Месоамериканские кодексы

Месоамериканские кодексы — рукописные документы коренных народов Центральной Америки доиспанского и раннего колониального периода, где в основном в пиктографической форме освещаются исторические и мифологические события, религиозные ритуалы, хозяйственные темы (например, сбор податей), содержатся астрономические и гадательные таблицы и другие сведения.

Будучи каждый уникальным документом, эти своеобразные книги являются ценнейшим памятником месоамериканской культуры и истории. Их принято называть по именам их исследователей или владельцев либо по месту хранения (например, кодекс Ботурини или Ватиканский кодекс 3773). В настоящее время кодексы и их факсимиле находятся в библиотеках и музейных собраниях разных стран мира. Первым месоамериканским кодексом, переведённым на русский язык, стал Кодекс Теллериано-Ременсис (2010).

Технология изготовления

Слово «кодекс» происходит от латинского codex, что означало «кусок дерева», так как первоначально кодексы составлялись на деревянных табличках. Также и бумага для индейских кодексов изготавливалась из коры разных видов фикусов и на языке ацтеков называлась аматль (аст. āmatl), что в испанском превратилось в амате (исп. papel amate). В юкатекском языке эквивалентом является слово kopo (или устаревший вариант написания copo), а в языке майя классического периода — huun (или hun), что также означало «книга», «кора» или «одежда из коры».

Для того, чтобы изготовить бумагу, длинные полосы коры сдирали с деревьев и очищали волокно от толстого слоя внешней коры. Затем полосы несколько раз отмачивали в воде и высушивали, после чего отбивали на камнях или деревянных досках. Полученные листы, достигавшие в длину нескольких метров, шлифовали камнями до гладкости.

Кроме того, некоторые кодексы написаны на выделанной оленьей шкуре.

Затем листы грунтовали гипсом и наносили рисунки с одной или обеих сторон. Для кистей различного размера использовался кроличий мех, краски изготавливались из разведённых в воде минералов.

Сложенные гармошкой книги помещали в «обложки» из дерева или шкуры, которые часто украшались золотом и драгоценными камнями. Их можно было читать, переворачивая лист за листом либо развернув во всю длину.

История

Точно неизвестно, когда впервые появились бумажные рукописи. В Теотиуакане археологами были найдены камни, датирующиеся VI веком н. э., которые напоминают камни, использовавшиеся при изготовлении бумаги. У майя бумажные книги получили широкое распространение примерно в конце IX века, также есть данные, что майя и другие народы, например, сапотеки и тольтеки, изготавливали бумажные рукописи уже в III в н. э., а книги — около 660 года.

У ацтеков изготовление бумаги было развитой индустрией, поставлявшей большое количество аматля для различных целей, в том числе для создания книг и документов. Кроме того, в Тешкоко находилась библиотека с обширной коллекцией майяских, сапотекских и тольтекских рукописей.

После начала колонизации Америки испанцами кодексы, как и другие памятники истории и культуры коренных народов, без счёта уничтожались в ходе порабощения и насильственной христианизации. Множество рукописей погибли в ходе битв, например, при осаде Теночтитлана в 1521 году. Вследствие этого до нашего времени сохранилось лишь небольшое число индейских рукописных книг доколумбовой эпохи. Из них большинство отсылались в Испанию в качестве трофеев и древностей.

Однако некоторые кодексы создавались и в колониальный период, так как европейские миссионеры полагали с их помощью более эффективно обращать индейцев в христианство. Для этого местные художники делали рисунки, к которым затем добавлялись подписи и объяснения на испанском или местных языках, записанных латинским алфавитом, а иногда на латыни. Помимо того, монахи, особенно францисканцы, стремились зафиксировать местные обычаи и верования. Так появилось множество своеобразных «иллюстрированных энциклопедий» местной жизни.

Историк Дамиан Бака считает, что «колониальные кодексы предназначались для того, чтобы перестроить умы и память коренных месоамериканцев. Эти кодексы, даже созданные самими ацтеками, представляли собой исторический нарратив с господствующей испанской точки зрения». Однако это позволило сохранить пиктографическую традицию. Следует ещё отметить, что многие поздние рукописи были основаны на более ранних, доиспанских, или целиком скопированы с них.

В настоящее время известно около пятисот колониальных кодексов, и, вероятно, по мере научных изысканий их число будет увеличиваться.

Классификация

В основном кодексы классифицируются в зависимости от их происхождения; кроме того, выделяется группа неизвестного происхождения. Также кодексы делятся на доколониальные и колониальные.

Ацтекские кодексы

Самая многочисленная группа кодексов, большую часть которой составляют документы, написанные после колонизации. Сохранилось несколько сотен кодексов, ниже представлены наиболее известные.

кодекс Аскатитлан кодекс Ботурини Бурбонский кодекс Ватиканский кодекс A (3738) кодекс Вейтия кодекс Коскатцин карта Куаутинчана

кодекс Мальябекиано кодекс Тудела кодекс Иштлильшочитль кодекс Мендоса кодекс Рамирес кодекс Обен кодекс Осуна

кодекс Теллериано-Ременсис анналы Тлателолько кодекс Уэшоцинко Флорентийский кодекс кодекс Чимальпопоки (Легенда о Солнцах) кодекс Шолотль Libellus de medicinalibus indorum herbis

Кодексы майя

Лишь несколько дошедших до наших дней рукописей индейцев майя. Названы по библиотекам, в которых находятся.

Кодекс Гролье
Дрезденский кодекс
Мадридский кодекс
Парижский кодекс

Миштекские кодексы

В основном исторического содержания.

кодексы Беккер I и II
кодекс Бодли
кодекс Виндобоненсис
кодекс Зуш-Наттолл
кодекс Коломбино
кодекс Селден
кодекс Эгертон

Группа кодексов Борджиа

Происхождение и создатели этой группы кодексов неизвестны. Посвящены религиозной тематике.

кодекс Борджиа
кодекс Лауд
Ватиканский кодекс B (3773)
кодекс Коспи
кодекс Фейервари-Майер
кодекс Риос
кодекс Порфирио Диас
рукопись Обен № 20

Источники

• [www.ischool.utexas.edu/~cochinea/html-paper/g-pierce-03-papermaking.html History of Pre-Columbian Mesoamerican Papermaking and Modern Uses of Amate]
• [www.lib.uci.edu/libraries/exhibits/meso/sacred.html Realms of the Sacred in Daily Life_ Early Written Records of Mesoamerica]
• [www.famsi.org/ Foundation for the Advancement of Mesoamerican Studies (FAMSI)]
• Альва Иштлильшочитль, Фернандо де. [kuprienko.info/don-fernando-de-alva-ixtlilxochitl-historia-de-la-nacion-chichimeca-su-poblacion-y-establecimiento-en-el-pais-de-anahuac-al-ruso/ История народа чичимеков, его поселения и обоснования в стране Анауак.]. www.kuprienko.info (22 марта 2010). — пер. с исп. - В. Талах, Украина, Киев, 2010. Проверено 23 марта 2010. [www.webcitation.org/618rn3DCA Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
• Анонимные авторы. [books.google.ru/books?printsec=frontcover&id=8Q0DFMQYchUC#v=onepage&q&f=false Кодекс Мальябекки] / Ред. и пер. В.Н. Талаха, С.А. Куприенко. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 202 с. — ISBN 978-617-7085-04-0.
• Анонимный автор. [kuprienko.info/codice-mendoza/ Кодекс Мендоса] / Ред. и пер. С. А. Куприенко, В. Н. Талах.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 308 с. — ISBN 978-617-7085-05-7.
• Пресвитер Хуан; Антонио Перес; фрай Педро де лос Риос (глоссы). [kuprienko.info/codice-mexicano-385-telleriano-remensis-con-codice-rios-codex-azteca/ Мексиканская рукопись 385 «Кодекс Теллериано-Ременсис» (с дополнениями из Кодекса Риос)] / Ред. и пер. С. А. Куприенко, В. Н. Талах.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 317 с. — ISBN 978-617-7085-06-4.
• [kuprienko.info/skazaniya-o-solntsah-mify-i-istoricheskie-legendy-naua/ Сказания о Солнцах. Мифы и исторические легенды науа] / Ред. и пер. С. А. Куприенко, В. Н. Талах.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2014. — 377 с. — ISBN 978-617-7085-11-8.
• Талах В.Н., Куприенко С.А. [kuprienko.info/talah-v-n-kuprienko-s-a-amerika-pervonachal-naya-istochniki-po-istorii-majya-naua-astekov-i-inkov/ Америка первоначальная. Источники по истории майя, науа (астеков) и инков] / Ред. В. Н. Талах, С. А. Куприенко.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 370 с. — ISBN 978-617-7085-00-2.

См. также

• Месоамериканские системы письма

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Месоамериканские кодексы
• [mesoameric.narod.ru/ Кодексы индейцев Мезоамерики]

Отрывок, характеризующий Месоамериканские кодексы

Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.