Меркатор, Герард
| Герхард Меркатор | |
| лат. Gerhardus Mercator | |
 Статуя Герарда Меркатора в Parc du Petit Sablon в Брюсселе. | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: |
Рюпелмонде, Фландрия, Священная Римская империя |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
Дуйсбург, Юлих-Клеве-Берг, Священная Римская империя |
| Научная сфера: | |
| Научный руководитель: | |
Герард Мерка́тор (лат. Gerhardus Mercator; 5 марта 1512, Рупельмонде — 2 декабря 1594, Дуйсбург) — латинизированное имя Герарда Кремера (и латинская, и германская фамилии означают «купец»), фламандского картографа и географа.
Биография
Родился 5 марта 1512 года в Рупельмонде (Восточная Фландрия, ныне Бельгия). В то время Фландрия была частью Нидерландов. Меркатор наиболее известен как автор картографической проекции, носящей его имя. Меркатор впервые применил эту равноугольную цилиндрическую проекцию при составлении навигационной карты мира на 18 листах (1569 год). Проекция Меркатора отличается тем, что на картах не искажаются углы и формы, а расстояния сохраняются только на экваторе. В настоящее время она применяется для составления морских навигационных и аэронавигационных карт. Хотя в результате современных историко-картографических исследований установлено, что такая проекция использовалась ещё в 1511 году, широкое применение она получила лишь благодаря Меркатору.
Герард был седьмым ребёнком в семье, жившей достаточно бедно. Его отец, Губер Кремер, был сапожником и фермером-арендатором. Следует отметить, что и отец, и мать Герарда не были уроженцами Рупельмонде (Рюпельмонде), но происходили из немецкого городка Гангельте, расположенного на границе с Нидерландами. В Рупельмонде же у Губера были многочисленные родственники, которых он иногда навещал. Во время одной из поездок супругов Кремер в Рупельмонде у них родился сын Герард. Через несколько лет после его рождения семья переехала в Рупельмонде на постоянное жительство.
Когда Герарду (по-фламандски он звался Gheert Cremer) исполнилось 14 или 15 лет, его отец умер, и семья осталась без средств к существованию. Воспитателем Герарда стал дядя его отца — кюре Гизберт Кремер. Благодаря ему Герард получает образование в гимназии небольшого городка Хертогенбос. Здесь изучались основы богословия, классические древние языки и начала логики. Одним из учителей Герарда был Макропедий. Предположительно, именно в гимназические годы Герард, следуя моде того времени, «перевёл» свою немецкую фамилию Кремер («торговец») на латынь — и стал Меркатором. Гимназию он оканчивает очень быстро, за три с половиной года, и почти сразу же (29 сентября 1530 г.) продолжает обучение в Лувенском (Лёвенском) университете (ныне — на территории Бельгии), вновь благодаря поддержке Гизберта Кремера. Лувен был крупнейшим научным и учебным центром Нидерландов, в нём находилось 43 гимназии, а его университет, основанный ещё в 1425 году, был лучшим в Северной Европе. В центр гуманистического образования и свободомыслия город превратился благодаря Эразму Роттердамскому (1465—1536), жившему некоторое время в Лувене. Меркатор стал учеником географа, гравера и энциклопедиста Фризиуса Реньера Гемма (который был всего тремя годами старше Меркатора). После окончания университета в 1532 году Меркатор работал вместе с Гемма-Фризом над созданием глобусов Земли и Луны; одновременно занимался изготовлением точных оптических инструментов, а также преподаванием географии и астрономии.
В 1536 году Меркатор обвенчался с лувенчанкой Барбарой Шеллекен. В 1537 году он выпустил карту Палестины на 6 листах, а в 1538 году — карту мира (на ней он впервые показал местоположение южного материка, существование которого долго вызывало сомнения). Эти две работы принесли Меркатору славу выдающегося картографа, и фламандские купцы заказали ему карту Фландрии, которую он составил в 1540 году. В том же году Меркатор издал брошюру «Способ написания латинских букв, который называется итальянским курсивом». В ней автор предложил использовать курсив для единообразного написания географических имён — и его предложение вскоре было принято научным сообществом.
В следующем году император Священной Римской империи Карл V поручил Меркатору изготовить набор астрономических инструментов. В 1541 году Меркатор создал глобус Земли, спустя 10 лет — глобус Луны и в 1552 году подарил их Карлу V.
В 1544 году Меркатор, сочувствовавший протестантам, был арестован по подозрению в ереси, но вскоре освобожден. Опасаясь за свою безопасность в католической Фландрии, он принял предложение герцога Вильгельма Юлих-Клеве-Бергского и переселился в Дуйсбург (княжество Клеве, Германия) в 1552 году.
В 1544 году Меркатор опубликовал карту Европы на 15 листах. На ней он впервые правильно показал очертания Средиземного моря, устранив ошибки, повторяющиеся со времён древнегреческого географа Птолемея. В 1563 году Меркатор составил карту Лотарингии, а в 1564 году — Британских островов (на 8 листах). В 1569 году Меркатор опубликовал «Хронологию» (Chronologia) — обзор астрономических и картографических работ. Через три года выпустил новую карту Европы на 15 листах, а в 1578 году — гравированные карты для нового издания «Географии Птолемея», затем приступил к работе над Атласом (этот термин впервые предложил Меркатор для обозначения набора карт). Первая часть Атласа с 51 картой Франции, Германии и Бельгии вышла в 1585 году, вторая с 23 картами Италии и Греции — в 1590 году и третья с 36 картами Британских островов была опубликована после смерти Меркатора его сыном Румольдом в 1595 году.
Умер Меркатор в Дуйсбурге 2 декабря 1594 года.
Память
- Именем Меркатора называются многие картографические компании.
- В 1935 г. Международный астрономический союз присвоил имя Меркатора кратеру на видимой стороне Луны.
- Изображен на бельгийских почтовых марках 1942 и 1962 года.
Семья
Меркатор был женат на Барбаре Шеллекен, с которой он обвенчался в 1536 году. У него было шестеро детей. Из трёх его сыновей лишь один — Румольд — пережил его. Сыновья Меркатора Румольд и Арнольд продолжили его дело (сын Бартоломей умер в возрасте 18 лет). Сыновья Арнольда Иоганн, Герард и Михаэль также стали известными картографами.
См. также
Напишите отзыв о статье "Меркатор, Герард"
Примечания
Литература
- Алейнер А. З., Ларионова А. Н., Чуркин В. Г. Герард Меркатор. (Фламандский картограф. 1512—1594). — М.: Географгиз, 1962. — 80 с. (Замечательные географы и путешественники).
- Л. Багров. История картографии. — М.: Центрполиграф, 2004. — ISBN 5-9524-1078-2.
- Mercator: The Man Who Mapped the Planet by Nicholas Crane, ISBN 0-8050-6624-1, Henry Holt & Company, Inc.; July 2002
- Atlas sive Cosmographicae Meditationes de Fabrica Mundi et Fabricati Figura (Atlas, or Cosmographical Meditations on the Frame for the World and its Form) by Gerardus Mercator, Duisburg, 1595; Lessing J. Rosenwald Collection, Library of Congress. ISBN 1-891788-26-4
- Gerard Mercator: His Life And Works, Elial F. Hall (1878), Journal of the American Geographical Society of New York, Vol. 10 pp. 163—196
Ссылки
- [expositions.nlr.ru/map_merkator/ Атлант мировой картографии: К 500-летию со дня рождения Герарда Меркатора (Виртуальная выставка РНБ)]
- [www.raremaps.com/gallery/detail/24163/Russia_cum_Confinijs_First_Edition/Mercator.html Карта «Россия и её соседи» Меркатора (1595)]
- [www.astroclassic.org/text/UranoGra/U%201%20Mercator.pdf Глобус Меркатора]
Отрывок, характеризующий Меркатор, Герард
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
