Мерль, Пьер Юг Виктуар

Пьер Юг Виктуар Мерль
Дата рождения	26 августа 1766(1766-08-26)
Место рождения	Монтрёй-сюр-Мер (ныне — в департаменте Па-де-Кале)
Дата смерти	5 декабря 1830(1830-12-05) (64 года)
Место смерти	Марсель (департамент Буш-дю-Рон)
Принадлежность	Франция Франция
Род войск	пехота
Годы службы	1781—1782; 1784—1816
Звание	дивизионный генерал
Сражения/войны	Сражение при Толосе Битва под Аустерлицем Первое сражение при Опорто (28 марта 1809) Второе сражение при Опорто (12 мая 1809) Сражение при Бусако Первое сражение под Полоцком Второе сражение под Полоцком
Награды и премии

Пьер Юг Виктуар Мерль (фр. Pierre Hugues Victoire Merle; 26 августа 1766, Монтрёй-сюр-Мер — 5 декабря 1830, Марсель) — французский военачальник, дивизионный генерал (с 24 декабря 1805 года).

Служба до, во время и вскоре после окончания Революции

Премудрости военного ремесла молодой Пьер Юг начал постигать ещё до начала Великой французской революции. Четвёртого мая 1781 года он записался в 53-й пехотный полк из Фуа, но уже 4 сентября 1782 года по неизвестной причине вышел в отставку.

В армию Мерль вернулся лишь два года спустя, 14 декабря 1784 года, и поступил гренадером в 80-й (Ангулемский) пехотный полк. 1 апреля 1789 года Пьер Юг добился долгожданного повышения — его сделали капралом, а уже через двадцать пять дней — капрал-фурьером. Звания старшего сержанта (18 апреля 1791), су-лейтенанта (19 июня 1792) и, наконец, лейтенанта (24 октября 1792) Мерль заслужил, сражаясь в армии Восточных Пиренеев под началом генерала Монсея.

Стойкость в бою храброго уроженца Па-де-Кале была замечена представителями народа при армии и Пьеру Югу, после присвоения чина капитана (1 мая 1793), предложили покомандовать артиллерийской ротой. Несмотря на перевод в фактически другой род войск, Мерль блестяще справился с возложенными на него обязанностями. С 1 сентября 1793 года, ему, коменданту форта Сокоа, усложнили задачу, предоставив в распоряжение целый батальон пушкарей, которым он руководил так же успешно, как некогда ротой.

Уже будучи бригадным генералом (с 14 апреля 1794) Мерль отличился в сражении за Толосу (9 августа), которую обороняли 8000 испанцев. На этот раз во главе двух эскадронов 12-го гусарского полка пехотинец-артиллерист стремительной атакой разгромил кавалерию неприятеля и на плечах отступавших ворвался в город. При этом его конники захватили 100 пленных и 2 мортиры, не говоря уже о складах с продовольствием и боеприпасами самой Толосы, которые не были уничтожены бежавшими в панике испанцами.

Генерал Монсей в своих донесениях неоднократно с похвалой отзывался о Мерле. Столь лестные рекомендации очень помогли Пьеру Югу, когда он служил в армии Берегов Океана (с 1 января 1796), Альпийской армии (с 11 июля 1797), а затем, в 8-м военном округе (с 13 октября 1797).

Ложный донос. Реабилитация и новые назначения

В начале сентября 1799 года клевета завистливых недоброжелателей чуть было не поставила жирный крест на безупречной карьере генерала. По обвинению в должностном преступлении Мерль предстал перед военным трибуналом, члены которого после рассмотрения материалов дела полностью оправдали Пьера Юга. Придя к власти, Наполеон Бонапарт направил реабилитированного генерала на административный пост сначала в 17-м (с января 1800), а затем в 14-м военном округе. До 1801 года Мерль служил в резервной армии и начальствовал в одном из районов 27-го военного округа. Его усердие и работоспособность были должным образом оценены в Париже, и 11 декабря 1803 году он стал кавалером, а 11 июня 1804-го — командором ордена Почётного легиона.

От Аустерлица до Бусако (1805—1810)

В октябре—ноябре 1805 года Мерль некоторое время исполнял обязанности губернатора Браунау. 2 декабря он достойно сражался при Аустерлице (во время атаки под ним одна за другой были убиты две лошади). Дождь наград, пролившийся на головы солдат и офицеров Великой армии после победы в «Битве трёх императоров», не обошёл стороной и Мерля. Двадцать четвёртого декабря ему было присвоено звание дивизионного генерала.

Следующей важной страницей в биографии Мерля стала война в Испании. Снова оказавшись на Пиренейском полуострове в начале 1808 года, генерал некоторое время командовал гарнизоном Памплоны. Позднее он участвовал в захвате Вальядолида и Сантандера, а также содействовал победе французов у Медины де Рипсе, за что был возведён в титул барона Империи и вошёл в когорту высших офицеров ордена Почётного легиона — 4 сентября 1808 года. 15 января 1809 года вместе с генералом Мерме опрокинул авангард британских войск, закрепившийся на высотах у Вилабоа.

В 1810 году во время экспедиции в Касерес (Эстремадура) наголову разбил восьмитысячный испанский отряд. В ходе неудачного для французов сражения у Бусако (27 сентября 1810) картечной пулей Мерлю раздробило руку (до этого он был тяжёло ранен у Опорто). На этом испанская эпопея для генерала фактически завершилась.

Война в России. Отступление во Францию

26 апреля 1812 года Мерлю было поручено возглавить 9-ю дивизию в составе 37-тысячного корпуса маршала Удино, которому после форсирования Немана, предстояло двигаться в направлении Санкт-Петербурга. Храбрость и самоотверженность Мерля в полной мере проявились в ходе первого и второго сражений за Полоцк. Так, при наступлении Великой армии солдаты его дивизии доблестно отражали атаки корпуса Витгенштейна, а в ходе ретирады французов из России, отбросив превосходящие силы противника, благополучно эвакуировали город вместе со всеми обозами и 140 орудиями в придачу. Отступив в Польшу, Мерль организовал сборные пункты для солдат, отбившихся от своих корпусов. После этого его назначили командующим 25-го военного округа, и он оставался на этом посту вплоть до Первой Реставрации Бурбонов.

Присяга на верность Бурбонам. Закат карьеры

За лояльное отношение к королевской династии Мерль был представлен к ордену Святого Луи (27 июня 1814), а затем определён на должность генерал-инспектора жандармерии.

В начале марта 1815 года Мерль в составе корпуса герцога Ангулемского двинулся навстречу «Корсиканскому Чудовищу» и овладел Пон-Сент-Эспри, который, опасаясь окружения, был вынужден очень скоро оставить, попутно отказавшись от смелого манёвра в направлении Мондрагона.

В 1816 году генерал, обеспеченный солидной пенсией (6000 франков), вышел в отставку. Пятого декабря 1830 года Пьер Юг Виктор Мерль скончался в Марселе на 65-м году жизни. Его имя выгравировано на западной стороне Триумфальной Арки в Париже.

Ссылки

• Мюлье Ш. [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k36796t.pagination Биографии известных военных деятелей сухопутных и военно-морских сил Франции 1789—1850]  (фр.)

Отрывок, характеризующий Мерль, Пьер Юг Виктуар

Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.