Мери, Леннарт

Леннарт Мери Lennart-Georg Meri<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Эстонии
6 октября 1992 года — 8 октября 2001 года
Предшественник:	должность восстановлена; Константин Пятс (до 1940)
Преемник:	Арнольд Рюйтель
Министр иностранных дел Эстонии
8 мая 1990 года — 6 апреля 1992 года
Предшественник:	должность восстановлена, он сам как министр иностранных дел Эстонской ССР
Преемник:	Яан Манитски
Министр иностранных дел Эстонской ССР
11 марта — 8 мая 1990 года
Предшественник:	Грен, Арнольд Карлович
Преемник:	он сам как министр иностранных дел Эстонской Республики
Рождение:	29 марта 1929(1929-03-29) Таллин, Эстония
Смерть:	14 марта 2006(2006-03-14) (76 лет) Таллин, Эстония
Место погребения:	Лесное кладбище (Таллин)
Супруга:	Регина Мери, Хелле Мери
Дети:	Март Мери, Кристян Мери, Тууле Мери
Партия:	Исамаалийт
Образование:	Тартуский университет
Деятельность:	прозаик, кинорежиссёр, политик, переводчик
Награды:

Леннарт Мери (полное имя — Леннарт-Георг Мери (эст. Lennart-Georg Meri); 29 марта 1929, Таллин, Эстония — 14 марта 2006, Таллин, Эстония) — эстонский писатель и государственный деятель, президент Эстонии в период 1992—2001. Мери был одним из лидеров эстонского движения за независимость.

Биография

Детство и молодость

Леннарт Мери родился 29 марта 1929 года в Таллине, в семье эстонского дипломата, впоследствии переводчика Шекспира на эстонский язык, Георга Мери и Алисы-Бригитты Энгманн, эстонской шведки по происхождению. Леннарт покинул Эстонию в раннем возрасте и вместе со своей семьёй переезжал из страны в страну, учился в девяти разных школах на четырёх разных языках. Самые тёплые воспоминания остались у него о годах, проведённых в парижском лицее Жансон-де-Сайи. Кроме своего родного эстонского, Леннарт Мери владел пятью иностранными языками: финским, французским, немецким, английским и русским.

Семья Мери оказалась в Таллине летом 1940 года, когда в Эстонии была установлена советская власть. В 1941 году новые власти выслали всю семью в Сибирь. В возрасте 12 лет Леннарту довелось поработать на лесоповале. Чтобы поддержать свою семью, он также работал чистильщиком картофеля и лесосплавщиком.

Будучи в ссылке, Леннарт Мери живо интересовался другими финно-угорскими языками, звучавшими вокруг него, принадлежавшими к той же языковой семье, что и его родной эстонский. Интерес к этническому и культурному родству разбросанных финно-угорских народов был темой его работ в течение всей жизни.

Семья Мери выжила и нашла дорогу обратно в Эстонию, где Леннарт Мери получил диплом с отличием на кафедре истории и языков Тартуского университета в 1953 году. Советская власть не позволила ему работать историком, поэтому Мери устроился драматургом в театр Ванемуйне, старейший театр Эстонии, а позднее постановщиком на Эстонское радио. Несколько его фильмов заслужили восторженную оценку критиков.

Писатель и режиссёр

После путешествия в 1958 году в горы Тянь-Шань в Средней Азии и по древним мусульманским центрам в пустыне Каракум Леннарт Мери написал свою первую книгу, тепло встреченную читателями. Будучи ещё студентом, Леннарт Мери мог зарабатывать себе на жизнь литераторским трудом после того, как его отец был арестован в третий раз. С помощью своего младшего брата, вынужденного оставить учёбу и устроиться на работу таксистом, он поддерживал мать и в то же время успешно закончил свою учёбу. Фильм Ветры Млечного пути (эст. Linnutee tuuled), снятый совместно с Финляндией и Венгрией, был запрещён в Советском Союзе, но выиграл серебряную медаль на Нью-Йоркском Фестивале. В финских школах этот фильм и текст к нему использовались как учебный материал. В 1986 году Леннарт Мери был премирован как почётный доктор Университета Хельсинки. В 1963 году стал членом Союза писателей Эстонии. В 1970-х был избран почётным членом Финского общества литераторов. Переводил на эстонский произведения Ремарка, Грэма Грина, Солженицына.

В страну Огненных гор (эст. Tulemägede Maale), созданная в 1964-м, рассказывает о путешествии Мери на Камчатку в 1960-х. Кроме него, в этой экспедиции участвовали геологи, ботаники, фотограф, а также художник Калью Полли. «Путешествие — это единственная страсть, от которой не шарахается разум»,— писал Мери. Городские жители всё ещё хотят увидеть мир, изголодались по природе. Мери не недооценивал отрицательные стороны массового туризма, но сделал вывод, что «наука освободит нас от цепей больших городов и приведёт обратно к природе».

Книга Мери о его путешествии на северо-восток, В воротах северного сияния (эст. Virmaliste Väraval) 1974, принесла ему громадный успех в Советском Союзе. Она была переведена на финский в 1977 году в серии «Советские писатели», в которой финскому читателю были также представлены другие эстонские писатели: Матс Траат, Лилли Промет и Юло Туулик. В книге Мери соединил настоящее со взглядом в прошлое, использовал материалы таких исследователей, как Джеймс Кук, Иоганн Рейнгольд Форстер, Фердинанд фон Врангель, Даль, Зауер, Александер фон Миддендорфф и другие. Когда он увидел горы, вздымающиеся на фоне штормового неба Берингова пролива, он представил себе, как Витус Беринг и Джеймс Кук смотрели на те же горы, но с другой стороны.

Вероятно, лучшая из известных работ Мери, Серебряно-белое (эст. Hõbevalge), была опубликована в 1976. В ней воссоздаётся история Эстонии и региона Балтийского моря. Так же как и в других своих работах, Мери сочетает документальные источники, научные исследования и воображение. «Если география — проза, то карты — иконография», — писал Мери. Серебряно-белое основана на большом количестве старинных источников по мореплаванию и осторожно приоткрывает завесу тайны легендарной Ultima Thule. Это имя было дано в античные времена самой северной земле, лежащей в шести днях плавания к северу от Британии. Существуют точки зрения, что этой землёй могли быть Шетландские острова, Исландия и Норвегия. Согласно Мери, возможно, что Туле происходит из старой народной эстонской поэмы, описывающей рождение кратерного озера в Каали, Сааремаа. В эссе Воля Тацита (эст. Tacituse tahtel) 2000, Мери описывает древние контакты между Эстонией и Римской империей и отмечает, что меха, янтарь и особенно ливонское сухое, свободное от гнили зерно могли быть самым большим вкладом Эстонии в общую культуру Европы — в голодные годы это зерно поставлялось в Европу.

Мери основал неправительственный Эстонский Институт (Eesti Instituut) в 1988, чтобы улучшить культурные контакты с Западом и иметь возможность посылать эстонских студентов на учёбу за границу.

Политическая деятельность

После двадцати лет отказов советские власти всё же дали разрешение Леннарту Мери на поездки за границу в конце 1970-х. Он завязал тесные отношения с политиками, журналистами и эстонцами, бежавшими за рубеж. Он был первым эстонцем, заявившим за границей протест против советских планов разработки фосфоритных месторождений в Эстонии, что, по оценкам экологов Народного Фронта Эстонии, могло сделать треть страны непригодной для жизни людей .

Экологические протесты в Эстонии быстро переросли во всеобщее антисоветское возмущение, возглавленное эстонской интеллигенцией и названное «Поющей революцией». Речь Леннарта Мери «эстонцы обрели надежду» была сфокусирована на проблемах выживания нации и имела широкий отклик за рубежом. В 1988 году Мери стал членом Народного Фронта, который сотрудничал с подобными организациями в Латвии и Литве, а с 1990 года принял участие в работе Конгресса Эстонии.

Министр иностранных дел

После первых некоммунистических выборов в 1990 году Мери был выдвинут на пост министра иностранных дел. Единственная деятельность, которой он занимался на этом посту после создания им самим министерства, — это презентационные визиты в Западную Европу, налаживание внешних контактов. Принимал участие в конференциях СБСЕ в Копенгагене, Нью-Йорке, Париже, Берлине и Москве, а также в конференции, на которой был создан Совет стран Балтийского моря. Несколько раз встречался с главами американских и европейских государств, а также с министрами иностранных дел, был первым гостем из Восточной Европы, нанёсшим презентационный визит в штаб-квартиру НАТО в Брюсселе.

Пост президента

С 1992 по 2001 гг. — президент Эстонии. На президентском посту пробыл два срока и, по эстонской конституции, был лишён возможности баллотироваться в третий раз.

Правозащитная деятельность

Леннарт Мери был вовлечён в работу по защите прав человека немецких беженцев из стран Центральной и Восточной Европы. Также защищал права жертв этнических чисток в Европе, был членом жюри фонда Франц Верфель за права человека, отмеченного «Центром против изгнаний» (Zentrum gegen Vertreibungen). В 1999 получил высшую награду от «Союза изгнанных» (Bund der Vertriebenen).

В августе 2005 года Леннарту Мери был поставлен диагноз — злокачественная опухоль головного мозга, сделана операция. 14 марта 2006 года он умер в больнице Магдалена в Таллине. Похоронен на Лесном кладбище Таллина.

Увековечение памяти

В честь Леннарта Мери назван Таллинский аэропорт.

Ссылки

• [dv.ee/Default2.aspx?ArticleID=97c194fd-3422-43f5-b2d4-eab5d1d0c472 Таллинский аэропорт получил имя Леннарта Мери] (статья в газете «Вести дня»)

Отрывок, характеризующий Мери, Леннарт

– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.