Мерион, Шарль
| Шарль Мерион |
Шарль Мерион (фр. Charles Meryon; 23 ноября 1821, Париж — 13 февраля 1868, Шарантон-ле-Пон, департамент Валь-де-Марн) — французский художник и гравёр.
Биография
Шарль Мерион (Charles Méryon) родился в Париже 23 ноября 1821 года. Внебрачный сын оперной танцовщицы из Парижа и британского медика Чарльза Льюиса Мериона[1], окончил школу морских офицеров, в которую поступил в 1837 году. На судах «Алжир», а после «Монтебелло» он посетил Алжир, Тунис, Смирну, Афины, Аргос; на борту корвета «Рейн» совершил плавание к берегам Новой Зеландии, Новой Каледонии, Океании. Во время этого последнего путешествия, поражённый видами Новой Зеландии, пристрастился к рисованию. В 1847 году он оставил флот по состоянию здоровья в звании лейтенанта и остался в Париже, чтобы посвятить себя живописи. «Возможно, это сделает меня несчастным, но если я поступлю иначе, я буду жалеть всю оставшуюся жизнь», — писал он. Учился в Лувре, копируя работы Жака-Луи Давида, голландских художников. Обнаружив, что он дальтоник, обратился к гравюре, которую изучал под руководством своего друга — гравёра Эжена Блери, преподававшего ему методы офорта. Для печати Мерион предпочитал зеленоватую бумагу XVIII века, тонкую голландскую и цветную японскую бумагу. «Мой дефект зрения таков, что я предпочитаю красоты чёрно-белых гравюр с их градацией серого ярким краскам живописных полотен», — признавался художник[2]. Подружился с графиком и художником-импрессионистом Феликсом Бракмоном, тот оставил его портрет.
В 1858 году у Мериона случается первый приступ депрессии, и его помещают в приют Charenton. После криза он вновь возвращается к офорту, но его работы лишаются прежнего блеска. В 1861 году он работал в Офортном фонде Парижа, но его состояние всё ухудшалось. Мерион закончил свою жизнь в приюте Charenton 13 февраля 1868 года, куда был помещён вследствие серьёзного душевного расстройства (депрессия, галлюцинации, мания преследования) в возрасте 46 лет[2].
Наследие и признание
Офорты, посвящённые Парижу, созданные в 1850-1854 годах — самое значительное из работ Мериона (исследователи говорят о «Мерионовском Париже»). Его офортами с видами Парижа восхищались Гюго, Бодлер, Ван Гог, Пьер Жан Жув. Виктор Гюго, сам замечательный рисовальщик, писал Бодлеру: «Поскольку Вы знакомы с Мерионом, скажите ему, что его офорты с их светотенью, сиянием и мраком совершенно ослепили меня».
Память
В селе Акароа на полуострове Банкс в регионе Кентербери на Южном острове Новой Зеландии Шарлю Мериону установлен памятник.
Напишите отзыв о статье "Мерион, Шарль"
Литература
- The catalogue raisonné of the prints of Charles Meryon/Richard S. Schneiderman, ed. London: Garton & Co. in Association with Scolar Press, 1990.
- Сollins R. Charles Meryon: a life. Devizes: Garton, 1999
Примечания
Ссылки
- [www.snof.org/art/meryonnew.html Биография]
- [www.artcyclopedia.com/artists/meryon_charles.html Работы в музеях мира]
- [battle9.hip-hop.ru/round7/table2/t2p03_12496_b9hhru_round7_Krajm_Volshebnik.mp3 Трек о Шарле Мерионе]
- [eau-forte.blogspot.com/ Произведения Шарля Мериона]
Отрывок, характеризующий Мерион, Шарль
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
