Меримде

Мери́мде (Мери́мде Бе́ни-Сала́ма) — неолитическое поселение на западной границе Нильской Дельты, в 60 км к северо-западу от Каира. Поселение, являющееся одним из самых больших в додинастический период, датируется V — первой половиной IV тыс. до н. э., что соответствует по времени концу Бадарийского периода — началу периода Накада I в Верхнем Египте, а также файюмской культуре А. Площадь поселения около 18 га, численность населения оценивается от 5 до 16 тыс. чел. Культурный слой достигает толщины 2 м.

Керамика и каменные орудия, найденные в Меримде сходны с неолитической файюмской культурой A, однако керамика Меримде отличается большей точностью изготовления и разнообразием форм. Найдено много каменных земледельческих орудий: серпы, зернотёрки и др., а также кости рыб, крючки и гарпуны. Это даёт основания предполагать, что наряду с земледелием, одним из важных занятий жителей было рыболовство.

На ранней стадии развития поселения жилища представляли собой небольшие конические хижины из тростника, укрепленные шестом и расположенные хаотично, на поздней стадии хижины делали уже из саманного кирпича и ставили упорядоченно с учетом господствующего ветра. Около хижин находились ямы хозяйственного назначения с сосудами для воды и корзинами для зерна. В 1982 году была найдена разбитая терракотовая голова, которую удалось восстановить. Она является одним из древнейших известных изображений человека в Египте. При раскопках некрополя были найдены погребения, в которых покойники лежат в скрюченном положении, в основном головой на юго-восток и лицом на северо-восток.

Первые раскопки поселения проводились в 1928-39 гг. под руководством Г. Юнкера. Второй раз археологи исследовали поселение в 1980-е гг, однако, несмотря на это, раскопана еще не вся территория, а только три отдельных участка.

Отрывок, характеризующий Меримде

Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.



Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.