСКО памятником Всемирного наследия:

Галерея


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "Мерида (Испания)"

Отрывок, характеризующий Мерида (Испания)

Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.