Месопотамия (римская провинция)

Месопотамия (лат. Mesopotamia) была одной из восточных римских провинций.

В 113 году император Траян начал войну против давнего противника Римской империи — Парфянского царства. В 114 году он завоевал Армению, которая была превращена в провинцию и к концу 115 года покорил Северную Месопотамию. В начале 116 года на её территории была организована провинция, что было отмечено чеканкой монет.

Позже, в том же году, Траян вторгся в центральную и южную Месопотамии, расширив уже существующую провинцию, а затем переправился через реку Тигр в Адиабену, которую он сделал провинцией Ассирия. Но как только Траян скончался, его преемник Адриан отказался от завоеваний своего предшественника к востоку от реки Евфрат, которая вновь стала восточной границей Римской империи.

Северная Месопотамия, в том числе и Осроэна, перешла под римское владычество после кампании Луция Вера в 161—166 годах, но эти области не были официально объединены в провинции, а наоборот, они были оставлены местным вассальным правителям, хотя римские гарнизоны были сохранены, в частности в Нисибисе. Власть римлян в тех местах пошатнулась в 195 году, во время гражданской войны между Септимием Севером и Песценнием Нигером, когда там вспыхнуло восстание, а Нисибис был осажден. Север быстро восстановил порядок и превратил Осроэну в полноправную провинцию. Затем Север начал войну против Парфии, которую он успешно завершил штурмовав парфянскую столицу Ктесифон. Кроме того, император восстановил провинцию Месопотамию в 198 году со столицей в Нисибисе, которая была возведена в статус колонии.

В отличие от провинции Траяна, которая охватывала всю Месопотомаю между реками Тигр и Евфрат, новая провинция была ограничена на юге Осроэной, Тигром и Евфратом на севере и рекой Хаборас (современный Хабур) на востоке. Эта территория стала яблоком раздора между римлянами и иранцами в ходе римско-персидских войн. В суматохе, последовавшей за годом шести императоров в 239—243 годах, Ардашир I, основатель новой Сасанидской державы, заменившей ослабевших парфян, атаковал и захватил Месопотамию, но она был восстановлена префектом претория Тимисефеем до его смерти в 243 году. В 250-х годах персидский царь Шапур I напал на Месопотамию и воевал с римским императором Валерианом I, которого он пленил у Эдессы в 260 году. В следующем году Шапур был разбит правителем Пальмиры Оденатом и изгнан из Месопотамии.

В соответствии с реформами Диоклетиана и Константина I, Месопотамия стала частью диоцеза Восток, который в свою очередь был подчинен преторианской префектуре Востока. Нисибис и Сингара наряду с территории Адиабены, завоеванные при Диоклетиане, были утрачены после неудачного похода Юлиана II в 363 году и столица была перенесена в Амиду, в то время как местоположение дукса Месопотамии (наместник) находилось в Константине. Также в состав провинции входили города Мартирополис и Кефас.

После того, как началась война с персами в 502 году, император Анастасий I построил крепость Дару в противовес Нисибису и служившей новой базой дуксу Месопотамии. В ходе реформ Юстиниана I провинция была разделена: северные районы с Мартирополисом отошли провинции Армения IV, а остальные были разделены на два гражданских и церковных округа, один (регион к югу от реки Тигр) со столицей в Амиде и другой (район Тур Абдин) со столицей в Даре. Провинция сильно пострадала во время почти постоянных войн с Персией в VI веке. В 573 году персы даже взяли Дару, но восточные римляне восстановили её в соответствии с миром 591 года. Они потеряли Месопотамию ещё раз во время великой войны 602—628 годов, а затем вернули, но окончательна провинция была потеряна в результате мусульманских завоеваний в 633—640 годах.

Литература

• Bennett, Julian (1997). Trajan: Optimus Princeps. Routledge. ISBN 0-415-16524-5.
• Kazhdan, Alexander, ed. (1991), Oxford Dictionary of Byzantium, Oxford University Press, ISBN 978-0-19-504652-6
• Mommsen, Theodor; Dickson, William Purdie; Haverfield, Francis (2004). The provinces of the Roman Empire: from Caesar to Diocletian, Vol. II. Gorgias Press LLC. ISBN 978-1-59333-026-2.
• Southern, Pat (2001). The Roman Empire from Severus to Constantine. Routledge. ISBN 978-0-203-45159-5

Отрывок, характеризующий Месопотамия (римская провинция)

И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…